Похитители душ - Фишер Кэтрин. Страница 32
Он улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.
Ледяная лестница вела наверх, мимо сверкающих стен. Наконец они пришли в какую-то комнату. Джесса выглянула из-за плеча Хакона и едва не вскрикнула от удивления.
В комнате сияло множество свечей — белых свечей всевозможной формы и размеров. Их пламя не металось, а горело в неподвижном воздухе совсем прямо. Посреди комнаты стоял белый стул, на котором сидела Сигни и не мигая смотрела на вошедших. Потом она протянула к ним руки.
— А я почти надеялась, что вы не придёте, — печально сказала она.
— Мы не могли не прийти, — сказал Скапти, подходя к ней.
— А Вулфгар?..
— Его с нами нет. Он остался в Ярлсхольде.
Платье и волосы Сигни как-то поблёкли, сделались светлее, кожа приобрела странный блеск. Вся спинка её стула была обмотана ледяными нитями, спутавшимися в клубки. Эти нити-кандалы висели на её рукавах и запястьях, а когда Сигни встала и пошла вперёд, потянулись за ней.
Сигни хотела дотронуться до пришедших, но её рука прошла сквозь руку Брокла, и тот только покачал головой.
— Как тебе нравится твой меч, Хакон? — спросила она.
Тот с удивлением посмотрел на неё:
— Очень нравится, только он у меня уже давно.
— Правда? — Сигни взглянула на их изношенную одежду, обветренные, небритые лица. В её глазах мелькнул страх.
— Сколько?
— Много недель.
Она сжала дрожащие пальцы:
— Я не знала. Здесь нет времени. Здесь нет ничего, кроме тишины и холода, здесь не с кем поговорить и не к кому прикоснуться…
Глаза Сигни остановились на двери, возле которой стоял Греттир. Старик криво ухмыльнулся. Кари задумчиво потрогал цепи.
— Сможешь?.. — спросила его Джесса.
— Нет. Это колдовство Гудрун. Только она может их снять.
— Уходите отсюда! — Сигни положила свою призрачную руку на его; только Кари мог почувствовать её прикосновение, лёгкое, как листочек. — Тебе не надо было сюда приходить, Кари. Именно ты ей и нужен. Она привела меня сюда, чтобы за мной пришёл ты.
— Я знаю. — Кари повернулся к Греттиру. — Где она?
— Ждёт тебя.
— Тогда показывай, куда идти. Но сначала я должен быть уверен, что с моими друзьями ничего не случится.
— Ну уж нет! — решительно сказала Джесса и взяла Кари за руку. — Ты от меня не отделаешься. Мы все пойдём с тобой.
Кари попытался выдернуть руку, но Джесса держала его крепко.
— Джесса…
— Нет, Кари.
— Как трогательно, — послышался насмешливый голос Греттира.
— Брось, — сказал Брокл, положив руку на плечо Кари. — Она права.
Кари посмотрел на них:
— Да поймите вы, я не хочу подвергать вас опасности…
— Мы не боимся никаких опасностей.
— Пустите меня! Пожалуйста, Брокл! — Кари снова попытался вывернуться.
— Ты никуда без нас не пойдёшь, — твёрдо сказал Брокл. — Слушай, Кари, Джесса права. Это наше общее дело, а не только твоё. Ты не должен всё брать на себя.
— А чем, интересно, вы сможете ему помочь? — внезапно раздался холодный и насмешливый голос. — Этот мальчик тебе не родня, Брокл, сын Гуннарса. Он не твой. Он мой. И всегда будет моим.
Брокл застыл на месте. Выражение его лица сделалось жёстким. Он крепко обнял Кари, и оба, прижавшись друг к другу, повернулись к стоящей в дверях женщине.
Глава двадцать пятая
Ладоней не мыл он, волос не чесал.
Она постарела. Однако была по-прежнему высокой и бледной; длинные волосы заплетены в косы и забраны под серебристую сетку. Накидка цвета теней на снегу, в тусклом свете льда отливающая голубым, прозрачные глаза, которые ничего не выражают.
Она быстро шагнула в комнату, залитую светом свечей, и улыбнулась своей холодной улыбкой, от которой когда-то в ужасе оцепенела Джесса.
Бросив взгляд на Кари, Гудрун сказала:
— Посмотрите на нас, и вы сами это поймёте.
Они молчали. Каждому из них Гудрун принесла горе. Хакона она сделала одноруким рабом, обречённым на каторжную работу на захудалом хуторе. Джессу отправила в безлюдный ледяной Трасирсхолл, у Вулфгара отобрала все его земли, а Скапти на долгие годы превратила в вечно голодного нищего скитальца, живущего подаянием. Брокл был обречён на медленную смерть вместе с её сыном, а самого Кари она заточила в темницу, где тот не имел возможности ни говорить, ни ходить, ни даже видеть людей. Своего отца — ярла Рагнара — он так и не увидел. А потом Рагнар был убит злой колдуньей.
Каждый из них имел причину ненавидеть Гудрун. И только Мунгарм стоял в стороне от всех.
Гудрун протянула руки к Кари:
— Я знала, что ты вернёшься домой.
— Это не мой дом, — ответил он, делая шаг назад.
— Нет, он твой, — серьёзно сказала Гудрун. — Ты же видел его, видел мой народ. Теперь он и твой, Кари. Ты не можешь этого отрицать.
Кари на секунду отвернулся, потом снова посмотрел ей в лицо:
— Однажды ты уже предлагала мне всё это. И я отказался.
Она кивнула и знакомым Джессе жестом разгладила складку на платье.
— В таком случае позволь тебе кое-что показать. Тебе это будет интересно. Всем вам. То, что случилось в Ярлсхольде, было вызвано моим колдовством, это правда, но вас погубили ваши собственные сны. Сны смертных. Разрушительные, опасные. Смотрите, и вы увидите, что вы сделали сами с собой.
Она взмахнула руками, и в комнате стало холодно и темно. Потом комната исчезла, и все увидели, что стоят по колено в снегу в каком-то знакомом месте. Это был Ярлсхольд. Но как же он изменился!
Вокруг стояла мёртвая тишина. Всё было покрыто снегом; со ставней и подоконников свисали сосульки. Сквозь рваные облака проглядывали звёзды, слабо освещая гладкую поверхность снега, на которой не было видно ни единого следа. Казалось, селение полностью вымерло.
Гудрун открыла дверь, ведущую в дом ярла.
— Ты хитро поступил, оставив здесь своего стража, — сказала она Кари. — Иначе я бы давно до них добралась.
Все осторожно вошли в дом.
Кругом стоял мертвящий холод. Тьма и смертельный сон окутывали дом. Тихо ступая по каменным плитам, Джесса повсюду натыкалась на спящих; люди упали там, где их окутали сны, и теперь медленно замерзали. В доме ярла собрались все — рыбаки, крестьяне, рабы, дети, женщины, воины; одни уже спали, другие пытались хоть как-то согреться под одеялами и шкурами.
Впереди мерцал тусклый красный огонёк. Возле него сгорбился кто-то, кто ещё был жив. Подойдя поближе, Джесса увидела тлеющие угли и слабый свет огня. Возле жаровни сидел, закутавшись в одеяло, Вулфгар.
Его вид поразил её. Он исхудал, подбородок покрывала густая щетина, а красные глаза смотрели устало и бессмысленно. Увидев их, он горько улыбнулся:
— Я знаю, у меня бред. Значит, вы все погибли? Вы привидения, которые пришли ко мне?
— Мы видение, — сказал Кари, подходя к нему. — Видение, и больше ничего.
Казалось, Вулфгар его не слышит. Он покачал головой и хрипло засмеялся:
— Конечно, видение. Вы погибли на Краю мира, куда я вас послал. А у нас все уснули под её чарами, все, кроме меня. О боги, почему я не засыпаю?
Он сжал рукоять меча и отвернулся, глядя на огонь.
Скапти стоял молча, потом шагнул к Гудрун:
— За всё это я убью тебя своими руками.
Она холодно улыбнулась.
— Вулфгар нас едва видит, — сказал Кари. — Он думает, будто мы ему кажемся.
— Но как же он до сих пор жив? — спросила Джесса.
Кари подошёл к дереву в центре зала; огромный ствол ясеня был покрыт инеем.
— Вот как.
Все окружили дерево и увидели, что в глубокой щели у основания ствола что-то поблёскивает. Джесса немного отступила в сторону, чтобы не заслонять свет, и они увидели маленький костяной круг, покрытый спиралями. И тут Джесса вспомнила, где она видела такие знаки, — в комнате Кари в Трасирсхолле, где с потолка свисали на нитях кусочки горного стекла с начертанными на них рунами. Она вспомнила, как ярко вспыхивал на солнце хрусталь.