Невеста оборотня - Билл Альфред. Страница 47
Губы моего дяди приоткрылись, но ни единого звука не сорвалось с них… И только затем:
— Сен-Лауп! — громко крикнул дядя и тотчас приложил дуло мушкета к спине француза. Сен-Лауп обернулся — я видел его расширившиеся от ужаса глаза — и получил в лицо весь заряд мушкета.
Это произошло уже позднее, в январе, перед тем, как расшатанные нервы Фелиции достаточно окрепли и она смогла наконец выходить из своей комнаты. Но двумя неделями позднее, в один из сухих и солнечных дней начала февраля, после того как пастор Сэквил обвенчал нас в гостиной дядиного дома, мы с Фелицией уже отправились в Нью-Йорк. Мы сели на прекрасный корабль «Доминика», чей владелец, оказавшийся школьным другом нашего дяди, только и ждал нас, чтобы начать свое плавание до Сан-Китса, порта в Испании. Уэшти плыла вместе с нами, так как дядя хорошо понимал, что расстроенные нервы куда опаснее для состояния здоровья Фелиции, чем даже серьезная физическая травма, а гаитянка в нашем путешествии была бы лучшей из всех возможных сиделок. И постепенно мысли Фелиции, окруженной бережной заботой Уэшти и черпающей силы в магическом воздействии моря и солнечных лучей, перекинулись на далекие романтические земли и яркие, окруженные пенящейся кромкой прибоя тропические острова, и к ней медленно вернулись ее уравновешенность и здоровье.
За подкладкой зеленого редингота судебный следователь, проводящий расследование, следуя предположению м-ра Сэквила, нашел завещание старого Пита. Оно содержало не более чем намек на то место, где находился тайник с сокровищами скряги-накопителя, но зато в этом документе я был назван наследником всего того, что будет найдено. Завещание было официально утверждено; хотя ходило множество слухов о том, что оно будет оспорено; но я настоял на вступлении во владение домом и землей, чем вызвал к себе всеобщую ненависть, а также получил сумму в тысячу сто тридцать шесть долларов восемьдесят два цента, которая оказалась в руках эсквайра Киллиана в день смерти старого Пита. Я полагал, что этой суммы мне хватит на наши насущные потребности; но наш дядя так изменился после произошедшего в те ужасные день и ночь, что даже с помощью м-ра Сэквила мне не удалось убедить его в этом; он тут же пред — , дожил мне пользоваться услугами его банка — самого лучшего банка во все времена — выразив готовность предоставлять мне льготные кредиты. Теперь для меня не составляет труда получать в его банке по векселю нужные мне суммы.
Если не считать тех наличных денег скряги, которые остались после его смерти в конторе адвоката Киллиана, хитрость старого Пита, казалось, сделала тщетным исполнение его последнего желания, если бы тщательные поиски в саду, которые я провел, когда сошел снег, не принесли мне куда более значительного богатства, чем то, на которое я мог рассчитывать. Дело в том, что на обратной стороне завещания имелся грубый и неаккуратный рисунок, на котором неровными линиями был изображен колодец, цепь с противовесом и бадья, поднимающаяся и опускающаяся под ними. , По краю листа, написанные рукой старого Пита, шли краткие пометки о цене и качестве строительных материалов, словно человек делал их во время разговора с каменщиком-подрядчиком. Итак, казалось вполне ясным, что рисунок сообщает лишь о том, что старик осведомлен о близком к разрушению состоянии своего колодца и начал думать о том, как отремонтировать его.
Конечно, нам не удалось исследовать то тайное место колодца, которое почти предоставило нашему врагу возможность уничтожить всех нас. Ко всему прочему этот колодец сыграл роль своеобразного свидетеля для присяжных заседателей, в течение пяти минут вынесших вердикт, снимающий с нас ответственность за смерть Сен-Лаупа. Духовенство в те дни все еще сохраняло видимость влиятельной силы, так что рассказ пастора о событиях тех ужасных дня и ночи был принят почти без вопросов. Я поведал суду не более, чем требовалось присяжным для подтверждения его свидетельских показаний, а мой дядя не сказал ни единого слова сверх того, что он видел и делал в ту ночь, поднятый с постели Барри, который открыто не подчинился приказу м-ра Сэквила и сразу примчался к дяде Баркли с сообщением о том, что мы выследили Сен-Лаупа, вернувшегося в свой маленький домик на Холме Повешенных.
Снежная буря, которая так легко могла перечеркнуть все наши усилия, теперь работала на нас. При дневном свете стали видны все следы Сен-Лаупа, которые он оставил на снегу, пытаясь сыграть роль привидения старого Пита, и позднее, когда, преисполенный чувства праведного мщения, пастор громовым голосом объявил ему, что мистификация раскрыта, и француз бросился на террасу. Эти черные ямки на белом снегу протянулись до мрачного зева колодца. Только в двух местах мы нашли знаки невероятных метаморфоз, которые без лишних слов подтвердили наши торжественные показания и избавили нас от клейма идиотов или безмозглых негодяев. На белом снегу у края веранды остались отпечатки огромных лап зверя, поджидающего здесь в засаде нашего приближения; а с подветренной стороны колодца, вертикальные опоры которого все еще продолжали стоять, мы нашли след волка, переходящий на следующем шаге в след ноги человека, в след маленькой изящной ножки, отпечаток которой мы с эсквайром Киллианом обнаружили в золе у камина — знак последней непроизвольной трансформации волка в человека…
Несколько зевак чуть было не распорядились всеми этими следами, и тогда бы ничто другое не смогло подтвердить наши слова о том, что мы боролись не просто против негодяя в человеческом обличье и что сруб колодца рухнул вниз не в борьбе с ним. Нам не было задано ни одного вопроса об исчезновении Де Реца. Почему-то у суда сложилось впечатление, что собака находилась вместе со своим хозяином в той самой карете, что увезла Фелицию, и осталась в экипаже вместе с Хиби, продолжившей свой путь в Нью-Йорк. Но попытка похищения Сен-Лаупом Фелиции вызвала такое всеобщее негодование среди наших сограждан, что заинтересованность в тщательном расследовании обстоятельств его смерти, произошедшей при столь мрачных обстоятельствах, была отодвинута на второй план, и присяжные удовлетворились сложившимся мнением, что француз пал в схватке с роком и что вообще этот конец был достоин его.
Поэтому члены суда, которые рассматривали м-ра Сэквила и меня, когда мы один за другим опускались на подвешенной к цепи люльке в узкую вертикальную шахту, выкопанную рядом с колодцем на глубину около пяти футов и сокрытую от чьего-либо любопытного взора каменными плитами садовой дорожки, были настроены по отношению к нам достаточно дружелюбно. Выбитая в скальном грунте, она представляла собой результат многолетнего труда старого Пита или, возможно, кого-либо из прежних владельцев имения. Более совершенного тайника, предназначенного для скопления скрягой сокровищ, я не мог бы себе и представить. Но если тайником когда-нибудь и пользовались с этой целью, то сейчас он был совершенно пуст, и присяжные, один за другим, появляясь после осмотра шахты на поверхности, лишь качали от досады головами.
Из путешествия мы вернулись в конце апреля. Дороги утопали в талой воде, однако лед долго не сходил в реки. Даже в тот день, когда мы обогнули гору Сандер и бросили свой первый взгляд на Нью-Дортрехт, открывшийся нам с правого борта, лед все еще лежал на палубе пакет-шлюпа. И в этот момент Фелиция дала мне наилучшее доказательство своего полного выздоровления. Ее нетерпеливая горячая рука нашла мою руку и заставила меня обратить свой взор туда, где над покрытыми набухшими почками деревьями только что показалась крыша в доме старого Пита.
— Я хочу, чтобы завтра утром ты повел меня туда, — прошептала она.
— Зачем? — спросил я, взглянув на нее с внезапным испугом, ибо опасался, что какие-то ужасные болезненные видения вернутся в ее память при взгляде на это место. Но она, уверенно улыбнувшись, спокойно ответила мне:
— Наверное, потому, что хочу доказать себе, что уже не боюсь идти туда. Я не смогу жить в этом доме и быть вполне счастливой, ощущая преследующие меня прежние страхи. Но, главным образом, потому, что хочу найти для тебя деньги бедного старого Пита. Я верю, что мне это удастся.