О смелых и отважных. Повести - Млодик Аркадий Маркович. Страница 86

Состав был смешанный. Пассажирские вагоны чередовались с грузовыми. В хвосте поезда в четырех вагонах ехала цирковая труппа.

Когда поезд остановился, Трясогузка вылез из ящика под вагоном, лёжа на шпалах, огляделся и увидел за канавой сложенные в длинную гряду щиты, которые зимой устанавливаются вдоль пути, чтобы предотвратить снежные заносы. Он выполз из-под вагона, перепрыгнул через канаву, забежал за щиты и столкнулся с посланцем Хряща.

Мальчишки по очереди дежурили на станции — встречали своих переселенцев. Вчера приехала последняя тройка: Мика, Хрящ и второй телохранитель с плетёным креслом. Вроде все. Но Мика настоял на продолжении дежурства. Он знал, что Цыган и Трясогузка тоже переберутся на эту станцию.

Трясогузка дружески ткнул беспризорника кулаком в живот.

— Кого ждёшь?

— Тебя и Цыгана.

— Остальные все приехали?

— Приехали.

— Снимайся с поста! — приказал Трясогузка. — Где устроились? Веди!

Беспризорники жили в блиндаже, вырытом в лесу командой бронепоезда. Здесь было теплее, чем в развалинах лесопилки, но зато голодно. Микины деньги помогали плохо. У солдат ничего не купишь, а на станции

— ни базара, ни лавчонки. Начпрод Малявка с помощниками сбился с ног в поисках еды.

Когда бывший телохранитель привёл Трясогузку, мальчишки как раз заканчивали скудный обед. В блиндаже был тот же порядок, что и в подвале. В центре в плетёном кресле сидел Хрящ. Рядом с ним на ящике из-под снарядов — Мика и второй, ещё не получивший отставки, телохранитель. А остальные располагались вокруг.

— Здорово, ребята! — сказал Трясогузка и пожал Мике руку. Подошёл к царьку. — Здорово, Хрящ! Дельце у меня к тебе будет!

— Я не Хрящ! — ответил царёк. — Я теперь всенач!

— И делишками мы больше не занимаемся! — добавил Мика, подмигнув другу.

— А как это у вас теперь называется? — спросил Трясогузка.

— Боевое задание, — подсказал Мика.

— Ясно! — Трясогузка подтянулся. — Товарищ всенач! — Он по-приятельски толкнул Хряща. — Выручай! Пропадём без тебя!

— Ну, чего, чего? — улыбнулся царёк. — Пушку притащить или пригнать бронепоезд?

— Шприц нужен!

Хрящ не знал, что такое шприц, но расспрашивать не стал, крикнул, как всегда, хотя мальчишки и так слышали весь разговор:

— У кого шприц на примете имеется?

Никто не отозвался. Потом все по привычке повернулись к Конопатому. И он тоже скорей по привычке, чем осмысленно, сказал:

— У меня.

— Добыть можешь?

— Глаз — как шило! Могу!… Только что это такое?

Беспризорники расхохотались, а Мика объяснил, как выглядит шприц и для чего он применяется.

Конопатый ещё не совсем поправился после побоев. Болело сломанное ребро. Но он не отказался от задания. Ушёл и часа через три вернулся с настоящим медицинским шприцем.

БАНКЕТ

Слух о том, что на станцию приехал Митряев, быстро распространился по округе. В крестьянском хозяйстве всегда есть нужда в железе, а в те годы она была особенно острой. Разрушенная войной промышленность почти ничего не давала селу.

Во второй половине дня на станцию пришли деревенские ходоки.

Платайс занимал светёлку в просторном доме недалеко от вокзала. Мужики разузнали, где он живёт, и всей гурьбой ввалились к нему.

Не до них было Платайсу. Он видел из окна, как солдаты закончили погрузку железа и без паровоза, своими силами откатили вагон на лесную колею. Но теперь это было ни к чему. Некому воспользоваться железными листами!

— Берите их хоть задаром! — в сердцах сказал он мужикам.

Ходоки неодобрительно закрякали. Седой дед выступил вперёд и укоризненно посмотрел на Платайса.

— Мы — не голь перекатная, господин Митряев! Мы привыкли за добро платить! Сделай милость — назови свою цену!

Переговоры затягивались. Платайс думал о другом. Вспомнив о мальчишках, он повеселел и мигом закончил торг:

— Приходите завтра. Вам будет выгоднее — цены понизятся!

Он выпроводил озадаченных мужиков и задумался. Нет ли какого-нибудь просчёта? Не погубит ли он ребят этим заданием? Не лучше ли вообще отказаться от железа? Может быть, станцию удастся захватить силами одной диверсионной группы из санитарного эшелона?

В дверь опять постучали. Пришла трактирщица окончательно согласовать меню на ужин. Он и её выпроводил довольно быстро. Из-за спешки трактирщица забыла спросить, ставить ли на стол самогон или только водку и коньяк. С этим важным для неё вопросом она прислала к Платайсу Цыгана.

Мальчишку так и подмывало рассказать, как ловко они с Трясогузкой и Оло подорвали склад, какой был фейерверк над Читой, как полыхало высоченное пламя и рвались снаряды, точно красные уже штурмовали город. Но Цыган не успел похвастаться.

— Мика здесь? — спросил Платайс, даже не поздоровавшись.

— Здесь.

— А Трясогузка?

— У меня. Дрова для кухни колет.

— А беспризорники?

— Тут.

— Где?

— Вон в том лесу! — Цыган показал рукой в окно. — Там блиндаж — Трясогузка рассказывал…

Платайс на листке бумаги быстро начертил небольшой план: лес с железнодорожной колеёй, почти доходившей до болота, топь с камышами и мхами, а на противоположном берегу — сопка. Между этой сопкой и тупиком колеи он провёл стрелку и вдоль неё написал: «150 метров».

Выслушав Платайса, Цыган убежал, тоже забыв спросить про самогон. Пришлось вернуться.

— Самогон не помешает! — сказал Платайс. — Чем больше, тем лучше.

— Всем хватит! — загадочно улыбнулся мальчишка. — А вы сами пейте только самогон! — предупредил он. — Он из хлеба — полезный.

— Постараюсь не пить ничего.

— Самогон можно! — разрешил Цыган. — Но я вам ещё напомню перед банкетом!

— Ты что-то не договариваешь? — насторожился Платайс.

— Не бойтесь! Напомню! — сказал мальчишка и убежал.

Он пока не хотел раскрывать свой секрет…

К вечеру потеплело. Вчерашний снег растаял. Грязи прибавилось.

В сумерках беспризорники вышли из блиндажа. Все — даже Хрящ. Телохранитель вынес плетёное кресло.

— Сто пятьдесят метров — это триста шагов! — вслух подсчитал Малявка.

— А хоть и пятьсот! — оборвал его Хрящ и приказал: — Берись! Дружно!

Мальчишки, как мухи, со всех сторон облепили вагон, стоявший на рельсах.

— И-и-и взяли!… И-и взяли! — тихо командовал Трясогузка.

На пятый раз вагон стронулся с места и медленно покатился к земляной подушке, в которую утыкались рельсы. Здесь путь обрывался. Дальше шёл пологий спуск к болоту, через которое и надо было проложить железную тропку.

Мальчишки разбились на две группы. Одними командовал Мика. Они выгружали из вагона железо и подносили к самому берегу трясины. Другими — Трясогузка. Им предстояло самое трудное — укладывать листы поверх болота. Хрящ, как и положено всеначу, осуществлял общее руководство. По его приказу телохранитель поставил кресло на земляную подушку тупика. Царёк уселся наверху и оттуда покрикивал на мальчишек:

— Чего встал — в носу зачесалось?

— Не греми железом: Семёнов услышит, уши оборвёт!

— А ты чего пальчик сосёшь?… Порезал, бедненький?… Бегом, бегом — заживёт!

Его уже не очень-то слушали. Все понимали, что главные среди них

— Мика и Трясогузка.

У края болота дело шло быстро. Железная тропка, нацеленная на черневшую за болотом сопку, все дальше уходила от прибрежных деревьев.

Вскоре работать стало труднее. Грязная жижа продавливалась и наползала на железные листы. Пришлось укладывать на мох по два листа — один вдоль, а на него — второй, поперёк. И опять работа оживилась. Глухо похрустывало под ногами железо, булькало и чавкало болото.

Чтобы не ходить взад-вперёд по зыбкой железной тропке, мальчишки устроили конвейерную передачу. Трясогузка сам укладывал листы под ноги, постепенно удаляясь от берега.

Как ни старались мальчишки не шуметь, железо — не вата. Над болотом стоял приглушённый ломкий жестяной шорох. Будто шла невидимая рать в кольчугах и шлемах, с мечами и щитами. И словно от них, от этих железных доспехов, раздавалось в ночи тихое, но грозное бряцанье.