Загадка золотой чалмы - Устинова Анна Вячеславовна. Страница 11
Ивану повезло. При входе не оказалось даже охранника. Лишь у входа в раздевалку дремала гардеробщица Анна Ивановна. Когда Иван прошмыгнул мимо, она сонно пробормотала:
— И чего бегаешь, уроки ведь.
— Так надо, — Пуаро не стал вдаваться в подробности и понесся на свой этаж. На лестничной площадке он отдышался. До конца истории ещё оставалось время. Можно послушать, что там, на кассете.
Нацепив на голову наушники, Пуаро включил плейер. Минут пять длился шум морского прибоя с тиканьем. Ивану это наскучило. Он перемотал кассету дальше. Снова включил. То же самое. «Кажется, бабка моя и впрямь того, — подумал он. — Как можно такую чушь слушать? И ещё требовать специально для этого собственный плейер». Ему пришла в голову хулиганская мысль: «Что если подсунуть ей в следующий раз вместо этой не пустую кассету, а какую-нибудь сверхзабойную музыку?»
Представив себе реакцию Генриетты Густавовны, он усмехнулся. Идея была заманчивой, однако делать этого не стоило. Ибо последствия не замедлили бы сказаться, и тогда уж Ивану и его друзьям нипочем не разгадать тайны морского прибоя.
А в наушниках все так же нудно шумело и тикало. Иван снова включил перемотку. Когда он опять принялся слушать, ему показалось, будто прибой стал звучать тише, а тиканье, наоборот, громче.
«Огромные изменения, — усмехнулся он. — Ну и музыка. Правда, может, я просто до такого не дорос. Недаром же бабка мне постоянно пеняет: мол, для тебя искусство — закрытый мир. Такое, наверное, действительно для меня закрыто».
Кто-то потряс его за плечо. Иван оглянулся. На него с усмешками взирала Команда отчаянных в полном составе.
— Как заслушался-то, а? — тряхнула золотыми кудряшками Варя.
— Дай сюда, — стянул наушники с головы Пуаро любопытный Герасим.
— Почему это, Мумушечка, ты первый? — Варя ловко вырвала у него из рук наушники.
— Потому что я первый сказал, — вновь завладел наушниками Каменное Муму. — А кто первее, тот и правее. Сама, что ли, не знаешь? Закон природы.
И долговязый Герасим с победоносным видом водрузил наушники себе на голову.
— По закону природы, Мумушечка, знаешь, что великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев с таким, как ты, сделал? — мстительно осведомилась Варя.
— Во-первых, не Иван Сергеевич, а его персонаж Герасим, — Муму не давал ей стянуть с себя наушнки.
— Еще лучше! — громко расхохотался Баск. — Ты же у нас Муму и, одновременно, Герасим. Значит, сам себя потопить должен!
— Отстаньте со своими глупостями, — отмахнулся Муму. — Я, между прочим, слушаю.
— Там и слушать нечего, — сказал Иван.
— Как это нечего, — не согласился Герасим. — Пикает.
— Не пикает, а тикает, — поправил его Пуаро.
— Какая разница, — откликнулся Муму. — Главное, шум и ритм. И это, наверное, что-то значит.
— Это значит, Гер-расим дур-рак! — Варвара мастерски сымитировала голос попугая Королевых.
— С больными не разговариваю, — ответил Герасим.
— Слушайте, больные-здоровые, — вмешался Павел. — Должен вам напомнить, что это сегодня последняя большая перемена, а я, между прочим, голодный.
— Дуем в столовую, — поддержал его Сеня. — Можем и там все обсудить.
— Можем, — согласился, в свою очередь, Каменное Муму.
Воспользовавшись тем, что он на мгновение ослабил бдительность, Варя, подпрыгнув, сдернула с него наушники и со словами: «Послушай, уступи другому», — надела их себе на голову.
Пока ребята стояли в очереди, каждый успел вкратце ознакомиться с любимой записью Генриетты Густавовны. Для экономии времени они, по предложению Луны, делились наушниками и слушали по двое. А главное, выяснилось, что до самого конца кассеты ничего, кроме морского прибоя и тиканья, не возникает.
Взяв сок и булочки, Команда отчаянных уселась за столик.
— Булочки сегодня черствые, — откусив, забрюзжал Герасим. — Во, люди, — покосился он на буфетчицу в белом колпаке. — Вчерашние продают по цене свежих. А обязаны скидку делать.
— А ты пойди, Герочка, им скажи, — посоветовала Варвара. — Но вообще-то, — со скорбным видом добавила она, — скупость, Мумушечка, никого не украшает.
— Это не скупость, а справедливость, — упрямо выпятил подборок Муму. — Должны соблюдаться законы коммерции.
— Тогда, по законам коммерции, просвети, Герочка, сколько ты должен нам приплачивать за то, что мы столько лет ежедневно терпим твое занудство?
— Ну ты, Панова, передергиваешь, — подмигнул друзьям Баск. — Мы Герку терпим не ежедневно. Так что, Муму, при калькуляции нашего морального урона можешь вычесть дни, когда болел, потом все летние каникулы за семь лет школы, ну и по выходным мы иногда тоже не встречаемся.
Герасим надулся.
— А интересно, какую я должен получить компенсацию за Варькины идиотские шуточки?
— Друзья, эксперимент удался, — хихикнула Варя. — Видишь, Мумушечка, я тебя отвлекла, разозлила, и ты, сам не заметив, все свои булочки слопал. Это тоже закон коммерции. Называется: «задалбывание клиента». Иди теперь, доказывай, что булочки были несвежие.
— Герка, — Луна похлопал Муму по впалому животу. — Эксгумацию будем делать?
— Вот я тебе сейчас такую эксгумацию устрою! — взревел Герасим.
Проходивший в это время мимо с подносом их тщедушный белобрысый одноклассник Вова Яковлев вздрогнул и на всякий случай попятился. Это не укрылось от Баскакова. Он ободряюще произнес:
— Живи спокойно, шмокодявка. Тебя не касается.
— А я и так совершенно спокоен, — поняв, что его жизни и впрямь ничего не угрожает, осмелел трусоватый Яковлев.
— Ребята, о булочках и о Вове потом, — вмешался Иван. — Вы что-нибудь в этой штуке поняли? — и он постучал указательным пальцем по лежащему на столе плейеру.
— Оригинальный у старушенции вкус, — сказал Баск.
— Может, она просто на море давно не ездила? — с задумчивым видом осведомилась Марго. — Вот и соскучилась по шуму волн.
— Да её прошлым летом предки чуть ли не насильно в Грецию на курорт хотели отправить, — внес ясность Иван. — А бабушка ни в какую. Сказала, что в её возрасте юг очень вреден и она предпочитает Подмосковье.
— Так, может, юг ей для здоровья вреден, а море все-таки нравится, — предположила Варвара.
— Не знаю, — пожал плечами Иван.
— А если ей просто звук воды нравится? — спросил Баск.
— Но там ведь не просто звук воды, — напомнил Пуаро, — а ещё тиканье. А оно, по-моему, никакого отношения к морю не имеет.
— Не имеет, — кивнул Луна.
— Тогда зачем его слушать? — Иван бросил на него вопросительный взгляд. — И к тому же много раз подряд.
Луна, в ответ промычав что-то невразумительное, запустил пятерню в густую кудрявую шевелюру — жест, характерный для него, когда он бывал чем-нибудь удивлен или озабочен.
— А может, это просто записана часть какого-то очень серьезного музыкального произведения? — предположил Каменное Муму.
— Какого произведения? — взвыл Баск. — Ты слыхал, что там на кассете делается? Тридцать минут полной лабуды. Одно море и тиканье.
— В классической музыке и такое бывает, — Герасим для пущей многозначительности надул щеки, отчего его длинное узкое лицо стало смахивать на каплю, свесившуюся из крана. — Например, у Скрябина одна соната так и называется «Море», — добавил он.
— Бог ты мой, Мумушечка, откуда такие познания? — воскликнула Варвара.
— Я культурный человек, — Муму вскинул голову.
— По-моему, тебе пора общаться не с нами, а с Генриеттой Густавовной, — ехидно сказала Варя. — Ты нас перерос, и мы, бедненькие, тебя не достойны.
— Слушай, Герка, а что там, у Скрябина, тоже всю дорогу тикает? — поинтересовался Сеня.
— Нет, — покачал головой Муму. — Там обычная музыка. На рояле играют. Мой дед эту сонату часто слушает. В исполнении Софроницкого.
— Ой! — Варя изобразила большое облегчение. — Успокоил. Значит, эти сведения от Льва-в-квадрате. Я уж решила, что ты у нас, Каменный, таким умным стал.
— Нет, это, конечно, никакое не музыкальное произведение, — наконец снова вступил в разговор Луна.