Кошмары Серебряных прудов - Устинова Анна Вячеславовна. Страница 17

Жанна кивнула.

— И еще…

Не договорив, Пелагея резко поднялась со скамьи, подошла к буфету, выдвинула один из многочисленных ящичков и достала оттуда шесть чем-то наполненных холщовых мешочков. Один из них она протянула Жанне.

— Этот повесишь посреди комнаты, где спишь. Оберег тебе будет.

— А маме? — взяв в руки мешочек, спросила Жанна.

— Ты к ней сегодня в больницу пойдешь? — поинтересовалась Пелагея.

— Да нет. К ней пока не пускают.

— Ладно, — махнула рукой Пелагея. — Тогда твою маму беру на себя. До завтра можешь не волноваться.

Затем она протянула нам остальные мешочки.

— После того как соберете пыль, посыпете из них вдоль всех стен. Особенно тщательно возле двери и окон.

— Хорошо, — кивнула Жанна.

— Ну, ладно. Идите с богом.

— Ой, а деньги? — смущенно произнесла Жанна.

— Вперед не беру, — отрезала Пелагея. — Сперва надо дело сделать. Так что до завтра. Хотя нет. Постойте. — Она вдруг замерла, к чему-то прислушалась, подошла к окну, отодвинула занавеску и, глянув во двор, потянулась за фонариком. Затем уже на ходу бросила: — Посидите пока, я скоро, — и выскользнула во двор.

Мы покорно опустились на скамью. Тут же непонятно откуда в комнате возник Барсик. Громко мурлыкая, он начал тереться о наши ноги, а потом вообще вспрыгнул ко мне на колени. Я осторожно почесал его за единственным ухом. Барсику это понравилось. Его мурлыканье стало напоминать рев реактивного двигателя.

— Куда же это Пелагея ушла? — спросила Жанна.

— Наверное, что-нибудь во дворе случилось, — предположил я.

Мы стали слушать. Однако так ничего и не услышали. Лишь Барсик продолжал мурлыкать, да в керосиновой лампе мерно потрескивал фитиль.

— Пойду все-таки в окно посмотрю, — поднялась на ноги Жанна.

Барсика мигом как подменили. Соскочив с моих колен, он решительно преградил ей путь.

— Да ты что? — удивилась она. Барсик в ответ зашипел, как змея.

— Похоже, его оставили нас сторожить, — поделился я с Жанной.

— Скажешь тоже. — И, не поверив, она предприняла еще одну попытку выйти из дома.

Тщетно. Бдительный Барсик не дал ей сделать ни шагу. Когда же она стала упорствовать, рыжий бандит угрожающе поднял лапу с длинными выпущенными когтями. Жанна вновь опустилась на скамью.

— Полный порядок, — неожиданно раздался голос Пелагеи.

Не понимаю, как ей удалось столь бесшумно войти?

— Чего сидите? Поднимайтесь, и в путь. Мне Барсика кормить надо, — поторопила хозяйка.

Быстро натянув куртки и шапки, мы вышли следом за Пелагеей на крыльцо.

— До свидания, — сказала Жанна.

— До скорого свидания, — подчеркнула Пелагея.

Дверь за ней со скрипом закрылась. Нас вновь окружала полная тьма, которая успела за это время еще сильнее сгуститься. Лишь на углу переулка путеводной звездой маячил фонарь. Мы пошли на него.

— Скорее домой, — торопила Жанна. — Чего ты, Фома, еле двигаешься.

Упрек был несправедливым. Я изо всех сил стремился как можно быстрей достичь границ цивилизации. Но мою спутницу, видимо, охватило еще большее нетерпение.

— Давай, давай, Федор, — тянула меня за рукав она.

Кончилось тем, что я перешел почти на бег и ощутил себя марафонцем на дистанции. В общем, к родному дому мы вернулись гораздо скорей, чем дошли сюда.

— Сейчас зайдем ко мне, — уже в лифте сказала Жанна. — Узнаем у тети Оли, что с мамой.

Однако в квартире Тарасевичей нас встретил лишь одинокий Пирс. Против обыкновения, он пренебрег обычным своим ритуалом приветствия с высокими прыжками и облизыванием лиц. Лишь, мрачно поглядывая на нас, сперва обнюхал мои джинсы, а потом Жаннины.

— Пирсик, что с тобой? — Жанна склонилась к нему и пощупала нос. — Нет, холодный. Значит, здоров.

Пес опять принялся шумно обнюхивать мои ноги. Потом зашелся заливистым лаем.

— Все ясно, — разобрал меня смех. — Жанка, он почуял Барсика.

Лай сменился рычанием. Затем Пирс, скуля, побежал в кухню.

— Наверное, есть хочет, — сказала Жанна. — Но ему на сегодня хватит. Я уже его кормила.

Я посмотрел на часы. Предки вот-вот должны вернуться с работы. Значит, мне надо домой. О чем я и объявил Жанне.

— Слушай, а может, пока они еще не пришли, сделаем все, что надо? — вопросительно посмотрела она на меня.

Я понял: она по-прежнему боится сидеть одна дома и, вероятно, рассчитывает, что, пока мы соберем пыль и рассыпем вдоль стен защитное зелье из мешочков, тетя Оля наверняка успеет доехать.

— Почему бы и нет? — нарочито бодро откликнулся я, и мы принялись за дело.

С пылью возникли большие проблемы. Выяснилось, что Юлия Павловна каждый день тщательно пылесосит квартиру и моет пол. Сегодня, естественно, она этого не делала, так как была в больнице. Но со вчерашнего дня пыль, естественно, еще не скопилась, и мы собирали ее в каждом углу буквально по микрону. Выход пришел в голову мне. Вооружившись кухонным ножом, я принялся скрести под плинтусами и хоть немного, но все-таки там обнаружил.

Мы тщательно ссыпали драгоценные пылинки в Пелагеин мешочек и перевязали ниткой.

Пирс все это время уныло бродил за нами, тщательно обнюхивая плинтусы. Наверное, по его мнению, столь долго и упорно можно искать лишь то, на что можно поохотиться. Но никаких заманчивых запахов он не учуял и наконец потерял всякий интерес к нашей деятельности.

Положив мешочек с пылью на письменный стол, Жанна достала оберег.

— Ну, и куда мы его повесим? — обвел я глазами комнату.

— Раз сказала в середине, значит, на люстру, — решила Жанна.

Скинув ботинки, я полез на стул и зацепил тесемку мешочка за рожок. Тут же раздался тоскливый вой Пирса. От неожиданности я едва не грохнулся со стула на пол.

— Наверное, он что-то чует, — испуганно покосилась на пса Жанна.

Не успела она это произнести, зазвонил телефон. Мы уставились друг на друга. В настойчивых звонках, сменивших вой Пирса, нам почудилось что-то зловещее. Жанна никак не решалась взять трубку.

— Слушай, все-таки надо подойти, — наконец пришел в себя я.

Жанна кивнула, но с места не двинулась. Я медленно поднял трубку и поднес к уху.

— Слушаю.

— Это кто? — раздался в ответ женский голос. Я узнал тетю Олю.

— Ольга Николаевна, это Федя.

— Где Жанну носит? — недовольно осведомилась подруга Юлии Павловны. — Битый час не могу дозвониться.

— Мы гуляли, — скороговоркою произнес я. — Сейчас я ее позову.

Протягивая трубку Жанне, я заметил, что глаза у нее широко раскрылись от ужаса и занимают теперь едва ли не пол-лица.

— Тетя Оля, как мама? — выкрикнула она.

Пауза. Однако по Жанниному лицу я увидел, что она несколько успокоилась. У меня тоже отлегло от сердца. Видимо, все не столь плохо, как мы опасались.

— Значит, маме не хуже, — наконец проговорила девочка.

Снова пауза, но короче прежней. И Жаннин ответ:

— Ох, к девяти будете? Хорошо, тетя Оля, жду.

И она положила трубку.

— Маме не хуже, но и не лучше. Температура пока держится. Врачи говорят — осложнение, но состояние стабильное.

Честно сказать, информация не сильно меня ободрила. Выходит, Юлии Павловне все еще стабильно плохо, и кто знает, чем это может кончиться? Однако мне и в голову бы не пришло делиться с Жанной подобными опасениями. И я ишь деловито произнес:

— Давай в темпе сыпать те порошки.

«Кто знает, вдруг и правда поможет», — добавил про себя я. Во всяком случае, что-то надо было делать. А ничего, кроме этого, мы сейчас не могли.

Сбор пыли оказался сущей безделицей по сравнению со второй частью операции. Легко сказать: «Посыпьте вдоль всех стен». Видимо, «бабка» Пелагея руководствовалась обстановкой собственной избы. Мебели там у нее раз-два и обчелся. А в однокомнатной квартире Тарасевичей возле каждой стены что-нибудь стояло. Стенка, книжные полки, диван, этажерка. А уж на кухне… Словом, обозрев все пространство, я просто схватился за голову. А Жанна, как назло, подбросила еще одну проблему: