Летчик для особых поручений: Фантастические произведения (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 79

Через несколько часов я совсем измотался. Стояла душная жара. Кожа у меня горела от всяких ядовитых колючек. Был я такой исцарапанный, что квартальный воспитатель номер восемь, наверно, при виде меня грохнулся бы в обморок.

Часто попадались прохладные ручейки, и жажда меня не мучила, но зато ужасно хотелось есть.

Когда же кончится этот проклятый лес? Утром он казался мне добрым, ласковым, а сейчас был как враг.

Я выбрался на полянку и упал в траву. Просто ноги уже не держали. Я лежал, уткнувшись лицом в пахучую зелень, и думал: «Хоть бы ягод каких-нибудь найти...» И вдруг услышал легкие шаги. Совсем не похожие на шаги Птицы.

Конечно, я испугался. Но убегать и прятаться не было сил. Я посмотрел через траву. По лужайке шел сгорбленный старик в длиннополом сером халате. Халат был подпоясан жгутом, скрученным из сухой травы.

Старик шел прямо ко мне. Когда я это понял, то собрал последние силы и встал.

Старик посмотрел на меня водянистыми глазами и сказал:

— Мир тебе в этом лесу. Ты устал?

— Да, — прошептал я.

— Если хочешь, пойдем ко мне. Поешь и отдохнешь.

Он повернулся и зашагал, не оглядываясь. Не очень резво, но и не тихо. И трава будто сама собой расступалась перед ним.

Я подумал, что могу попасть в руки врагов. Но, постояв секунду, я поспешил за стариком: очень уж хотелось есть.

Скоро мы оказались у лесной хижины. Три стены ее были сложены из замшелых камней, а передняя сплетена из веток. В плетеной стене была дверь и небольшое оконце. На пороге старик оглянулся и сказал:

— Входи в мой дом...

Я вошел. Было просторно и полутемно. В дальнем углу возились какие-то животные — не то овцы, не то козы. Пахло сухой травой и дымом.

— Садись где понравится, — предложил старик.

Я оглянулся, увидел топчан, покрытый тряпьем, и сел. Прислонился к бугристой каменной стенке. Камни сквозь майку холодили спину. Старик молча поставил рядом со мной глиняную миску, положил кусок хлеба и деревянную ложку.

Я взялся за еду. Это была теплая сладковатая каша, не знаю, из какой крупы. Когда я выскреб донышко, старик дал мне кружку холодного молока.

«Позвал в дом, кормит, — подумал я. — А знает ли он, кто я такой?» Будто в ответ на эти мысли, старик сказал:

— Ложись, отдохни. В этом доме тебя никто не тронет.

И я перестал бояться. Да и что оставалось делать, когда глаза сами закрывались от усталости? Я скинул сандалии и свернулся калачиком на тряпках...

Когда я проснулся, в оконце синели сумерки. Старик возился у очага. Его жидкие седые волосы казались золотыми от огня. Не оглянувшись, он проговорил:

— Ты хорошо поспал. Ноги больше не болят?

Нет, ноги не болели. Только немного ныли и чесались царапины. Я чувствовал, что силы вернулись.

— Спасибо. Теперь пойду... — сказал я.

— Куда же к ночи? Живи до утра.

— А далеко отсюда до берега?

— До твоего берега? — странно спросил он. — Часа два пути. Но идти лучше утром...

«Он, кажется, все про меня знает», — подумал я. Подошел к очагу и сел напротив старика на корточки. Он не удивился. Спокойно глянул на меня и стал ворошить палкой горящие сучья. У него были худые щеки, редкая бородка, костистый лоб почти без морщин. Зато ниже лба, на всем лице, морщин было очень много. При свете очага они казались глубокими и черными.

Я спросил:

— Вы лесник?

— Я отшельник.

Это меня совсем успокоило. Я читал, что отшельники никому не причиняют вреда.

— Значит, вы живете здесь один и молитесь богу? — спросил я.

— Нет, — спокойно сказал старик. — Я не молюсь.

Я пока не уверен, что бог есть. Просто я ищу Главную Истину.

— Что? — не понял я.

— Главную и Вечную Истину, — хмуро, но терпеливо повторил он. — В чем смысл человеческого бытия.

— А-а... — сказал я.

Отшельник быстро взглянул на меня.

— Разве ты понимаешь, о чем я говорю?

— Что же тут не понять?

— Ты тоже думал об этом?

— Было как-то, — сказал я.

Отшельник снова опустил голову и зашевелил в очаге сучья.

— Все равно, — вздохнул он. — Никто не знает ответа.

Но я знал ответ. Мама мне объяснила эту истину давным-давно — года два назад. Это случилось, когда меня ошарашила мысль: зачем живет человек, если все равно умрет? Я два дня ходил как пришибленный, а временами такая тоска брала, что прямо хоть головой о камни. Мама наконец увидела, что я сам не свой, стала расспрашивать. Ну, я не выдержал, рассказал о своих мыслях.

Мама посадила меня на колени и серьезно объяснила:

— Это с каждым человеком бывает: однажды у него появляется такой вопрос...

Но мне было не легче от того, что это с каждым...

Мама сказала:

— Каждый надеется дожить до глубокой старости. А тогда человек уже так утомлен и спокоен, что умирать ему не страшно.

— Да не в том дело, что страшно! — крикнул я. — Просто обидно! Живешь, живешь, а потом — ничего.

— Вовсе не ничего, — возразила мама. — У человека остаются дети. У тех детей будут еще дети, много новых людей. А все люди — которые были, которые сейчас живут и которые потом будут, составляют человечество. А человечество будет всегда, оно бессмертное.

Но меня это не успокоило. Я не понимал, зачем оно, человечество? Зачем, если люди, которые будут жить по-

том, тоже станут мучиться от таких же вопросов, как я? Все равно будут спрашивать: зачем живет человек?

И мама сказала:

— Человек рождается, чтобы радоваться жизни. Смотри, какое чистое небо, какая весна, смотри, сколько на земле интересного. Когда радуешься, разве спрашиваешь, зачем? Радуешься, вот и все.

Я подумал, что это правда. Но тут же вспомнил, что не у всех людей жизнь радостная. У кого-то сплошное горе, а он все равно живет. И сказал об этом маме.

Мама вздохнула:

— Конечно, всякое в жизни бывает... Бывают беды и несчастья, но люди с ними спорят и все равно стремятся к радости... А самая большая радость, Женька, это любовь...

— Какая еще любовь? — недовольно спросил я. Книжки и кино, где бегают на свидания и целуются, я терпеть не мог.

Мама засмеялась:

— Всякая. Когда человеку очень нужны другие люди: мама и папа, друзья, дети... Вот мы с папой тебя любим и точно знаем, зачем живем. Чтобы ты вырос хорошим человеком и был счастлив... Но не только для этого, конечно! — смешно спохватилась она. И серьезно добавила: — Вообще надо стараться жить, чтобы другим от тебя что-то хорошее было. Ясно?

Нельзя сказать, что все мне было ясно. Однако главное я, кажется, понял. И я спрыгнул с маминых коленей, потому что жить в самом деле было интересно. Я вспомнил, что ребята строят за гаражами робота Федю с пузатым самоваром вместо головы, и побежал на улицу...

Сейчас, глядя на отшельника, я подумал, что хорошо бы все это ему объяснить. Но не решился. Мне показалось, что он со мной не согласится. Я только спросил:

— А зачем вам Главная Истина?

— Как зачем? — удивился он. — Чтобы знать.

— Ну да... А зачем знать? Что вы с ней будете делать, когда узнаете?

Он утомленно объяснил:

— Истина — это не вещь. С ней ничего не надо делать. Ее надо осознать, вот и все.

Я боялся его обидеть, но очень уж было непонятно, и я нерешительно спросил:

— А потом что?.. Вот у нас во дворе если ребята что-нибудь интересное придумают, они сразу бегут к другим и рассказывают. Иначе какой прок?.. А вы ведь живете один... Или вы потом пойдете к людям?

Отшельник покачал головой:

— Не пойду. Главную Истину каждый должен искать для себя сам... И откуда я знаю: вдруг мое открытие принесет другим людям вред? А я не хочу никому делать ни добра, ни зла.

Я удивился:

— Зла — это конечно. А почему добро не сделать?

— Потому что все должно идти своим чередом, — вздохнул Отшельник. — Не следует вмешиваться в движение событий...

— Но вы же... вот вы помогли мне. Разве это не добро?

Отшельник опять быстро взглянул на меня и встал.