Большое сочинение про бабушку - Колпакова Ольга Валерьевна. Страница 15

— Раньше, — перебивает тётушка, — говорили не «брёвна», а «дерева» — отсюда и «деревня». А «срубить избу» — потому, что изба не строилась, а рубилась. Не бравшись за топор, избы не срубишь! Пилу плотники не жаловали. Ведь при рубке сосуды дерева сплющиваются, уплотняются, значит вода в бревно не проникнет. Пила же, напротив, открывает влаге и гнили доступ к дереву.

— Какой топор, мужчины плотничать давно разучились. — Я не могла припомнить, есть ли вообще в нашем хозяйстве топор. — Да и зачем, если всё делают специальные бригады, строительные компании.

— Поэтому будущему домовладельцу остаётся следовать одному тоже древнему, но всё ещё актуальному совету, — тётушка подняла кверху палец: — не сердить строителей, пока они возводят ему дом. Удача на стройке стала заботой самих строителей, и теперь уже они подкладывают монету под первую сваю. Однако не для богатства хозяина, как велось испокон, а во избежание дополнительных финансовых издержек. Подобно давним своим предкам, они не свистят на площадке, боясь накликать ветер, который может помешать работе крана; избегают спускаться в котлован, считая, что это ускорит переход в «нижний мир». И что самое удивительное: считая все эти приметы суеверием, люди всё же продолжают их придерживаться. Так, на всякий случай…

ГЛАВА 3

ИЗБА ГОРЛОМ НЕ СТРОИТСЯ

В древности на месте постройки убивали животное: коня, петуха или курицу. Если начиналось особо важное строительство — кремль, крепость, пожертвовать могли и человека. Зачем нужна была такая жертва? Принято считать, что это подарок богам: чтобы всё шло хорошо. Но что это за бог, который даёт счастье за курицу?

Долго размышлять на эту тему мне не пришлось: к вечеру мы были в Ишиме и, устроившись на ночлег у бывшей тётушкиной однокурсницы, принялись представлять мир глазами человека, который уверен: всё вокруг живое. Дух может поселиться в чём угодно: в дереве, в камне, в реке. Но как быть с тем, что создано не природой, а человеком?

— Наши предки считали, — рассказывала тётушка, — что дом должен был родиться, вырасти так же, как любое живое существо, и для этого нужны форма и душа. Новое ведь не может появиться из пустоты. Удивительными материалистами были наши предки! С появлением нового дома мир меняется, и эти перемены не должны нарушать существующего баланса. Дому надлежит занять правильное место в «этом» мире и получить покровительство мира «того». Жизненная сила, душа убитого становилась душой дома. Его тело — телом дома. От этих жертвоприношений и пошли названия частей дома, полностью соответствующие названиям частей тела человека или животного; а крыши венчались «коньками» и «петушками» — в зависимости от жертвы.

Хозяйка дома, Зульфина, накрывая стол, разговор охотно поддержала:

— В доме нашего дедушки до сих пор углы имена святых носят! Раньше как было: столбы дома получали имена мусульманских святых — пророка Мухаммеда, его дочери Фатимы и её мужа Али, внуков пророка Хасана и Хусейна. Малыши всегда знают, где в доме маму найти: в женском углу у Фатимы. А ещё до ислама на Памире опоры дома называли. Было пять опор: вода, земля, огонь, ветер и личность, то есть единство природы и человека.

Назвать части дома их настоящими именами — значит проникнуть в глубинный смысл, увидеть то, чего не видно обычным взглядом. Эти знания нами потеряны. Интересно, можно ли их восстановить? Может быть, сказки и остатки древних обрядов подскажут, в каком углу дома какая сила заключена?

Животное для жертвоприношения выбиралось только домашнее, то, которое приносит пользу человеку, может защитить от нечистой силы. Череп убитого животного укладывали в угол дома, добавляя мёд, воск, зерно, хлеб. Мясо съедали: перед началом строительства работников полагалось угостить. До последнего времени сохранилась традиция вкладывать дары в нижнее бревно, сделав для этого небольшое углубление.

— Для каждого угла — свой подарок, — продолжала тётушка. — Это могли быть деньги (самая крупная монета — в красный угол, где под иконостасом ставится стол). Либо ладан (для святости). У входа в углу — шерсть (для тепла), в жерновом углу — деньги (для богатства). А где печь будет — там ничего не оставляли.

— Почему? — удивилась Младшая такой несправедливости.

— Там стояло деревце: маленький кедр, берёзка, рябинка. «Вот тебе, соседушка, тёплый дом и мохнатый кедр», — говорил при этом хозяин. В этом углу должен был жить домовой. Христиане продолжали ставить деревце, вешая на него иконку.

— Наверное, думали, что святой будет наблюдать за ходом строительства лучше всяких видеокамер, — смеялась Зульфина.

— Под присмотром святых и соседей работа спорилась. Венец за венцом, словно венок вокруг деревца, рос сруб. Вот уже и до матицы дело дошло.

— Это что? Слово странное, — заметила Младшая.

Она учится прислушиваться к словам. Учится пробовать их на язык. Тихон просит её произносить названия его рисунков, потому что не всегда слово произнесённое звучит так, как внутри него. «Прасковья — мой голос», — читаем мы руки Тихона.

— Само название подсказывает, — выбираясь из-за стола, растолковывает тётушка: — не простое место в избе матица, или матка. Матицей называли балку — опору для потолочин.

Она достаёт из сумки свой молескин и перьевую ручку и пытается изобразить схему дома. Улыбнувшись, Тихон перехватывает ручку и помогает набросать план.

— Самые древние избы, — объясняет тётушка, заштриховывая потолок на картинке, — не имели потолка — только кров. Топились они по-чёрному — дым из печи шёл в комнату, поднимался под крышу, а потом уходил в дымник. Такая изба называлась курной или рудной. «Рудная» — от слова «руда», которое означает и «кровь», и «грязь». «Курная» (как и «курить», «курчавый») — от слова «кур» («дым»). «Сидит мужик на полатях, на нём синенький халатик» — это и есть дым в курной избе. В таких домах было специальное окно — дымоволок. Оно находилось вверху, под потолком. В него уходил дым — потому и «дымо…». А «…волок» — от задвижки. Стекла в таком окне не было, оно закрывалось, «заволакивалось» деревянной дощечкой. В низких избах можно было рукой достать и закрыть, в высоких приходилось дотягиваться шестом.

Хотя вполне возможно, курная изба связана не с дымом, а с курицей. Древние избы очень походили на птиц: они стояли… на куриных ногах — четырёх пеньках, которые торчащими из земли корнями напоминали куриные ноги, а кровля изб походила на два куриных крыла. Кстати, слово «крыльцо» («крыло») тоже пошло от сравнения дома с птицей.

Тихон продолжал рисовать. Курную избу он видел, когда мы были с ним в Нижней Синячихе. Даже заштриховал чёрным, как положено, — ведь кровля в курной избе от дыма становилась тёмной и блестящей, словно выкрашенная масляной краской. Закопчённый верх в такой избе отделялся от белого низа специальными полками — воронцами. Воронцы — как вороны, чёрные и блестящие от сажи. Располагались воронцы друг к другу под прямым углом, одним концом каждый брус врезался в стену на высоте человеческого роста, а вторым брусья укладывались на печной столб — вот и получалась одна голова и два рога, отсюда загадка: «Стоит Яга — во лбу рога». Один брус служил опорой для полатей; второй воронец — брус чуланный — полкой для посуды, для вынутого из печи хлеба. Воронцы разделяли избу на красный угол, задний угол и печной угол.

Я никогда не жила в курной избе. Но говорят, там тепло, как в бане. И сухо. Дым не только прекрасно прогревал избу — так, что зимой можно было ходить по полу босиком, но и убивал вредных микробов. Пётр Первый запрещал строить в Санкт-Петербурге курные избы, так как пожары в них возникали чаще, чем в избах с печкой «по-белому». Последние курные избы исчезли в середине ХХ века. Сейчас их можно увидеть только в этнографических музеях.

— А вот когда стали делать печки с дымоходами, для большего тепла пришлось соорудить потолок, который и держала матица, — тётушка ни на минуту не даёт забыть, что поездка у нас не простая. — Матица — золотой мост на семь вёрст. Она делила избу на верх и низ. Под ней — средний мир, где живёт человек, а крыша — мир верхний, небо. Поэтому установка матицы было одним из важнейших этапов строительства. Когда поднимали матицу, хозяин устанавливал в срубе свежее деревце, хозяйка привязывала к матице шубу с пирогом (символ сытой жизни), а сверху брус посыпали хлебными зёрнами и хмелем. Самый искусный плотник должен был забраться на матицу, пройти по ней, взять каравай и, помолившись, спуститься. Под матицу тоже подкладывали монеты. И, конечно, всё сопровождалось молитвами и угощением.