Место Снов - Веркин Эдуард. Страница 57

– Не знаю. Там все как-то…

– И что?

– Там всем на все плевать. Никто ничего не замечает. Что-то делают, делают… Вот ты рыбу ловить любишь?

– Не очень.

– А я люблю. Знаешь, в рыбалке много загадочного. Есть такая рыба – лещ, знаешь?

– Ну.

– А есть подлещик.

– Подлещик – это маленький лещ, – сказал Зимин. – Чего тут загадочного?

– Так вот, там, где я жил, все рыбаки считали, что лещ и подлещик – это разные рыбы. Потому что переходная форма попадается очень редко. Мне в последнее время кажется, что дети и взрослые – это тоже разные виды…

– И ты об этом серьезно думаешь? – спросил Зимин и посмотрел на Сержанта с удивлением.

– Думаю. Мне уже пора думать. Думать – это и означает становиться взрослым. Взрослые – это…

Сержант прислушался к ночи.

– Турбина начинает барахлить, хорошая турбина, ее, знаешь ли, с затонувшего британского эсминца сняли…

У Сержанта появилось лицо человека, которому не хочется произносить разные глупости, но он их почему-то все равно говорит…

– Мне иногда кажется, что тут какой-то заповедник, – Сержант почесал ногу. – Здесь оказываются те, кто еще не успел стать таким же, как они… Хотя всякие попадают…

– Мне надо уйти, – сказал Зимин.

– Я тут хотел до океана дойти, да видно, уж теперь не дойду, – будто не услышал Сержант. – Там здорово, у океана…

– А почему ты…

Зимин хотел спросить, почему Сержант боится, но спросил по-другому.

– Почему ты тут дальше жить не хочешь? – спросил Зимин.

– Устал, – ответил Сержант. – Тупо… А там страшно. Да и здесь все меняется… Раньше этих полосатиков было! До фига. Везде висели. А потом их перестреляли. Все какие-то озлобленные приходят. Всем стрелять хочется… Еще четыре года назад все по-другому было. Краснота, говорят, какая-то там…

Сержант махнул в сторону ночи.

– Пойдем со мной, – предложил Зимин. – Там, куда я иду, хорошо.

– Не, не пойду, – покачал головой Сержант. – Не хочу умножать тупость.

– Зря. А я ухожу.

Зимин положил на камни бластер и стал отстегивать бронепластину.

– Оставь себе, – сказал Сержант. – Загляни на склад, там дежурного нет, возьми чего-нибудь… Хотя нет.

Сержант зашел за порог, вынес Зимину подсумок.

– Тут две батареи, – сказал он. – Может, хватит. Тут на самом деле недалеко. Только идти надо ночью. И еще вот кое-что… Сохранил.

Сержант передал Зимину меч. Тот, что когда-то подарила Лара.

– Вообще-то, конечно, не полагается, но правила и созданы для того, чтобы их нарушать.

Зимин закинул подсумок на правое плечо, меч на левое.

– Слушай, скажи, только честно? – попросил Зимин.

– Ну, попробую. Но не обо всем можно говорить, ты же сам знаешь.

Зимин тоже почесался, спросил:

– Я понимаю, мечи, арбалеты и броню можно сделать самостоятельно. Эльф может сделать лимонад или керосин, гномы еду добывают. Батареи заряжаются от паротурбины… Откуда паротурбина? Откуда танк? Ведь танк или бластер на коленях не сделаешь. И эльф не сделает, я-то знаю. Откуда здесь сложные технические вещи?

Сержант посмотрел в пустыню.

– Ты прав, Зима, – сказал он. – Сложные вещи нельзя материализовать. Но есть один человек.

Сержант замолчал.

– Его зовут Механик, – сказал Сержант. – Его нельзя найти. Он сам приходит. Только очень редко. Он приходит, и тогда его можно попросить что-нибудь достать. И он может это сделать. Танк. Пару ящиков экспериментального оружия. Портативную электростанцию. Парогенератор. Не знаю как, но он может доставать эти вещи. Только его в последнее время нет что-то давно… Вон звезду видишь? Справа от Второй Большой Медведицы?

– Вижу.

– Это Глаз Волка. Надо все время идти на него, и через две ночи выйдешь к своей Бирюзовой Горе.

– Пойдем со мной.

– Не.

– Глина собирается…

– Я знаю.

Зимин протянул руку. Сержант пожал.

– Догонять не будут? – спросил Зимин.

– Скажу, что тебя мертвяк утащил, – улыбнулся Сержант.

– Кто назвал лагерь так? «Победа или Смерть»?

– Я. А что, не нравится?

Зимин не ответил.

– Ладно, – сказал он. – Увидимся, наверное…

– Ну. Может быть.

Глава 22

Чертополох

Зимин понял, что что-то не так. Звенящий Бор изменился. Он пожелтел. Листья качались на невидимом ветру, отрывались и падали. Солнце отражалось от их гладких поверхностей и играло, как по воде бликами. Листопад, кривой подагренный старик, пришел на Бирюзовую Гору и обосновался здесь твердо. Он выглядывал из-за каждого ствола, гримасничал в спину. Зимин подумал, что картину осени прекрасно дополнил бы повесившийся на толстой ветке Винни-Пух. Он ведь был, кажется, шизофреник? Запросто мог повеситься. На веревке от воздушного шарика. И утопленник Иа тоже наверняка шизик.

Подумал и сразу же испугался, вспомнив, что некоторые мысли и желания в Звенящем Бору исполняются, не отходя от кассы.

Зимин шагал по тропинке и очень скоро встретил единорога. Любопытный единорог подошел к Зимину, и тот увидел, что шерсть на морде единорога поседела, а глаза выцвели и затянулись белесой пленкой. Зимин достал из мешка саксаул, но единорог отвернулся и саксаул не принял. Его витой рог покрылся черным налетом, и в нем больше не было видно морских волн.

Зимин прибавил шагу.

Хрустальные столбы выветривались и больше не пели, маленькие осколки осыпались со столбов белой чешуей и укладывались на земле в слово «вечность». Зимина вечность бесила, он смел ее сапогом и двигался дальше.

– Ненавижу вечность, – бормотал Зимин. – К черту вечность…

Листья плотно засыпали прозрачную дорогу, иногда они доходили до колен, тогда Зимину приходилось прыгать по камням, и это весьма замедляло продвижение.

Зимин добрел до водопада, но его больше не было. Вода перестала течь, ручей превратился в пруд, пруд превращался в болото, по поверхности ползла ряска, кое-где высунулись лилии, символ плохо кончившей французской монархии. Сам мост обвалился. Под березой сидел серый пожухлый куль. Зимин подошел поближе и увидел, что это мостовик, тот самый, что угощал их голубикой. В подаренном Ларой макинтоше. Макинтош выцвел, как глаза единорога. Мостник держал в руках серебряную кружку, серебро почернело от смерти.

Зимин хотел его похоронить, но мостник распался в сухую траву и прах, испачкав смертью ладони.

Зимин присел у воды и опустил в нее руки. Вода была теперь теплая и густая, к пальцам устремились суставчатые черные пиявки, и Зимин руки выдернул. Он снял с плеча бластер, навел разрядник в кучу пиявок и нажал курок. Выстрела не последовало. Зимин нажал еще раз. Нет. Он проверил заряд, заряд был. Зимин выщелкнул батарею, свинтил предохранитель, стукнул цилиндр днищем о камень и бросил в воду. Не сработало. Пиявки собирались к берегу, на воде шевелилось жирное черное пятно, которое разрасталось на глазах. Зимин подобрал палочку и сунул в пятно, пиявки мгновенно поползли вверх, Зимин отбросил прутик и отпрыгнул от ручья.

Болото он обошел с левого фланга, от болота до дома Лары он бежал. Здесь листьев не было, но бежать было тяжело, песчаная дорожка поменяла свою структуру, песок стал мелким, сыпучим и пропускал через себя сапоги. Но Зимин старался. Он отстегнул броню и бросил все оружие, только меч оставил. Чтобы только бежать.

Дом стоял на месте, на бугре зеленой травы, под вечнозеленым дубом, под красной высокой сосной, на самом пересечении мира. Сначала Зимину даже показалось, что дом не изменился, что все осталось по-прежнему, стоит подняться на крыльцо, позвонить в колокольчик – дверь откроется и появится Лара, скажет: «пойдем, что ли, блинов поедим» или «хочешь квасу»… Но колокольчика не было, он валялся на земле у крыльца, внутри его жила беспечная лягушка. Зимин подошел поближе и увидел, что окна дома разбиты, ставни умерли, а сквозь крышу тянется несознательная трава.

– Лара! – позвал Зимин. – Лара!