Наблюдатели - Леранжис (Леренджис) Питер. Страница 31
— Их действительно нет, Ева, — отозвался Терри. — Как только ты уехала, я позвонил в Норт-Шамплейн. Когда в справочном мне ничего не нашли, я попросил соединить меня с полицией. Там знали Померанцев.
— Знали?
— Родители Селестайн переехали после смерти дочери в Швейцарию.
Ева стала медленно оседать в телефонной будке.
Опять неудача. Целую ночь трястись в вагоне, мучиться от кошмаров с пробирками, безумными учеными, штампованными Евами, умирающими, словно лебеди в жутком балете, — и все ради чего? Чтобы вернуться на круги своя, остаться ни с чем — только с умершими девушками. И ни малейшего намека на ответ.
— Что же теперь? — тупо проговорила Ева.
— В Швейцарии в это время года классно, — вяло пошутил Терри.
— Моей подруге Кейт это понравилось бы. «Добрый день, мистер и миссис Гарди, Ева сейчас под душем и не может подойти к телефону». Пока я тем временем обогнула половину земного шара и приземлилась в стране, где все обожают шоколад «Нестле».
— Нельзя сдаваться, Ева. Узнай все что можно о Селестайн. Найди людей, которые знали ее. Как ты узнала о Брианн. Ладно?
— Ты думаешь, это так просто? Ты думаешь, мне так приятно находиться одной-одинешенькой в неизвестной глуши? — Ева на миг замолчала, поймав себя на том, что кричит. Это нехорошо. Надо говорить потише. — Прости, Терри. Я просто устала. Спасибо. Правда. За все.
— Я всегда к твоим услугам. Ну, удачи тебе. И в случае чего звони.
Ева повесила трубку. Она чувствовала себя совсем разбитой.
У Брианн было хорошее чутье на людей.
Поток пассажиров устремился к поездам. Ноги совсем не держали Еву. Она присела на скамейку, чувствуя себя выжатой как лимон.
Шея сзади так и горела. Она дотронулась до родинки и помассировала ее, но от этого стало только хуже.
Не трогай. И ради бога, без поспешных выводов. Конечно, все болит и ноет. Но ты же десять часов просидела на лавке в вагоне, скрючившись в три погибели.
У нее заурчало в животе. Вот еще одна проблема.
Надо перекусить, и все станет на место.
Ева заковыляла к выходу с вокзала. Она вышла на оживленную широкую улицу, тянущуюся между двумя рядами пакгаузов вверх на невысокий холм. На вершине горела неоновая надпись, приглашающая поесть.
Ева двинулась в ту сторону. Наверху и впрямь была старая закусочная. Выложенные плиткой полы. Пластиковые столики вдоль широкой стеклянной стены. Группки стариков во фланелевых рубашках за столиками неторопливо доедали свои яичницы с таким видом, будто завтракают здесь годами и уже перестали замечать друг друга.
— Присаживайся, — пригласила официантка.
Ева села за маленький столик у окна и огляделась по сторонам. По другую сторону холма тянулась центральная Мейн-стрит. Она разглядела почту, ратушу, библиотеку, магазинчики.
Все близкое и почему-то до боли знакомое.
Еще бы. Типичная американская глубинка. Такие каждый день видишь по телику.
Она глянула в меню. Оно было запаяно в плотный желтоватый пластик. Поля украшали граффити.
Ребятишки.
Должно быть, они здесь постоянно ошиваются. Может, и Селестайн хаживала сюда.
— Выбрала? — У стола выросла официантка с карандашом и блокнотом и нетерпеливо смотрела на Еву.
? Яичницу-болтунью, — начала Ева. — Жареную картошку и апельсиновый сок… — Спроси. — Гм, и скажите, будьте добры, вы не знали Селестайн Померанц?
— Это актриса или кто? — спросила официантка, не глядя на нее.
— Девочка. Подросток. Она здесь жила.
— Милочка, я всех их как облупленных знаю. Только не спрашивай меня, как их зовут и на кого похожи. Сейчас принесу яичницу.
Бесполезно.
Кладя на стол меню, Ева обратила внимание на разрисованные фломастерами поля: «Дж & Рт, ешь жареный сыр & умри! Хай, Бет! Правила младших классов!»
Она улыбнулась. Чем не ежегодник младших классов Файеттской средней школы?
Вдруг ей до боли захотелось домой. Она готова была разреветься: так ей не хватало Файетта. Даже школы. Во всяком случае, ежегодных школьных вечеров. В этом году ежегодник должен быть классный.
Если суждено увидеть его.
Ева стала смотреть на улицу. На машины, ищущие места для парковки. На любителей ранних прогулок с собаками. На женщину в плиссированной юбке, открывающей похожую на склеп библиотеку.
Библиотека!
Ежегодник!
Ева вскочила из-за стола. Резкая боль пронзила спину.
— Эй! А как же яичница? — закричала вдогонку официантка.
— Сама ешь! — на бегу огрызнулась Ева.
Вытащив мелочь, она бросила ее на столик и выскочила на улицу.
Библиотекарша с удивлением подняла на Еву глаза из-за своего стола, когда та переступила порог библиотечного зала.
— Глазам своим не верю! Старшеклассница здесь спозаранку в каникулы!
Ева улыбнулась:
— Старшеклассница младшей школы. У вас есть школьные ежегодники?
Женщина показала на отдел. Ева сама нашла нужную полку — длинный ряд ежегодников за десятилетия. Она нашла один двухлетней давности и начала просматривать фотографии выпускников. «П»…
Палладино… Петерсон… Пински…
Селестайн Померанц.
Есть!
К моменту составления выпускного сборника Селестайн была еще жива.
Кожа у нее была матово-белой, волосы иссиня-черные, пострижены коротко. Много сережек и даже одна крошечная в виде гвоздики в левой ноздре. Руки крест-накрест на груди, длинные черные ногти.
«Готический» стиль. Это все объясняет.
Ее воображаемая Селестайн была совсем другой. У нее была индивидуальность. Она родителей не ставила ни в грош, когда ей еще и шести не было.
Под большой выпускной фотографией Селестайн было еще несколько маленьких. Селестайн танцует в клубе. Селестайн у дерева. Улыбающаяся. Селестайн в обнимку с другой девочкой.
Под последней фотографией напечатано:
ХП + СП = ЛПН
ЛПН — лучшие подруги навеки.
Здорово.
Кто же эта ХП?
Ева внимательно рассмотрела подругу Селестайн.
Да, я ее знаю.
Полли… нет, Х. Холли.
Она вернулась к началу фамилий на «П» и просматривала фото за фото, пока не нашла знакомое лицо.
Холли Петроу.
Ева почувствовала легкую дрожь.
Оторвавшись на секунду от альбома, она заметила, что библиотекарша внимательно наблюдает за ней. Взгляд ее был очень сосредоточенный.
— У вас есть телефон? — спросила Ева.
— У выхода, — ответила библиотекарша.
Ева хотела побежать, но ноги еле двигались.
Не спеши!
Местная телефонная книга. Петроу только одни. Во всяком случае, из зарегистрированных.
Еву охватила дрожь, когда она набрала нужный номер.
— Алло? — раздался девичий голос.
— Можно попросить Холли? — проговорила Ева.
Молчание.
Затем тот же спокойный голос:
— Я Холли. Кто это?
— Ты меня не знаешь, но…
— Я ушам своим не верю, но я знаю тебя.
— Знаешь?
— Ты… — Холли заговорила шепотом: — Клон, так ведь?
— Но откуда ты?..
— Но это же голос Селестайн — чей же еще? Ты где?
— В библиотеке. Но…
— Сейчас буду.
В трубке щелкнуло.
Ева некоторое время задумчиво смотрела на трубку, потом повесила ее.
Она знает. Все.
Это невероятно!
В полуобморочном состоянии она вернулась в читальный зал.
— Что с вами? — спросила библиотекарша.
— Да нет, ничего, — промямлила Ева.
Клон сейчас встретится с абсолютно незнакомой девочкой, которая явно знает меня. В довершение всех бед, тело у меня рассыпается на куски, сердце отключается, и я так долго не протяну. Но в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо…
Ева чуть не выронила ежегодник, когда в читальный зал ворвалась крупная улыбающаяся девушка.
Бледное лицо, одета во все черное. Готика. Как и Селестайн.