Амулет Судьбы - Андерсен Кеннет Бёг. Страница 6
Эта лестница отличалась от той, что вела в Ад. Узенькие, кривые ступеньки поросли мхом. В то время как в Преисподнюю спускалось несколько сотен ступеней, эта насчитывала только семь.
«Лестница в Небеса», — подумал Филипп, и мурашки побежали у него по спине. Он осторожно вошел в дверь, чтобы рассмотреть грубо вырезанные на каждой ступеньке слова. «Superbia» — значилось на первой из них.
— Гордыня, — пробормотал Филипп. Он встал на колени и провел пальцем по каждой из восьми букв.
Его охватил трепет, под ложечкой засосало, словно с его груди упал камень. Он едва смог сдержать улыбку.
Филипп внимательно изучил остальные надписи.
Как и первая, они были на чужом языке, но Филипп помнил их со времен своего обучения у Люцифера.
Это были названия семи смертных грехов.
Филипп поднялся с колен и посмотрел на обе двери поочередно.
В прошлый раз, когда он был здесь, он оказался на самой лестнице в Преисподнюю, а дверь за его спиной была заперта, так что у него не было другого выбора, кроме как спуститься в Ад. Но что же на этот раз? Перед ним были открыты обе двери. Не означало ли это, что он сам может выбрать свой путь?
Если так, то принять решение должно быть не так сложно.
И все же — и все же нелегко. Потому что с тех самых пор, как он покинул Ад с его обитателями, он скучал по Сатине и в глубине души надеялся в один прекрасный день, а точнее ночь, снова увидеться с ней. Сейчас ему представлялся такой шанс, но если он выберет лестницу с семью ступеньками, шанс будет упущен. Возможно, навсегда.
Что же выбрать? Небеса или Ад?
Филипп медлил, переводя взгляд с одной лестницы на другую. И вдруг в его мыслях явственно всплыло одно воспоминание, и решение было мгновенно принято. Хотя от него сжималось сердце.
«Твой отец на небесах, — прозвучал в его ушах голос мамы. Ему тогда не исполнилось еще и пяти лет, и он так любил слушать мамины рассказы об отце, которого ни разу в жизни не видел. — Он смотрит на нас с Небес и оберегает нас».
Филипп повернулся спиной к лестнице в Ад и направился к семи ступенькам. Он успел сделать только один шаг, как вдруг его окликнул знакомый голос:
— Филипп! Филипп!
Он оглянулся и увидел Сатину. Девушка бежала вверх по ступенькам, широко размахивая руками. Радость потоком хлынула в его сердце, и он бросился ей навстречу.
В то же мгновенье раздался грохот, и дверь, ведущая на Небеса, с треском захлопнулась. Филипп почти не обратил на это никакого внимания.
Он поравнялся с Сатиной на пороге Царства Тьмы, и они обняли друг друга.
— Наконец-то ты здесь! — воскликнула Сатина, и Филипп почувствовал, как искреннюю радость вдруг сменило смущение, нахлынувшее при взгляде в ее иссиня-черные, как полуночное небо, глаза.
Сатина выглядела в точности так, как он ее запомнил: она была прекраснее заката. Единственное, что изменилось в ее облике, это рога. Они немного подросли, и их острые концы проглядывали сквозь черную челку.
— Я ждала тебя всю ночь, куда ты пропал?
— Я… — он растерянно пожал плечами, потому что не совсем понял ее вопрос. — Я был жив.
— Ах да, конечно. — Сатина бросила на него короткий взгляд, и Филипп почувствовал, как его щеки зарделись. — Ты очень вырос.
— Вообще-то полгода прошло, — заметил он.
Сатина покачала головой:
— Это у вас там. А здесь прошло не более — дай-ка соображу, сколько это будет в вашем исчислении, — пары месяцев, если не ошибаюсь.
Филипп понял, что она хочет сказать. С тех пор, как он вернулся на землю, Сатина много раз «навещала» его. Для Филиппа она была невидимой — только голос, но Сатина видела все, что с ним происходит.
Он мысленно вернулся в прошлое и с улыбкой на лице кивнул в ответ:
— Тот раз, когда ты подговаривала меня оставить себе все деньги из кошелька, что я нашел на улице, — был последний, когда я слышал тебя.
— Но ты повел себя порядочно и деньги не взял, и кошелек отнес владельцу, — Сатина обреченно вздохнула. Точь-в-точь как Люцифер в то время, когда Филипп учился у него мастерству зла.
— Он дал мне вознаграждение — сто крон.
— Но в кошельке было триста! Ты мог бы… Ладно не важно! Теперь я понимаю, что ты прибавил Люциферу седых волос. Ты совершенно не поддаешься искушению!
— Сожалею, но так оно и есть. — Филипп взглянул ей в глаза: — Ты поэтому так давно не появлялась?
Она покачала головой:
— Не только. Меня рассекретили.
— Рассекретили? Кто?
— Твой персональный темптан. Я же еще не выучилась до конца, поэтому на самом деле мне запрещается являться на землю.
— Мой темптан? — удивленно повторил Филипп. — То есть тот темптан, который всегда пытался соблазнить меня, чтобы я совершал плохие поступки?
— Пытался с самого твоего рождения, — кивнула она, — и все безуспешно. Единственной причиной, по которой он смог меня обнаружить, было то, что в последние годы он почти совсем забросил тебя. Все равно ты его не слушался. Прекрасно его понимаю. Обидно, когда на тебя не обращают никакого внимания.
— Мне очень жаль, — повторил Филипп. — Но ведь и с тобой было нелегко. Иногда я просто не мог разобраться, твои ли это внушения или мои собственные мысли. Почему ты не могла явиться по-настоящему? Тогда бы мы смогли нормально поговорить.
— Мне и самой очень хотелось, но ты представляешь себе, как сложно воплотиться в телесную форму? У нас по программе это только в девяностом классе. То же самое касается перевоплощения. У меня получается только с самыми простыми животными. Я как-то попробовала, но удалось превратиться только в какого-то дурацкого комара.
— То есть ты являлась в образе комара?
Вообразив это, Филипп поморщился.
— И чем кончилось? Ты меня прихлопнул!
— Прости, — рассмеялся Филипп. — Я не знал, что это ты. Но там-то ты точно должна была появиться, — продолжил он, — в школе, я имею в виду. Ты бы с легкостью убедила меня начать драку. Я был, как никогда, готов ему врезать.
— Кому — ему?
— Мортену. Которому в пенал подложили паука. Разве ты не помнишь? Ведь это ты меня тогда подговорила.
— Прекрасно помню. Кажется, тогда ты в последний раз меня послушался. Так что он натворил?
— Проколол шины в моем велосипеде.
— Хм, интересно, кто его на это подвигнул? — задумчиво протянула Сатина. — Мне следовало быть там, это очевидно. Но я ведь всю ночь ходила вверх-вниз по лестнице в ожидании тебя. Я уже даже стала сомневаться, что ты когда-нибудь появишься.
— Зачем меня снова сюда забрали? — спросил Филипп, кивая в сторону крутой лестницы. — Неужели Люцифер опять болен?
— Люцифер? О нет, он здоров, как никогда. Покушение никак не отразилось на его самочувствии, и я не помню, когда он был в лучшем настроении, чем сейчас. Что в особенности хорошо для Люцифакса.
— То есть как?
— Прежде он сдирал с кота шкуру живьем как минимум раз в неделю, если злился на что-нибудь, — объяснила Сатина. — Теперь же это случается гораздо реже, не чаще раза в месяц. Он как будто стал не таким злым, как раньше. Возможно, отравление все-таки не прошло для него бесследно. Хотя я в большей степени склоняюсь к тому, что это твое влияние, Филипп. Здесь о тебе все еще ходят разговоры. О том, что ты сделал. О том, что тебе удалось предотвратить.
Филипп смущенно откашлялся. Ему не очень нравилось, когда его хвалили, и ему было уж как-то совсем неловко оттого, что он был популярным предметом обсуждения среди демонов и дьяволов Преисподней:
— А что с Азиелем? О нем что-нибудь известно?
— Тише! — Сатина испуганно приложила палец к губам, словно боялась, что кто-то может их услышать. — Он изгнан отсюда навсегда, запрещено даже имя его упоминать! Если Люцифер узнает об этом, виновного ждет Чистилище! Никто не видел ни его самого, ни его мать, с тех пор как Люцифер изгнал их из Ада. Они исчезли во мраке Окраинных земель.
При этих словах перед мысленным взором Филиппа снова возник праздничный обед в замке.