Война «ежей» - "Братья Мормаревы". Страница 36
К обеду Тошко и Стефчо вернулись в детский сад, к этому времени у них уже было много приятелей. Пообедали все вместе, а потом отправились в спальню. Вот это уже не понравилось мальчикам. Да и кроватей в спальне для них не хватило. Братишки вышли во двор, и во дворе им показалось очень интересно: чего только там не было! Они начали кататься с деревянной горки, но какая-то женщина, прикрикнув, велела им уходить отсюда — здесь площадка детского сада. Близнецы спрятались в кустах и оставались там до тех пор, пока детсадовцы не вышли на прогулку. Тошко и Стефчо снова стали играть со всеми. Потом поужинали и побежали к деревянной горке, от усердного катания у них даже штанишки порвались.
К пяти часам стали появляться родители. Постепенно всех детей разобрали, и Стефчо и Тошко остались одни. Тут-то воспитательницы и обратили на них внимание: что же теперь делать с этими малышами?
— Вы чьи? — наклонилась к ним воспитательница.
Но объяснения не потребовалось, приятная музыка, звучавшая по радио, прекратилась, и диктор объявила:
— Передаем срочное сообщение Народной милиции. Пропали двое близнецов, Тошко и Стефчо, четырех лет, одеты в…
— Боже мой! — всплеснула руками воспитательница и схватила близнецов в охапку. — Идемте!
— Тетя, можно завтра опять к вам? — спросил Тошко.
Когда дедушка увидел Тошко и Стефчо, которых вела за руку воспитательница, он не смог подняться со стула — ноги стали как ватные, силы оставили его. Потом дедушка пришел в себя и, едва сдерживая подступающие слезы, обнял детей. Воспитательница сердито выговаривала ему, но он ее даже не слышал.
Утром на место бывшей спортплощадки прибыли корреспондент Яким Стоянов и фоторепортер, худощавый мужчина с фотоаппаратом через плечо.
Яким Стоянов ясно представлял характер своего будущего репортажа, заранее оговорил его с главным редактором: история детской спортплощадки на улице Васила Мулетарова в доме № 17 дает возможность поговорить о серьезных, наболевших проблемах.
— Действуй, — решил главный редактор.
И Яким Стоянов действовал. Прежде всего он объяснил фоторепортеру свой замысел, и тот, профессиональным взглядом окинув все вокруг, тотчас достал фотоаппарат.
Из подъезда вышел Ташев и в недоумении остановился: с какой стати эти двое фотографируют баскетбольный щит? К чему бы это?.. Когда Ташев отпирал гараж — каждое утро он проверял, цела ли машина, — раздался щелчок фотоаппарата. Ташев решил, что не стоит обращать на это внимание, но на работу отправился с дурными предчувствиями.
— Сделай, пожалуйста, панорамный снимок! — попросил журналист фоторепортера. — Вид сверху. Сними все это безобразие. Щелкни и этого типа!
Щелк! На пленке запечатлелась спина мужчины, который в это время возился со своей машиной — усердно копался в моторе.
— Я договорился с главным редактором, на материал дадут полполосы, — сказал Стоянов фотокорреспонденту, — можно будет пообстоятельнее изложить все.
Между тем во дворе появился Добролюб, главный виновник прибытия представителя прессы. И прямиком направился к Маляке. Добролюб не обратил внимания на журналиста и фоторепортера, но Яким Стоянов окликнул его:
— Мальчуган, ты здесь живешь?
— А что такое?
— Мы из газеты, делаем материал о вашей спортплощадке.
— Из газеты «Народна младеж»?
— А ты откуда знаешь? — удивился журналист.
— Да… — Добролюб смешался. — Я так сказал, наобум.
— Бывает! Из газеты «Народна младеж». Вчера тут пропало двое близнецов.
— Знаю.
— Все-то ты знаешь! Брата их тоже знаешь?
— Конечно!
— Прекрасно! Позови его. И других ребят. Всех зови!
Вскоре во двор вышли Камен с братишками, Маляка и еще несколько мальчишек. Услышав, что их будут фотографировать, скорей позвонили по телефону приятелям. Стоянов тем временем расспрашивал ребят о спортплощадке.
— А теперь гаражи снесут? — обратился к нему Добролюб.
— Да не знаю, посмотрим. Печать — это большая сила, мой мальчик. Знаешь, как уничтожили курятники в одном из районов?! Целую неделю пахло жареными цыплятами.
— Дядь, а дядь! — дернул его за рукав Тошко.
— Что, малыш?
— Очень хорошо было в детском саду.
— Здесь будет лучше, чем в любом детском саду, — журналист показал рукой на пустое пространство между домами. — Встаньте так, чтобы мы вас сфотографировали.
Во дворе собралось много ребятни. Фоторепортер поставил детей возле брошенного баскетбольного щита, только Тончо держался в стороне.
— Давай сюда! — позвал его Стоянов.
— Это сын того, кто… — Маляка кивнул на гараж.
— Не важно, — решил Стоянов.
Добролюб не отходил от него: журналист внушал доверие. Отведя корреспондента в сторону, мальчик тихо сказал:
— Его отец назвал меня лопоухим дураком.
— Да? — Журналист невольно взглянул на торчащие уши Добролюба.
— Можете вы что-нибудь сделать с ним?
— Пожалуй, нет. Слово не воробей, вылетит — не поймаешь! Ну, иди, становись вместе с ребятами.
Мамы и бабушки ни на миг не отходили от окон, они не сводили глаз с ребятишек, ревниво окликали своих — то им хотелось, чтобы мальчик поправил воротничок, то пригладил волосы, а одна мама даже громко потребовала, чтобы ее сын срочно высморкался — дело ли стоять перед фотоаппаратом с открытым ртом?
Из соседнего дома на шум выскочила пожилая женщина. Узнав, что газетчики снимают детей, решительно потребовала, чтобы фоторепортер подождал ее внучат. А старенькая бабушка привела с собой трехлетнюю девочку и бесцеремонно поставила ее впереди всех.
— Уходи отсюда, это не для девчонок! — толкнул ее Тончо.
Девочка заревела, а бабушка принялась сердито выговаривать Тончо.
Бабушка Гинка тотчас вступилась за внука. Яким Стоянов спокойно поставил девочку к ребятам. Прибежали и другие детишки — весь квартал прослышал о фотографировании для газеты.
— Сделай снимок широкоугольником, чтобы и гаражи были видны, и дети. А подпись дадим такую: «Что важнее для нашего будущего?» Как думаешь, подходит? — повернулся журналист к фотографу.
— Отлично!
Вместо фоторепортера газетчику ответил Маляка, решивший взять на вооружение фразу, которой, по мнению журналиста, можно было бы подписать снимок.
В школу учительница Добрева пришла на полтора часа раньше обычного. Накануне вечером она поздно вернулась домой, ей уже не хотелось проверять тетради, и она решила сделать это утром. Тут-то она и подумала: «Не зря говорится — не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». Тетрадки и правда проверялись с трудом. Контрольные как контрольные, точно отражают знания каждого ученика. Добрева начала складывать тетради, но тут вошла уборщица и сказала, что ее вызывает директор.
Добрева поморщилась, она сердилась на директора из-за глупой истории с разбитым стеклом «Форда». Зачем нужно было сообщать об этом родителям? Дети, впрочем, тоже очень огорчили ее, все до одного проголосовали против того, чтобы Камен был председателем совета отряда. С каким изумлением смотрела она на лес рук! Хоть кто-нибудь, хоть один человек найдет в себе мужество не поднять руки? Нет, даже Юлия… Сначала вскочила в защиту товарища, а потом… И Маляка тоже. А уж какие они с Каменом неразлучные друзья… И Пантев… В последнее время так вроде ее радовал… И Камен! Тут уж совсем невероятная глупость — голосовать против себя!
Добрева прошла по коридору и постучала в дверь кабинета директора.
— Садись, пожалуйста, садись, — директор любезно указал ей на кресло. — Что нового? Как успеваемость в классе?
— Вообще-то…
— А Маляков?
— Он всегда на одном уровне: три, четыре, три, четыре.
— Прошу тебя, Добрева, обрати на него больше внимания.
— Не понимаю…
— Я бы хотел, чтобы за четверть у него была шестерка.
Добрева подняла брови: шутит директор, что ли? Нет, как будто говорит серьезно.