Беглецы. Восстание на золотых приисках (с илл.) - Линдсей Джек. Страница 55

Бакалейщик отошёл в сторонку и, причитая, стал перебирать какие-то ящики. Бандит, державший Дика, стоял так, что его кобура с револьвером прижалась к боку мальчика. Владелец револьвера был совершенно поглощён переговорами своего предводителя с лавочником.

Дик внезапно вырвался и схватил револьвер.

— Ни с места! — заорал он.

Все бандиты обернулись к нему, некоторые подняли руки. Но не успел Дик вновь раскрыть рот, как кто-то сзади ударом кулака вышиб у него из руки револьвер. Это был не замеченный Диком бандит, который стоял прислонившись к двери.

Томми злобно рассмеялся.

— Здорово сработано, Карл! В своё время мы рассчитаемся с этим задорным петушком. Он выдал себя с головой.

Но тут бакалейщик, о котором все забыли, поднял крышку одного из ящиков и извлёк громадный кольт с взведённым курком.

— Как бы не так! — сказал он. — Руки вверх!

Дик мгновенно хлопнулся на пол, чтобы не стоять на линии прицела. Грабители попятились к стене.

— А ну-ка, паренёк! Отбери у них оружие! — приказал бакалейщик.

Дик метнулся в сторону и отнял револьверы у троих. Один он сунул себе в кобуру, а два других бросил на пол возле бакалейщика, спустив сперва курки с боевого взвода. Затем он перебежал на другую сторону и начал отбирать оружие у остальных. Но он успел перебросить только три револьвера: здоровенный швед, стоявший позади других, внезапно схватил его, поднял и швырнул в бакалейщика.

К счастью, швед не мог как следует размахнуться, — иначе Дик сломал бы себе шею. Помогло и то, что один из бандитов в эту минуту, по неловкости, оказался на дороге, и Дик врезался в него со всего размаха. Бандит грохнулся на пол, и это смягчило падение Дика. Всё же удар был так силён, что у мальчика затрещали кости. Дик лежал совершенно ошеломлённый на стонущем бандите, не понимая, что произошло.

Дикая какофония звуков раздавалась в его ушах. По лавке бегали люди, прозвучал револьверный выстрел, послышался чей-то стон. Затем грянул новый выстрел, и едкий запах порохового дыма защекотал Дику ноздри. Он попытался встать, но кто-то, пробегавший мимо, придавил ему руку. Всё же ему удалось выбраться из свалки и дотащиться до старого лавочника, который сидел, прислонившись к стене, белый как мел. Бандиты пробили отверстие в стене, сколоченной из тонких досок, обтянутых парусиной, и исчезли.

— Ты ранен, Дик? — спросил Шейн, подбегая к нему.

— Нет, — ответил Дик, — только левая рука болит да чувствую себя так, как будто меня лягал целый табун лошадей.

— Ладно, этому парню досталось ещё больше! — Шейн нагнулся над бандитом, лежавшим на полу. — Кто-то двинул его в висок, когда они удирали, так что бедняга готов. — Он распорядился убрать труп, а сам заглянул в отверстие, через которое скрылась банда. — Удрать-то они удрали, но урок получили славный. В другой раз крепко подумают, прежде чем рискнут прикрываться именем Южного Креста.

— Но как вы попали сюда? — спросил Дик, понемногу приходя в себя.

— Боб Джулиэн заметил, как ты побежал в переулок, и, когда ты не вернулся, сказал мне об этом. Мы решили посмотреть, в чём дело. К тому же мы сбились со следа негодяев.

— Ими верховодил Томми Китаец.

— Вот оно что! — сказал Шейн. — Я слышал, что он спутался с бандой беглых каторжников. Похоже, что в здешних зарослях скрывается немало всяких бродяг. Это не то, что честные беглецы прежних времён, которые мечтали только об одном — свободно вздохнуть после кандалов и прочих прелестей каторги.

Глава 17. В ловушке

Под вечер того же дня депутация вождей Южного Креста, под защитой белого флага, направилась в правительственный лагерь с требованием рассмотреть вопрос о старателях вообще, а кроме того, освободить людей, арестованных в четверг, потому что они не более виновны, чем тысячи других золотоискателей, которые также сожгли свои лицензии.

Офицеры и чиновники, принимавшие депутацию, пообещали справедливо и дружественно разобраться в деле, после чего депутаты вернулись в лагерь повстанцев.

И в лагере, и на Красном Холме всё ещё продолжались учения, но из-за тесноты и отсутствия припасов не было никакой возможности собрать всех людей вместе. Всё внимание командования было сосредоточено на дороге Мельбурн — Джилонг, по которой должны были прибыть форсированным маршем сильные подкрепления для правительственного лагеря. Вдоль этой дороги, поблизости от горы Уорренхайп, были расставлены дозоры. Но большая часть старателей продолжала жить в своих палатках на равнине.

После перенесённых волнений и напряжения первых дней восстания все испытывали потребность как-нибудь отвлечься; самые необузданные разбрелись по пивным и дансингам, где могли растратить хоть часть запаса энергии.

В этот вечер, когда, казалось, все отдыхали от военных приготовлений, Дику захотелось вновь повидаться с родными. Шейн занялся игрой в ландскнехт с товарищами, но Дик не любил карты. Он отправился домой один. Однако мысль о миссис Вертхайм и Козиме заставила его свернуть на главную улицу. Он подошёл к их жилищу и постучался.

Дверь открыла Козима.

— Входи, — сказала она, — только вытри сперва ноги.

Дик вошёл и спросил, где миссис Вертхайм.

Козима ответила, что она ушла к своей приятельнице, миссис Спанхейк.

— Ах, как бы мне хотелось быть в лагере вместе с вами! — сказала она, сжимая руки. — Как ты думаешь, если я переоденусь мальчиком, возьмут меня?

— Ты ведь сама знаешь, — тётя всё равно разыщет тебя и заставит вернуться, — ответил Дик. — А кроме того, там не слишком-то удобно.

— Я презираю удобства, ненавижу удобства! — воскликнула Козима. — В доказательство я буду сегодня спать на полу. Не могу тебе сказать, как я ненавижу и проклинаю свою перину.

— Но тебя всё равно узнают, — сказал Дик, — пойдут тогда насмешки и всякие такие штуки.

— Я готова пойти на унижение, лишь бы это принесло пользу общему делу, — возразила Козима. — Но, пожалуй, ты прав.

Дик не сомневался в том, что он прав и что насмешки над Козимой ничуть не помогли бы восстанию. Насмешки над Козимой, — одна мысль об этом для него была невыносима.

— Ты страшно помогла мне, — сказал он, покраснев, — если только это можно назвать пользой.

— Чем же я тебе помогла? — спросила Козима.

— Благодаря тебе мне всё стало видеться по-другому. Ты… но я не сумею этого объяснить.

— До сих пор я думала, что только благодаря виски людям всё видится по-другому.

— Я хотел сказать, что ты помогла мне узнать правду о жизни.

— Это было бы чудесно, — печально сказала Козима. — Знаешь, мне иногда приходит в голову, что я страшно тщеславна, и тогда я нарочно мажу себе нос сажей и выворачиваю чулки наизнанку, и тётя считает меня просто неряхой. Но она ошибается… — Козима помолчала, потом глубоко вздохнула и наконец решилась: — Это я смиряю гордыню. Вот! — Она подождала, пока её слова дойдут до Дика, и продолжала: — Только это тайна, я ещё никому об этом не говорила, и если ты проболтаешься, то я сейчас же постригусь в монахини, потому что не смогу никому глядеть в глаза от стыда.

— Я лучше умру, чем скажу кому-нибудь, — взволнованно сказал Дик.

Он не совсем понимал, в чём состоит тайна, которую ему было велено хранить, так что мог дать это обещание с чистой совестью.

— Ну смотри. Куда ты идёшь теперь?

— Нужно повидаться с отцом и матерью. Они, вероятно, тревожатся.

— Можно мне пойти с тобой?

— Конечно, я был бы очень рад. Но твоя тётя на меня рассердится…

— Вовсе нет, она всегда сердится только на меня. Из-за всего.

— Но ведь тебе нужно присматривать за домом…

— Пусть сам присматривает за собой. Как славно было бы, если бы воры утащили фортепиано! Ты только подожди минутку.

Она побежала вверх по лестнице. Дик отлично знал, что миссис Вертхайм запретила бы Козиме идти с ним, но он был так потрясён непостижимой тайной, которой с ним поделились, и так хотел быть достойным доверия, что не мог отказать Козиме в её просьбе. И затем ему очень хотелось прогуляться с нею. Через несколько минут он услышал её шаги на лестнице и уже раскрыл рот, чтобы объяснить, почему молодой девушке не следует гулять в такой час. Но, к своему изумлению, он не увидел девушки. Перед ним стоял мальчик. Не будь Дик уверен, что, кроме Козимы, некому было спуститься сверху, он бы её ни в коем случае не узнал. На ней была голубая рубашка, старые вельветовые штаны и куртка, а косы она спрятала под кепи.