Проделки Лесовика - Ольченко Дмитрий. Страница 40
Лесовик озабоченно потер лоб, пытаясь что-то вспомнить, махнул рукой. Потом повернул голову и посмотрел на астероид.
— До катастрофы осталось чуть больше часа, — серьезно сказал он. — По моим расчетам, астероид врежется в Землю по касательной. Астероид развалится, и самые крупные его обломки улетят дальше, в мировое пространство. А Земля содрогнется до основания… до ядра. Землю охватят такие землетрясения, что никакой шкалы Рихтера не хватит, чтобы измерить их силу… Долго будет трясти… Океаны и моря хлынут на сушу. Тысячи вулканов разорвут земную твердь и превратят голубое небо в траурную накидку… Это будет всем зрелищам зрелище!
Юрка едва дыша смотрел на Лесовика и не знал, верить ему или рассмеяться в лицо. Лесовик говорил о страшных вещах. Ими можно было бы пренебречь, если бы не этот астероид. Он словно торопился к Земле, чтобы подтвердить сказанное Лесовиком. Лесовик выглядел усталым и осунувшимся. «Лекция» далась ему нелегко, он весь поник. Пригорюнился. Астероид с каждой секундой приближался. Еще бы — такая жуткая скорость!.. И ничего нельзя придумать… Никуда нельзя убежать. Неужели конец?!
— Не трепещи, малый! — тихо сказал Лесовик. — Он «приложится» к Земле за четыре тысячи километров отсюда. Так приложится, что земля сморщится от боли. Сморщится! И эти морщины останутся на ее челе Гималаями!
Здесь, где находимся мы с тобой, не случится ничего особенного. Если не считать, что земная твердь уйдет из-под ног. Вон там, под деревьями, стоит стадо бронтозавров. Не видишь? Уже темно… Им покажется, что какая-то дьявольская сила подхватит их и швырнет в пространство на несколько километров. А на самом деле они будут стоять на месте. Это земля резко уйдет из-под них. Они, конечно, — в лепешку… Русло этой речушки превратится в одну из гигантских трещин, и речушка на ближайшие сто тысяч лет потеряется в ней… Вулканов здесь не будет. И океанские валы сюда не дотянутся. Но вот удар, который примет на себя Земля, разумеется, передастся всему живому. На Земле будет очень много боли. И смерти. А вот этот трицератопс, между прочим, спасется.
Юрка оглянулся и метрах в пятидесяти у реки увидел звероящера с диковинными роговыми выростами на голове и морде. Он тупо смотрел вдаль, предчувствуя, наверно, беду.
— Он взлетит в воздух и плюхнется в болото вон за тем лесом… Ты его не видишь. Этот зверь спасется и через целый ряд превращений окажется в плейстоцене в виде черного африканского носорога. Ему повезет, верно? Впрочем, повезет многим, особенно всякой мелочи.
Будущий носорог тяжело посапывал и топтался на месте, не обращая внимания на Юрку, а может, и не видел его. Астероид четко выделялся на фоне темного неба; его отраженного света, тускнеющего все больше, не хватало, чтобы разогнать ночные сумерки. Трицератопс потоптался у воды, повернулся и пошел вдоль берега, поглядывая на необычное небесное светило. Он почти растворился в темноте, как вдруг остановился, будто наткнулся на невидимую преграду, и повернул обратно. Шел он тяжело, вперевалку, но какая мощь таилась в каждой мышце! Метрах в тридцати, когда Юрка собирался было скрыться под черепом, трицератопс остановился и понюхал воду. Постоял вот так несколько минут и — опять повернул назад. Казалось, его донимали предчувствия, но он не знал, как от них отделаться.
— Жаль, что ни один динозавр не выжил после катастрофы, — сказал Юрка, когда трицератопс скрылся.
— Как не выжил? Некоторые выжили. Например, слон.
— Слон? Да какой же он динозавр?
— И тем не менее это — потомок динозавров. Мутации сделали свое дело. Началось с того, что шейные позвонки динозавра стали сильно сокращаться. Хвостовые тоже. А шкура, оттягивающая шею, оставалась прежней, разве что мышцы не пожелали расставаться с нею. Так и получилось: шейные позвонки с черепом притягивались к туловищу, а мягкая часть шеи, оставаясь в прежних размерах, превращалась в хобот, без которого будущий слон не смог бы выжить. Ясно тебе?
— Ясно, но очень уж просто и… неправдоподобно, — признался Юрка.
— Мое дело — сказать, а ты можешь не верить,
— А кто еще из потомков динозавров остался на Земле?
— Кто? Крокодил — раз, вараны — два, ящерицы — три, птицы — четыре, м-м-м… и многие другие. Всех разве упомнишь?
— А что же будет со мной? — ужаснулся Юрка. — Смотри, как близко астероид!
— С тобой? Об этом я как-то не подумал. И в самом деле, как быть с тобой? — Лесовик озабоченно почесал в загривке. — Только не волнуйся. Он еще далеко, ему лететь еще минут сорок.
— Да нет, он уже близко, смотри!
— Где «близко»? Больше ста тысяч километров — это, по-твоему, близко? Не паникуй! — сурово сказал Лесовик.
Астероид четко выделялся на фоне ночного неба.
— Что же мне делать с этим мальчишкой? — досадливо бормотал Лесовик, поглядывая то на астероид, то на Юрку. — И откуда ты взялся на мою голову!
— Я взялся?! — Юрка чуть не задохнулся от возмущения. — Это ты взялся! Я пришел с отцом в лес собирать грибы! Я вовсе не думал с тобой связываться!
— Ладно, ладно, не шуми. Не впадай в истерику. Ох уж мне эти слабонервные, — ворчал Лесовик. — Возьми себя в руки хоть перед лицом вселенской беды! И не мешай мне думать. Если я ничего не смогу сообразить — тебе каюк… Лучше не мешай… да помалкивай!
— Хорошо, только думай быстрее!
— И не торопи меня! — вскричал Лесовик. — Когда меня торопят, я все делаю наоборот!
Астероид, как воздушный корабль, летел на всех парусах, и теперь в нем чувствовалось нечто роковое. Он был неотвратим, как сама судьба.
— Красиво летит, стервец! — Восхищенно заметил Лесовик. — Ничего… Чему быть, того не миновать… Верно, а?
— Ты думай! Думай! — нервно потребовал Юрка.
— Ах, да… Я и забыл, что мне надо думать… Ты вот что, малый… мда… Ты посиди, полюбуйся красотами мезозойской ночи, а я погружусь в размышления, может, что-нибудь и придумаю. Только ты не мешай, договорились?
Юрка молча кивнул, решив не отвлекать его словами. Слишком уж тревожно было на душе.
— Хорошо, погружайся, — добавил Юрка. — Только помни, что секунды бегут очень быстро!.. А ты рассеян. Можешь забыть обо мне.
— Как можно, дружок? Да ни в жизнь! За кого ты меня принимаешь! Гм… Прости, пожалуйста, а о чем я должен был размышлять?
— Как это «о чем»? — вскрикнул Юрка, нетерпеливо ерзая на черепе тираннозавра. — Ты должен меня спасти от этого! — Юрка указал на астероид.
— Ах, да! Все ясно, малыш, я пообещал — значит, сделаю, только ты не трепыхайся, а то возьму и вернусь в наши родные полесские леса, а может быть и еще дальше улечу, куда-нибудь в верховья Амазонки. Знаешь, какие там леса?
— Ты этого не сделаешь. Ты не можешь оставить меня одного на произвол судьбы. — Юрка говорил отрешенным голосом. — Ты правильно все рассчитал? Ведь если ты ошибся хоть на полсекунды…
— О, не бойся! — Лесовик снова посмотрел на астероид. — Остается 34 минуты 17,077 секунды. В своих расчетах я точен как… какой механизм у людей самый точный? Часы? — спросил Лесовик, подыскивая сравнение.
— Да нет же, часы редко бывают абсолютно точными! Самое точное — астрономическое время, — сказал Юрка, сохраняя выдержку.
— Значит, в своих расчетах я точен, как астрономическое время. Моя точность меня ни разу не подводила… Ты что смотришь на меня с таким отчаянием — не веришь?
— Верю! Верю! Только, ради бога, быстрее придумай, как меня спасти!
— Хорошо! Чтоб тебе не скучно было ждать, пока я буду соображать, вот тебе кварцевый шарик… Лови! Положи его под язык. Это голограмма с кое-какими информационными картинами. А насчет меня не беспокойся. Не подведу.
Юрка положил сверкающую горошину под язык.
…Несчастье случилось вечером, когда Зор возвращался с Даром, своим двенадцатилетним сыном, из лесу, где они собирали дикий мед. День выдался удачным — добыли целый бурдюк меда. Жестоко искусанные дикими лесными пчелами, они тем не менее были счастливы. Их отекшие лица превратились в маски с узкими щелочками глаз. В набедренных повязках из козьих шкур дикари были особенно уязвимы, когда опустошали кладовые немилосердно жалящих насекомых. Привычный к пчелиному яду, Зор не очень страдал, а его сыну было куда хуже! Он шел вслед за отцом, несколько поотстав от него. Шел, как в полусне, в голове монотонно шумело и звенело. А ведь ему досталось меньше, чем отцу! Когда отец лез к дуплу, Дар прятался в кустах, подальше от разъяренных пчел. Отец впервые взял его бортничать.