Кошмары Серебряных прудов - Устинова Анна Вячеславовна. Страница 18

— Интересно, в ванной комнате тоже по всем стенам надо сыпать? Как же мы под ванну-то пролезем? Там кафелем заложено.

Я поскреб затылок:

— Вообще-то Пелагея про ванную не говорила, но, думаю, для верности все-таки надо.

— Ну, и как же мы это сделаем? — по-прежнему недоумевала Жанна.

— Посыпем вдоль кафеля, — чуть поразмыслив, откликнулся я. — Вполне сойдет за стену.

— Ты прав, — просветлело лицо у Жанны. Чтобы обезопасить себя, я позвонил предкам. Они уже оказались дома.

— Мы с Жанной решили вместе сделать уроки, — деловито объяснил я отцу. — Как освобожусь, приду. Только не знаю когда. По математике задание очень трудное.

— Ученье свет, неученье — тьма, — отозвался предок и положил трубку.

— Порядок. Поехали, — обратился я к Жанне. — Развязывай мешочки.

Все, что нам было по силам, мы отодвинули и щедро посыпали плинтусы. Однако стенка и книжные полки потребовали иного подхода. Полки мы обсыпали понизу. А затем я вскарабкался на стремянку и насыпал порошок в щель между стенкой и стеной.

В кухне и передней нам тоже пришлось пойти на некоторые компромиссы. Но в целом, действуя то хитростью, то ловкостью, мы с задачей справились.

— Кажется, все, — наконец устало выдохнул я.

— Нет, не все, — возразила Жанна. — Мне еще надо найти что-то свое и мамино.

Со «своим» Жанна решила вопрос моментально. Она извлекла из сумки расческу, которую носит с собой в школу. А вот по поводу Юлии Павловны пришлось поломать голову. Что можно взять такое, чем она все время пользуется?

Жанна внимательно оглядела комнату и вдруг кинулась к стенке.

— Вот, — схватила она с полочки книгу. — Мама все время ее читает.

На обложке полу стершимися золотыми буквами по-французски было написано: «Поэзия Возрождения». И впрямь то, что надо. Юлия Павловна занимается французской литературой и работает в Библиотеке иностранной литературы.

— Годится, — одобрил выбор я.

— Вот теперь, Федя, мы действительно подготовились к завтрашнему походу, — устало выдохнула Жанна. — Только бы помогло.

— Попытка не пытка, — ответил я.

— Значит, ты не веришь? — испытующе посмотрела на меня Жанна.

— Не знаю, — честно признался я. — Понимаешь, когда мы там у нее находились, я был готов поверить во что угодно. И кот у нее очень странный, и сама она, да и деревня…

— Вообще-то днем эта деревня вполне обыкновенно выглядит, — перебила Жанна. — А вот Пелагея… Что-то в ней есть. И травы ее… А в миске, помнишь, как бурлило?

— Ну, положим, бурлит и на уроках химии, — сказал я. — Иногда даже сильнее, чем в миске у Пелагеи.

— Выходит, ты думаешь, что все зря? — с грустью произнесла Жанна.

— Нет, не думаю, — отозвался я и снова не покривил душой, ибо и впрямь был уверен: если есть хоть малейший шанс, что Пелагея поможет, надо его использовать.

Собственно, все, что от нас зависело, мы уже сделали. Оставалось лишь ждать до завтра, а там уж надеяться на искусство колдуньи. Если, конечно, она вообще не шарлатанка.

Пока мы сыпали по всей квартире порошок, Пирс вопреки обыкновению не проявлял никакого интереса. Он преспокойно дремал в своей корзине. Но стоило нам все закончить, он вылез наружу и отправился инспектировать результаты нашей деятельности.

Видимо, зелье Пелагеи действовало не только против сглаза, но и против собак. До сих пор подозреваю, что рыжий Барсик добавил что-то туда от себя как бы в подарок Пирсу. Если одноухий и одноглазый бандит хотел сделать ему гадость, то своего добился. Я еще никогда не видел, чтобы собаки так чихали. Пирс это делал как заведенный, прерываясь лишь на пару секунд, чтобы наградить нас с Жанной полным укора взглядом.

В результате мы не на шутку перепугались.

— Слушай, Жанна, а вдруг у него аллергия на Пелагеино зелье? Что тогда делать?

— Начнем с воды, — ответила Жанна.

Слетав на кухню, она принесла Пирсу миску. Тот, выдав еще одну очередь впечатляющих чихов, принялся бурно пить, после чего приступ аллергии словно рукой сняло.

— Ну, Жанна, — одолел смех меня, — во всяком случае ему теперь сглаз не грозит. Он этого средства лет на десять вперед нанюхался.

Жанна тоже затряслась от нервного хохота. Пирс с обидой на нас посмотрел и, кажется, даже покачал головой. Затем залез в корзину и нарочно лег таким образом, чтобы не видеть ни меня, ни Жанну.

Чуть позже пришла тетя Оля, и я, конечно, тут же удалился домой. Там меня ожидал не слишком приятный сюрприз. Стоило мне отпереть ключом дверь, в переднюю из большой комнаты, как метеор, выбежала моя родительница:

— Ну, Федор, есть какие-нибудь новости?

— Пока никаких, а если и будут, только завтра, — думая о своем, автоматически выпалил я.

— А что будет завтра? — уставилась на меня, | словно на инопланетянина, мать.

Только тут я врубился, что меня спрашивают про Юлию Павловну и ее здоровье.

— Завтра, ма, у нее будет лечащий врач, а пока у нее температура, — сообразил я, как выйти из положения. — Это нам с Жанной сказала Ольга Николаевна, а ей сказали в больнице.

— Температура — это опасно, — забеспокоилась мать. — Значит, у бедной Юлечки осложнение. Обязательно навещу ее.

— Пока нельзя, — на всякий случай предупредил я. — Она в реанимации, и туда никого не пускают.

— В реанимации! — воскликнула мать. — Значит, что-то и впрямь серьезное. — Игорь! — порвала она предка. — Ты представляешь, Юлечка после аппендицита в реанимации! Обязательно позвоню Ольге Николаевне. Может, какая помощь нужна.

— А? Что? — выскочил из большой комнаты отец. В левой руке он сжимал пульт от телевизора.

— Почему ты меня никогда не слушаешь? — напустилась на него мать.

— Потому что я не могу одновременно слушать тебя и телевизор, — виновато ответил отец. — Там, понимаешь, как раз рекламу крутили. А она всегда очень громкая. — И, видимо, чтобы отвлечь внимание от себя, предок обратился ко мне: — Ну, как, с математикой справились?

— Да, — соврал я.

— А тетрадь где? — удивилась мать.

Час от часу не легче. Сумку с учебниками я, естественно, после школы оставил дома. Чего же предкам сказать? Промедление было смерти подобно. И я брякнул первое, что пришло в голову:

— Моя тетрадь у Жанки. Ей надо переписать.

— Значит, ты, Федор, решил, а она будет просто списывать? — спросила родительница.

— Нет, — продолжал убедительно врать я. — Решили мы вместе, а записывал я один.

— Ой! Спортивные новости! — возопил отец и кинулся в комнату.

— Ужинать будешь? — к счастью, переключилась на гастрономическую тему мать. Я горячо ее поддержал в этом:

— Да, мама! Я жутко голодный!

— Кстати, милый, почему, интересно, ты к Жанне пошел заниматься в шапке и в куртке?

— Потому что в перерыве мы выгуливали Пирса, — на сей раз ответ у меня возник словно бы сам собой.

Мать ничего не заподозрила.

— Ну, раздевайся и марш на кухню. Сейчас я тебе все разогрею.

Уже поздно вечером предок позвал меня к телефону. Это оказалась Жанна.

— Ты представляешь, Федор, мне только что звонила мама Толяна.

— С какого это перепугу? — не понял я.

— Вот именно, с какого, — продолжала Жанна. — Его мать почему-то вообразила, что я могу знать, где находится ее дорогой Толян.

— Че-его? — протянул я.

— Того самого, — откликнулась Жанна. — Толян куда-то исчез, и она, мол, обзванивает всех его друзей подряд.

— С каких это пор ты относишься к его друзьям? — усмехнулся я.

— Не знаю, — сказала Жанна. — Наверное, с дня рождения, который Толян мне начисто отравил.

— Да они, наверное, с Витьком куда-нибудь закатились, — предположил я.

— Я то же самое его матери говорила. Но, оказывается, мать Толяна эту версию уже отработала. Витек дома и Толяна после школы вообще не видел.

— Странно, — медленно произнес я.

— Вот и мама Толяна говорит, странно. Поэтому всех и обзванивает. И, по ее словам, все твердят одно и то же: после школы его не видели.