Малышок - Ликстанов Иосиф Исаакович. Страница 34
Итак, соблюдалась полная тайна-конспирация. Тем большей неожиданностью явился для Кости один разговор с Ниной Павловной.
Глава пятая
Однажды Нина Павловна и Костя вместе шли на работу в утренних сумерках. Мороз оборвался, было тепло, и они не спешили.
- Не ладится дело, Малышок! - пожаловалась Нина Павловна. - Сколько уж у нас перебывало ученых, сам профессор Колышев взял над нами шефство, а всё семь с половиной, иногда восемь успешно закаленных «рюмок» из десяти. Главк пишет, что он согласен на пятнадцать - двадцать процентов брака «рюмок» по вине закалки. Но как жаль терять пятнадцать - двадцать деталей из каждой сотни! Надо, во что бы то ни стало надо добиться минимального брака!
Сверху они увидели костер. Его жгли землекопы. Канава приближалась к холму.
- Вот скоро дополнительную сборку пустим, деталей потребуется еще больше, - проговорила Нина Павловна. - Надо спешить с моей работой. А вы, ребята, подгоните «трубы». Завод снова получил повышенное задание. Начинаются самые горячие дни. - Она помолчала и с усмешкой заметила: - Знаешь, я готова разочароваться в тебе, Малышок. На первых порах ты кое-чего добился - заставил Севу помогать девочкам, атмосфера за колоннами стала лучше, но… Ты считаешь, что Сева работает хорошо?
- Ясно, лучше работает. Вчера уже норму дал.
- Мне кажется, что норма ничего не доказывает. Сева не увлекся работой по-настоящему, она не стала его главным интересом. Антонина Антоновна заметила странную вещь: Сева тайком сушит сухари и складывает в мешочек под топчаном. Сахар он тоже копит…
Конспирация лопнула с треском. Растерявшийся Костя ждал продолжения.
- Мне кажется, что Сева хочет сбежать с завода, - подвела итог Нина Павловна. - Я, конечно, и мысли не допускаю, что ты с ним заодно. Ведь так?
- Так, - ответил Костя.
- Ты понимаешь, что это было бы черным предательством, которое никогда не простится, не забудется?
- Понимаю… Да и Севолод к работе привыкнет - не уйдет. Глупость это, больше ничего…
- Боюсь такой глупости! - сказала Нина Павловна. - Придется обратиться к Зиночке и Герасиму Ивановичу, если не удастся отговорить Севу. Это твой долг, потому что ты, по-видимому, знаешь о глупости, как ты называешь Севин замысел. Севе надо наконец понять, что мы должны помогать фронтовикам без задних мыслей, отдавая работе все силы, все думы. Поговоришь с Севой?
- Поговорю, - пообещал Костя, обрадованный, что Нина Павловна пока не дает делу хода.
- С Катей тоже нехорошо, - озабоченно проговорила Нина Павловна. - От нее только и осталось, что ее характер да глаза. И это нельзя объяснить лишь последствиями болезни. Конечно, она спрятала какое-то горе, какое-то беспокойство и надорвалась. Нет ничего тяжелее такой ноши, если ее несут в одиночку. Малышок, посоветуй Кате обратиться к доктору! Убеди ее!
Так кончился этот неожиданный разговор.
Костя легко себе представил, как может дальше пойти дело: Нина Павловна, чего доброго, скажет о приготовлениях Севы Зиночке Соловьевой, та при случае скажет Мише, а Миша вспомнит разговор о тамге, свяжет приготовления к побегу с именем Кости и обвинит его в том, что он неверный человек…
Взбудораженный, Костя бросился в красный уголок, где Сева перед работой обычно читал газеты и журналы. Здесь Севы не было.
Заведующая красным уголком Анна Семеновна с возмущением о чем-то рассказывала Зиночке Соловьевой, потрясая газетой.
- Малышок, Малышок! - окликнула Зиночка. - Что творится с Севой? Сел читать газету, потом порвал ее, нагрубил Анне Семеновне… Что это за некультурность!
- Никогда больше не позволю ему брать газеты! - заявила тоненькая и строгая Анна Семеновна. - Если каждый начнет рвать газеты, что будут читать другие?
Костя нашел товарища в цехе, за колоннами. Сева сидел на стеллаже, маленький, съежившийся, запустив пальцы в свои пышно отросшие пепельные волосы, а в сторонке растерянно топтался Колька.
- Ты зачем газету некультурно порвал? - спросил Костя. - Вот будет тебе от Зиночки!
- Не твое дело, хоть ты не лезь! - качнул головой Сева, поднялся и, как деревянный, потащил за собой тележку.
- Что с ним случилось? - спросил Колька. - Я ему говорю: «Нужно понемногу покупать дробь», а он ругается: «Пошел вон, ты мне надоел!» Вот так здорово!
Когда они присоединились к Севе, он уже кончал грузить заготовки; отрезки труб гремели, с силой брошенные на тележку.
- Стой! - приказал Костя. - Кто велел сухари сушить?
- Инициатива масс, - пошутил Колька. - А тебе жаль! Это он мой хлеб сушит.
- Не дам тамгу! - забушевал Костя. - Нина Павловна от бабушки прознала, что Севолод сухари запасает. Понятно - сбежать надумал.
- Фунт! - поразился Колька. - Мы же условились, Севка, что ты будешь сухари конспиративно сушить, как только бабушка куда-нибудь уйдет.
- Она, наверное, по запаху догадалась, - безучастно сказал Сева.
- Конспирацию выдумали, головы дырявые! -продолжал бушевать Костя. - Велит Нина Павловна уговорить Севолода на заводе остаться, хорошо работать, кабысь он под моим влиянием. А то расскажет она Зиночке. Будет вам конспирация, не наморгаетесь!
- А ты скажи, что уговорил… - сразу нашелся Колька. - Ты, Севка, нажми на работу!
- Чего ты мной распоряжаешься! - крикнул Сева. - Что я тебе - раб? Да? Вы мне оба надоели! «Кабысь-кабысь»! Без вашего влияния обойдусь! - И он яростно потащил тележку.
- Стой, жилу сорвешь! - сказал Костя и стал помогать. После того как все станки получили полный запас заготовок,
Костя спросил:
- Значит, тамга тебе ни к чему, коли меня слушать не хочешь? Вот и ладно.
- А ты и обрадовался, - насмешливо сказал Сева, швырнув рукавицы в шкафчик. - Не радуйся. Не мне тебя слушать. Ты меня слушать будешь… - Он полез зачем-то в шкафчик, закрылся от Кости дверцей и вдруг проговорил незнакомым, будто очень далеким голосом: - Если бы ты знал, что они с Каменкой сделали. Они ее в зону пустыни превратили, гады проклятые! - Он помолчал, захлопнул шкафчик и поднялся с красными пятнами на щеках, но спокойный, будто натянутый. - Ну, чего смотришь? - прикрикнул он на Костю. - Я сейчас одну штуку пойду искать, а ты… поработай на двух станках!
Это было большое решение: Сева несколько раз отклонял предложение Кости работать на пару и делал это из принципа - не хотел, как он выражался, обезьянничать с Кати Галкиной. Теперь, к великой радости Кости, он вдруг отказался от этого глупого принципа.
Как только резец прошел половину заготовки на его станке, Костя пустил станок товарища. Девочки подошли посмотреть, что получается.
- Зачем ты бегаешь от станка к станку? Совершенно лишнее, - тотчас же стала советовать Катя. - С твоего места хорошо видно, что делается на Булкином станке. Зачем ты торопишься? Вот смешной!
Когда пришло время ставить новую заготовку, она предложила:
- Давай помогу, гога-магога!
- Не трожь! - отказался он и действительно успел все сделать, потому что заставил себя не торопиться, и оказалось, что времени достаточно.
Установив заготовку, он, умышленно замедляя движение, направился к своему станку.
- Вэри вэл! - невольно признала Катя.
Леночка тоже одобрила:
- Ой, трэ бьен!
Костя уже знал, что это по-английски и по-французски значит «очень хорошо».
- Саво! - сказал он.
- Что такое? - удивилась Катя.
- Хорошо! Вогулы-манси так говорят, - пояснил Костя. - Думаешь, мы не умеем по-непонятному?
Появился Сева. Он осторожно нес две баночки из-под консервов, наполненные водой и сплющенные так, что на них получились носики. Одну он отдал Косте, сказал: «Вот, гляди!» - вылил немного воды на резец, и сталь в ответ благодарно зашипела.