Летописный замок (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич. Страница 33

Он высыпал в смуглую ладошку Смаклы все монеты, кроме одной. Её он оставил на всякий случай, чтобы не просить каждый раз у гоблина мелочь:

— Будешь расплачиваться за проезд, ночлег и харчи.

Смакла, не веря, смотрел на деньги округлившимися глазами. Его слегка заострённые уши вдруг запылали.

— Ты почто мне деньги свои отдал? — спросил он хрипло.

— По то, — исчёрпывающе объяснил Стёпка. — Отдал, потому что отдал. Чем ты недоволен?

— А ну как я их тебе не возверну?

— Ну и не надо. Ты что, не понял? Нам же всё равно вместе идти. Куда ты без меня?

— Знамо, никуды, — согласился Смакла. Такое объяснение его, похоже, вполне устроило. Он запустил пятерню в волосы. — Тады это… Харчами надо бы запастись.

— Себе покупай, а мне не надо. У меня уже всё есть. Мне Серафиан вот такую котомку со всякими припасами… это… прислал.

— Эвон как! — Смакла был окончательно сражён. — А я думал, что он…

Стёпка не успел узнать, что гоблин думал о чародее. Из-под арки ворот с шумом, лязгом и звоном подков вырвалась кавалькада всадников. Чтобы не угодить под копыта, мальчишкам пришлось прижаться к стене.

Перед Стёпкой замелькали конские головы, гривы, багряные с золотом щиты и плащи, кольчуги, мечи в ножнах, копья, бородатые лица воинов, островерхие шлемы, притороченные к седлам сумки, снова гривы, щиты и хвосты… Около двадцати верховых промелькнули, прогремели подковами по камням. Резко напахнуло конским потом.

— Дорогу! Дорогу князю!

Невозмутимые гоблины нехотя принялись раскатывать по сторонам свои повозки. Но свободного пути дальше всё равно не было: мешали сваленные кое-как камни, брёвна и бочки. Всадники, бранясь, осаживали разгорячённых коней.

Князь не кричал, не ругался. Бросив повод набежавшим слугам, он легко спешился, приказал что-то склонившемуся к нему воину, окинул коротким взглядом стены замка, двор и, убедившись, что напрямик ему не пройти (ну не перебираться же ему через эти завалы досок, брёвен, камней и песка), направился назад, туда, где стояли мальчишки.

Он не отличался ни ростом, ни особенной статью, и только чёрные пластинчатые доспехи с серебряной насечкой выделяли его среди остальных воинов. Да ещё, пожалуй, лицо — оно сразу приковывало к себе внимание. Это было лицо человека, с малых лет умеющего и привыкшего повелевать, человека, сознающего свою власть и знающего, как ею пользоваться. Кроме того, это было лицо человека недоброго, возможно даже, злого. Человек с таким лицом запросто мог приказать своим воинам зарубить какого-нибудь крестьянина, виновного только в том, что подвернулся под руку в недобрый час.

Он прошёл быстрым решительным шагом мимо мальчишек, прошёл очень близко и не заметил. Кто они были для него? Никто, мелочь, голь, шелупонь безродная. Стёпка успел разглядеть презрительно прищуренные глаза, короткую бородку, густые усы, уже тронутые сединой, да ещё щедро украшенную самоцветами рукоять подвешенного на широком ремне меча.

За князем, слегка приотстав, шагал высокий и довольно худой воин с каким-то серым, бесцветным лицом, на котором выделялись только пронзительно-голубые глаза и длинные вислые усы. Кольчуга его была попроще княжеской, меч не блистал каменьями, на плаще не красовался родовой герб, но голову воин держал не менее гордо и по сторонам посматривал с тем же презрительным превосходством, мол, видали мы и не такие замки и вообще вы все здесь деревенщина дремучая, мхом заросшая, и скоро мы вас всех к ногтю, к ногтю.

Он скользнул невидящим взглядом по Стёпкиному лицу, прошёл мимо, шага через три споткнулся вдруг о невидимую преграду и как-то испуганно и чересчур быстро оглянулся. Стёпка встретился с ним взглядом и почувствовал мгновенный приступ необъяснимого страха. Сердце кольнуло изнутри ледяной иглой, на душе стало отчего-то нехорошо, как после ссоры с лучшим другом. Под рубашкой шевельнулся страж, и Стёпка заново ощутил его увесистую бронзовую тяжесть.

Воин оглянулся ещё раз, потом, не желая отставать от князя, прибавил шагу. Навстречу им уже спешили, уже встречали князя поклонами; слуги гнали прочь зазевавшихся плотников, из распахнутых дверей важно выступал почтенный белобородый чародей…

Стёпка поморгал — у него было такое ощущение, словно соринка в глаз попала. Страж тихонько ворохнулся и затих.

— Кто это был? — спросил Стёпка.

— Светлейший князь Бармила, — без особого почтения отмахнулся гоблин. — Хотел до самого придела верхом. Привык у себя мужиков копытами топтать.

— Он у вас здесь самый главный?

— Самый главный у нас отец-заклинатель, — Смакла показал глазами вверх, куда-то туда, где, видимо, находились апартаменты замкового начальства. — Главнее его никого нету! Перед ним даже Серафиан — тьфу! А князь царём прислан с важным поручением. Мне дед Жварда давеча сказывал.

— Так здесь, значит, и царь есть? — спросил Стёпка. Почему-то это его удивило.

— Знамо, есть, — сказал Смакла опять же без какого-либо почтения. — Куды ж ему деться, коли он царём посажен.

— А где он у вас сидит?

— Он не у нас сидит. Он в Кряжгороде сидит, Великой Весью правит. А нам он не указ, нету над нами его власти.

— Ты там бывал, в Кряжгороде?

— Куды мне! Там даже мой деда не бывал. Шибко далёко. Ну, пошли уже, я харчей себе прикуплю… — Смакла покосился на Стёпку, не запротивится ли тот вдруг такой трате общих денег. Мало ли что он там поначалу говорил, а ну как да передумал уже.

Стёпка не мог забыть испугавший его взгляд серолицего воина. Страж уже успокоился, но заноза в душе осталась, и ощущать её было неприятно.

— А этот, который вместе с князем шёл, он кто?

Смакла зябко передёрнул плечами и скорчил недовольную гримасу, словно что-то горькое раскусил:

— Князевой светлой персоны верный колдун-оберегатель. Полыней кличут. Ты о нём меня больше не спрошай… И никого не спрошай.

— Почему?

— Болтают о нём всякое разное. Неладное, мол, творит.

— Но спросить-то можно. Что он такое творит?

— Ежели ты о нём спрошаешь, выходит — ты его вспоминаешь. А он колдун. Колдуны завсегда чуют, ежели кто о них припомнит или там обложит за глаза недобрым словом. Он тебе потом во сне явится и отомстит. Или порчу какую наведёт, — Смакла вдруг рассердился. — Пошли уже!

Оказалось, что в замке можно приобрести буквально всё. Причём, почти не сходя с места. Через полчаса Смакла стал обладателем крепкого дорожного мешка, основательно набитого всяческой снедью, забавной войлочной шляпы, хороших, хоть и слегка великоватых штанов взамен своих рваных, и обоюдоострого ножа с костяной рукояткой, потому что «без хорошего ножа в тайге хана». А под конец Стёпка уговорил гоблина купить ещё и сапоги, поскольку те бесформенные чуни, в которых щеголял Смакла, ну никак не годились для дальнего похода по лесам и горам. Это даже Степану было ясно, хоть он и не мог назвать себя опытным путешественником. Смакла легко позволил себя уговорить и без сожаления расстался с чунями. И на всё про всё у них ушёл лишь один серебряный кедрик, одна двадцатая золотого драка. На самом деле у них ушло намного, намного меньше, потому что гоблин сплутовал и полученные даром от земляков харчи и шляпу ловко выдал за покупку, а разницу припрятал в другой карман, на собственные, так сказать, нужды и потребности. Стёпка же хоть и решил прежде, что целиком гоблину доверять не будет, обмана не заметил. Зато он понял удивление Смаклы, получившего вдруг такую значительную сумму из рук демона.

Покупать нужные и полезные вещи было приятно. Хотелось приобрести ещё что-нибудь, ещё много чего-нибудь, но Стёпка сумел себя сдержать, потому что все вещи, даже самые нужные, предстояло тащить на себе. А мешок уже и без того заметно оттягивал худые плечи младшего слуги.

— Смакла, сколько может стоить конь? — спросил он, когда они уже вернулись в каморку.

— Ко-онь, — протянул гоблин, любуясь пусть не новыми но, как выяснилось, первыми в его жизни настоящими и только ему принадлежащими сапогами. — Конь много может стоить. Мой деда сторговал у купцов мерина за пол-драка.