Душница. Время выбирать - Аренев Владимир. Страница 18

Голос то пропадал, то делался громче – казалось, кто-то бездумно поворачивает верньер радиоприёмника.

Сашка как-то сразу понял, что длится это уже не один час. Может, и не один день. Бесконечное самоинтервью, вглядывание в собственный образ по ту сторону зеркала. Умножение личности на бездну.

Интересно, подумал он, отступая к двери, интересно, какая часть моего «я» сейчас всё это именно так воспринимает?..

Он протиснулся в коридор, даже не оглянулся по сторонам, есть ли кто рядом, и решил наведаться в туалет. Идти к Курдину был пока не готов.

Возвращаясь, Сашка снова задержался возле «Горного эха». На фоне изломанной, похожей на кардиограмму гряды – человек с автоматом. Рисовал известный художник, Сашка часто встречал его работы на постерах и в журналах, но фамилию не помнил.

Стрелок зло скалился на Сашку, и зло скалилась тень стрелка: похожая на варвара, с растрёпанными волосами, с зазубренным клинком в руке. Сзади, в ущелье, вставало багровое солнце, и фигура автоматчика была вписана в этот пламенеющий овал. Уперев ствол в край овала, как будто пыталась вырваться за его пределы.

– …научи, наставь, ты же у меня такой мудрый, такой опытный. – Сашка вздрогнул, когда услышал этот голос из-за двери с половиком. Живой голос. – Знаешь, я боюсь. Боюсь, папа, боюсь, боюсь. Доренчук – он же деспот, он всю душу вынимает. А я не вижу роли. Слова – назубок, а роли не вижу. Игоря извожу, но он терпит, и Михаил терпит, я себя ненавижу за это, но по-другому не могу, не получается. И так – тоже не получается. Папа, родненький, мне сейчас очень нужен твой совет, пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста!..

В ответ – едва различимое бормотание, всё такое же монотонное, как и несколько минут назад.

– Ты же слышишь меня, папа, ты же точно меня слышишь! Ну почему ты молчишь?! Папа!..

Сашка был бы рад не слушать всего этого, но не мог сразу уйти, должен был шагать осторожно, чтобы не выдать себя. Уши горели. И щёки.

Он на минутку представил, что его мама вот так же будет разговаривать с дедом…

– Ну? – спросил Курдин, когда Сашка вернулся в комнату. – Получилось?.. – Он увидел выражение Сашкиного лица, осёкся и помрачнел. – Прости. Надо было тебя предупредить.

Сашка ещё больше покраснел:

– При чём тут… Если бы знал, я бы… Извини. Не стоило мне…

– Она говорит: так лучше. Ну ему, в смысле. Привычная обстановка и всё такое. Заслужил. – Курдин помолчал. – Ходит к нему каждый день. Советуется. Отец его не слышит, и я – еле-еле. А мама – хорошо, она… тоньше настроена, что ли. Актёры и вообще люди искусства вроде как могут… – Курдин дёрнул плечом. – Я надеялся, вдруг он с тобой заговорит…

Сашка медленно покачал головой.

– Ну, – сказал Курдин, – вот. Дать тебе его дневники?

– Не надо. Я как-нибудь… как-нибудь так.

– В гости-то ещё зайдёшь?

– Зайду, – соврал Сашка.

Третью четверть Сашка сдал на «отлично»: и контрольные, и самостоятельные. Шансы на то, что со следующего года его переведут на бюджет, теперь казались вполне реальными. Последняя четверть – она всегда лёгкая. Сашка листал учебники и в общем-то знал, чего ждать.

После контрольных оставалась только защита проектов. Предзащиту Сашка миновал на крейсерской скорости. Решил не заморачиваться. Решил: всё равно же никто не оценит. Кому интересны нюансы и подробности?

Ему даже хлопали, а классная сказала, что это, наверное, будет один из лучших проектов года и что дед бы им гордился.

И попросила принести на защиту шар.

– Принесёшь? – спросила Настя, когда они возвращались из школы.

Сашка пожал плечами:

– Принесу, наверное…

Они не виделись две недели: Настю родители сразу после предзащиты увезли к дальним родственникам, вот только перед самыми контрольными вернули.

Солнце наконец-то выглянуло из-за туч, день был слякотный, но пах скорой весной. Хотелось забросить всё, мотнуть куда-нибудь в парк… или кататься на фуникулёре, пить горячий шоколад, строить планы на лето и целоваться.

– А что у тебя? На защите сильно «топили»? – спросил Сашка.

– Так… Сказали: нет своего мнения о теме. Всё списываю из статей. А если я с ними согласна? Может такое быть?!

– И что теперь?

– Переписываю. Только упрощаю, чтобы поверили, что сама делала.

Тему Настя выбрала сложную, про перспективы полуострова. В экономическом, политическом и культурном аспектах. Даже для этого немного подучила тамошнее наречие.

Сашка не представлял, как она вообще такое осилила; а уж если теперь переписывать… Про выходные наверняка можно забыть. Времени-то почти не осталось.

– Ты чего нос повесил, Турухтун? Я разберусь, там работы… ерунда. Поехали на Колокольную, уток кормить?

Они увидели свою маршрутку и побежали к ней, так и не разнимая рук, и Сашка, кажется, впервые в этом году расхохотался от всей души, смех вспыхивал в груди и рвался наружу, лёгкий и светлый. Казалось – всё тебе по плечу, со всем обязательно справишься.

Принести дедов шар на защиту – это ж разве проблема?

Мама вечером только кивнула – конечно, мол, бери. Они с отцом, обнявшись, смотрели телик и тоже были такими умиротворёнными, что Сашка поневоле заулыбался.

Утром накануне защиты проснулся рано. Ещё раз пролистал доклад, выпил чаю с бутербродами. Мама уже убежала, она сегодня работала за Киселёву, чтобы к пяти освободиться.

Отец помог Сашке снять дедов шар с крючка, вбитого под иконой, рядом с бабушкиным. Даже принёс тряпку из ванной, чтобы стереть пыль.

– Слушай, – сказал, – ты прости, что так выходит. А то, может, мы всё-таки сдадим билеты?

– Да ну, пап, зачем? Вы ж ещё когда хотели в оперный сходить.

– Если бы знали, что так совпадёт… или на другие дни договорились бы про замены.

– Всё равно вам от нас туда через полгорода ехать, никак не успели бы. Ерунда, пап, честно! Я, может, так буду меньше волноваться.

Шар непривычно тянул руку кверху – впрочем, совсем чуть-чуть. Обычные гелевые – и то сильнее тянут.

Бабушкин висел на прежнем месте. Не шелохнулся.

– Пап, – спросил вдруг Сашка, – а ты помнишь, какой была бабушка?

– Очень доброй и светлой. Она с дедушкой познакомилась на премьере спектакля по его «Горному эху». Он ей тогда очень не понравился, она была журналисткой, ей велели взять интервью…

Папа говорил, а сам ходил по комнате, бросал в папку какие-то бумаги, искал чистый халат, сунул всё это в рюкзак, потом ушёл в переднюю и продолжал рассказывать уже оттуда, натирая кремом ботинки.

– Па, это я знаю, всё это есть в куррикулуме, – осторожно прервал Сашка.

– А ты о чём тогда? – Отец отложил один ботинок и взялся за другой.

Сашка замялся, пытаясь сформулировать поточней.

– Вот в жизни – она какая была? Скажи своими словами, а не из куррикулума.

– Так она, сынок, именно такой и была. Куррикулум не врёт, я же его заверял, и мама заверяла, там всё чистая правда.

– А помимо?

Папа сунул щётку в ящичек, потянулся за курткой.

– А какое «помимо» ты хочешь-то?

– Что-нибудь, что ты помнишь из жизни, – тихо и упрямо повторил Сашка. – Хоть что-нибудь, пожалуйста.

Отец проверил, на месте ли ключи, бумажник, похлопал Сашку по плечу:

– Обязательно. Вернусь – обязательно расскажу. Всё, я побежал. И ты не тяни, у тебя сегодня важный день. Закончится – скинь нам смс-ку, как всё прошло. Мы будем держать за тебя кулаки.

По жеребьёвке Сашке выпало выступать одному из последних, сразу после Курдина.

На предзащиту Курдин прийти не смог, отец занёс в школу текст проекта, учителя одобрили. Они бы, наверное, всё равно одобрили, чего уж. Поэтому Курдин обязательно хотел прийти на защиту: «чтоб по-честному».

Пару раз Сашка звонил ему. С Курдиным, в принципе, было интересно, несмотря на его заносчивость и самолюбование. Теперь они Сашку почему-то не задевали.

Лебедь немного ревновал. Ворчал, что Сашку не узнать, что водится не пойми с кем. Потом однажды был замечен в кино под ручку с Сидоровой – и вынужденно перешёл к глухой обороне. В школе Лебедь соблюдал конспирацию, делал вид, что с Сидоровой не знаком. Сейчас тоже устроился рядом с Сашкой, хотя нет-нет, а направо вниз поглядывал. Сашка тоже поглядывал: Сидорова была в компании с Настей и Гордейко, что-то шептала им обеим и прыскала в кулачок.