Наблюдатели - Леранжис (Леренджис) Питер. Страница 68

— Мы его вчера купили. — Она задумчиво налила два стакана молока. — Так когда началась головная боль, Сэм?

— Когда?.. После школы.

— Сильная?

— Пожалуй.

— Что-то на тебя не похоже. У тебя же голова больше не болит. — Мама поставила стаканы на стол, и при этом на лице у нее было написано: «Ты мне не все говоришь». — Сэм, где ты шлялся после школы?

Он тут же наплел правдоподобную историю.

— Моя челюсть? Вообще-то я не падал в спортзале. Мы с Бартом подрались. Я убежал. Но он гнался за мной до самой промзоны…

— Так ты был около «Тюринг-Дугласа»? И не зашел к нам?

— Я…Я хотел. Но дверь была закрыта. Я и спрятался от Барта… А потом смотался.

— Но ты был рядом со зданием, и тогда у тебя появилась эта головная боль?

— Да.

— Ты прятался где-нибудь под окном нижнего этажа, так что ли?

Сэм скривился:

— Ну да.

Мама кивала головой и отпивала молоко из стакана:

— Сэм, помнишь, как в детстве, когда мы только начали работать над проектом, у тебя всегда были какие-то странные ощущения в «Тюринг-Дугласе»?

Сэм кивнул:

— Я терпеть не мог там бывать.

— Ты говорил, что у тебя такое чувство, будто внутри тебя кто-то есть и хочет выбраться наружу.

— Но я же был тогда маленький…

— Эта головная боль похожа на те?

— Да, пожалуй.

К чему это она ведет?

Что-то здесь было не так. Голос у мамы звучал как-то странно.

— Мам? В чем дело? У меня…э… аллергия на что-то в «Тюринг-Дугласе»?

— Аллергия?

— Типа… даже не знаю, что… мутанты-эмбрионы или что-то в этом роде, а?

— «Тюринг-Дуглас» не эпидемиологическая лаборатория, — ответила мама, вставая из-за стола. — Никаких исследований в области эмбриологии, никаких мутантов там нет. Одни компьютеры. Думаю, ничего серьезного у тебя нет. Просто надо хорошенько выспаться. Нам с папой тоже.

Поставив свой стакан в раковину, она пошла наверх.

Сэм еще немного посидел и тоже пошел к себе.

Он пытался не думать о событиях дня и залез в кровать.

Молоко не оказало должного эффекта. Он никак не мог заснуть.

Он пытался считать овец. Пытался в упор смотреть на пятно на стене, пока глаза не сомкнутся сами собой. Когда ни то, ни другое не возымело действия, он решил прибегнуть к крайнему способу: придумать компьютерный код. Эта тягомотина может уложить кого хочешь.

Клик.

Открылась дверь в спальню родителей.

Сэм весь напрягся.

Отец поднимался в башню. Сэм узнал его по тяжести шагов, хотя тот явно старался идти на цыпочках.

Свет.

Оставила ли Джейми свет в комнате?

Тетрадь.

Она так и покоилась под матрасом у Сэма. Его прошиб пот. Что если папа сунется за тетрадкой, а ее и след простыл?

Что, если на экране окно с сообщением о конце работы программы по восстановлению? Что, если его нет? Что, если часть папиных файлов еще не восстановлена?

Сумел ли я их все вернуть?

Сэм не долго пребывал в сомнениях.

Сверху раздалось буханье шагов.

Папа снова спускался, но на этот раз он направлялся в комнату Сэма.

Сэм быстро прикрыл глаза и лежал не дыша на спине.

Он увидел, что там творится и пришел меня ругать.

Папа на цыпочках вошел в комнату Сэма, стараясь не шуметь, но направился вовсе не к Сэму.

Он открыл дверцу стенного шкафа. Сэм слышал звяканье металлических вешалок.

Он осторожно приоткрыл глаза. Чуть-чуть. И смотрел сквозь щелочки.

Папа выходил в дверь, неся в руке фланелевую ковбойку, которую Сэм давно уже не носил. Также на цыпочках папа вышел в коридор.

Тишина. Затем входная дверь щелкнула, открылась и закрылась.

Сэм выскользнул из-под одеяла. Он осторожно прокрался к окну и выглянул наружу.

Отец садился в машину. Торопливо бросив в машину чемодан, он неожиданно оглянулся и посмотрел на окно Сэма.

Сэм поспешно пригнулся.

Еще через минуту взревел мотор, и машина унеслась в ночь.

8

— Помогиитее!..

Голос. Опять.

Я словно перенесся в прошлое. Прячусь под лестницей. Барт где-то поблизости. Потерял след.

У меня снова это чувство.

Головная боль. ЧУВСТВО…

Что-то внутри меня.

Толкает. Пытается выбраться.

УХОДИ. ЗДЕСЬ МАЛО МЕСТА.

(Проснись, Сэм. ПРОСНИСЬ.)

— ПОМОГИИИТЕЕЕ!

Голос как будто переместился в другое место. Он больше не за окном нижнего этажа.

Он снаружи.

Во тьме.

На улочках «Тюринг-Дугласа».

Я встаю. Я должен идти за ним.

Я должен узнать, кто это.

НЕТ.

Ноги дрожат. Они совсем как ватные.

Я хватаюсь за перила и неимоверным усилием воли добираюсь до верха.

Я не знаю, ПОЧЕМУ я должен следовать за голосом. Я не знаю, почему я не бегу отсюда на все четыре стороны, хотя следовало бы. (ПОТОМУ ЧТО ТЫ ГЛУПЕЦ!)

Чувство усиливается. Я едва передвигаю ноги.

— Помооогииите!

Голос выводит меня на узенькие улочки, окружающие меня корпуса разбухают и сжимаются, как темная медуза, а глаза, пронзая мрак, следят за мной, но я бегу по запутанному лабиринту улочек; я оказываюсь у ворот и вдруг иду по дороге к дому.

Но голос со мной. Я чувствую его.

ОБЕРНИСЬ ИЛИ ПОЖАЛЕЕШЬ!

Я понимаю, что ноги не двигаются. Они в капкане. Меня тащат. Я беспомощно парю, и тело мое меня не слушается.

— КТО ТЫ?

Я кричу, но каким-то образом слова остаются в голове, а я плыву над городом… над знакомыми местами…

И вот я перед своим домом. На дорожке.

Голос продолжает кричать, но изнутри меня.

— ПОМОООГИИИТЕ!

Он оглушает.

Это уже не просто звук.

Я его чувствую всем телом. Как если бы кто-то дергал за тугую струну, натянутую внутри меня от головы до пят.

Но я все иду. Потому что не в силах остановиться.

Я должен увидеть того, кто зовет меня. Голос, несомненно, связан с этим странным ощущением в голове. Если мне удастся узнать, кто кричит, может быть, прекратится и это чувство.

Я в доме. Мамы и папы не видно. Весь воздух пронизан этим криком: он в стенах, отчего все кругом вибрирует. И вскоре он уже и во мне, и уже я взываю о помощи — мой голос присоединяется к другому. И так я добираюсь до лестницы.

Крик доносится с этого этажа.

Из моей комнаты.

НЕТ — НЕ ХОДИ ТУДА!

Но я не могу сопротивляться. Сам голос управляет мной и заставляет меня двигаться — прямо к моей двери — и открывать ее.

Я пытаюсь воспротивиться, но это бесполезно. Это он — (Я?) продолжает звать, и у меня нет сил сопротивляться.

Я поворачиваю ручку двери. Она резко распахивается, ударяя со всего размаха об стену. Комната залита ярким белым светом. За моим столом сидит спиной ко мне незнакомец. Я в панике. Кто это? Он один? Это он взывает о помощи? Я не знаю. Но я ВИЖУ, что на нем моя фланелевая ковбойка, та самая, что унес папа. Сначала я думаю, что это Барт — он выследил отца, украл ключи и мою рубашку, проник в дом… Но нет, это не Барт. Это я могу сказать определенно. Это кто-то другой, кто-то знакомый, и я парю в воздухе, разбитый и измочаленный этим звуком (ПОМОООГИИИТЕ!), и

вот

он

начинает

поворачиваться.

Я не могу закрыть глаза, я вижу его профиль, и он вопит (ЭТО ЖЕ ОН ВОПИТ ИЛИ НЕТ?), не я же? Ни один звук не исходит из МЕНЯ, и это не «Помогите!». Я не кричу больше о помощи — это совсем другое, другое слово. Это имя:

— КЕЕЕВИИИН!

И вот наконец он обернулся полностью.

СТОП!

Больше нет вопросов.