Большая книга ужасов – 57 (сборник) - Артамонова Елена Вадимовна. Страница 31

– Особенно я. – Толстый Костик с самодовольным видом почесал живот. – Интересно, а нашего общего с Алексеем Алексеевичем любимчика выставят?

– Кого это? – не понял Игорь.

– Как ты мог забыть?! Я говорю о синем висельнике с петлей на шее. Клевый пацан, ничего не скажешь.

– Да уж…

Игорь пожал плечами и первым двинулся к задрапированному алыми занавесями входу в зал. Он скрылся за тяжелой портьерой, и создалось впечатление, что этот долговязый парень просто растворился во тьме. За ним ринулись неугомонные «колобки», потом настала и моя очередь. Я осторожно шагнула вперед.

Просторное помещение было разделено множеством фанерных, обтянутых черным бархатом перегородок. Они превращали залы особняка в самый настоящий лабиринт, видимость в котором была очень ограниченна. Зашедший в это гиблое место мог видеть только узкий проход перед своим носом и лишь догадываться, что ждет его за поворотом. Тусклый красный свет, падавший откуда-то сверху, довершал жутковатое впечатление. Красные занавеси, плотно закрывавшие окна, казались пропитанными кровью. Надо признать, Дмитрий был настоящим мастером своего дела. Пока я видела только черные и красные полотнища, а мое сердце уже наполнилось тоской и страхом.

Хотя я вошла почти сразу за «колобками», они уже растворились в глубинах зловещего лабиринта, оставив меня наедине с моими кошмарами. Было бы неплохо догнать ребят. Они воспринимали действительность с юмором, а этого чувства сейчас мне очень не хватало. Пройдя пару метров по узкому черному проходу, я повернула за угол…

…и отпрянула. Первой появившейся в голове мыслью было вызвать «Скорую помощь», и только потом я сообразила, что вижу искусно сделанных манекенов. Пожилой мужчина прижимал к себе молодого человека с окровавленной головой. Глаза мужчины были полны запредельного ужаса и отчаяния, лицо парня покрывала мертвенная бледность. Маленькая табличка на витом бронзовом столбике гласила «Иван Грозный убивает своего сына». Теперь все стало понятно. Во время экскурсии в Третьяковскую галерею я видела картину, по мотивам которой Дмитрий и сделал свои восковые фигуры. Манекены были расположены так же, как на знаменитом холсте, а вот лица у них отличались от тех, что написал Репин. У меня была отличная зрительная память, и я не сомневалась, что Грозный там выглядел несколько иначе. Возможно, Дмитрий просто решил поэкспериментировать, но почему-то у меня это вызывало тревогу и какие-то смутные, очень расплывчатые догадки.

– Ой…

Голос будто запутался в бархате и атласе, угас, растаял, но я была убеждена, что слышала его. Похоже, вскрикнул кто-то из девчонок. Конечно, в этом не было ничего удивительного – сюда и шли за новой порцией адреналина, и все же… Смущало другое. Я уже довольно долго стояла перед Иваном Грозным, но сюда так и не подошел никто из ребят, отправившихся в неведомое вместе со мной. Они будто сгинули в этом бархатном черно-красном лабиринте. Я хотела вернуться, но потом все же передумала и, с трудом сдерживая нервную дрожь, двинулась вперед.

– Наташа! Маринка!

Ответа не последовало. Здесь вообще было очень тихо – бархат поглощал все звуки, отгораживая нас от остального мира. Узкий коридор вильнул вправо, глаза ослепил яркий, похожий на солнечный свет.

– Черт…

Все произошло в одно мгновение – сверкнул нож гильотины, раздался жуткий, полоснувший по нервам стук, и чья-то голова упала в заботливо подставленную корзину. С мягким шорохом скользнул алый занавес, скрывая от взглядов место казни. А когда он поднялся – голова коленопреклоненной женщины вновь держалась на ее плечах, и вновь поднимался вверх нож гильотины… Аккуратная табличка сбоку от манекенов гласила: «Казнь Марии-Антуанетты, королевы Франции». Я не стала дожидаться, когда голова несчастной королевы снова упадет в корзину, и поспешно пошла прочь.

Черный бархат стен, красный свет невидимых ламп. Коридор петлял, извивался, я с трепетом ждала, когда за поворотом откроется очередной исторический кошмар, но ничего не происходило. Неужели это вся экспозиция или Дмитрий просто не успел закончить свою работу? Это вдохновляло – сейчас я выйду на свежий воздух, выброшу из памяти жуткие картины и вернусь к нормальной жизни. Еще несколько шагов, еще несколько поворотов…

– Влад?!

Это был он – Влад Дракула. Такой, каким мы видели его с Еленой тогда, в 1461 году. Казалось, он сейчас заговорит, спросит что-то в своей обычной манере – негромко, неторопливо подбирая слова.

Магия музея была слишком сильна. Она переносила в прошлое, нарушала течение времени. Я вновь переживала то, что довелось испытать пятьсот с лишним лет назад. Потребовалось огромное усилие воли, чтобы вырваться из плена воспоминаний, снова стать собой. Конечно же – передо мной была еще одна скульптурная композиция, отличная работа талантливого мастера. Восковые фигуры, сделанные Дмитрием, и в самом деле трудно было отличить от живых людей. Теперь, поняв это, можно было успокоиться, но мозг продолжал работать лихорадочно и быстро. Фигуры скрывали какую-то тайну, и у меня оставалось всего несколько секунд, чтобы разгадать ее. Иначе случится непоправимое. Что именно, я не знала. Просто тревога становилась все сильнее и сильнее, нервы были натянуты как струны. В чем же дело? В чем?! Разгадка пришла, когда я еще раз посмотрела на лицо Дракулы. Старинные портреты не были точны, и в начале двадцать первого века только трое могли знать, как выглядел он на самом деле. Я, моя Сестра и еще тот, кто делал эти скульптуры… Человек, сохранивший память прошлых жизней, человек, знавший в лицо Ивана Грозного, Дракулу, Марию-Антуанетту… Человек, убивший Кэйт… Художник.

Меня подбросило, как на пружине. Вдруг раздался отвратительный звук рвущейся ткани, черный бархат вспороло лезвие ножа, из мрака выступила отвратительная фигура висельника. Я знала, что это всего лишь манекен, который Художник наделил подобием жизни, но знала и то, что восковые уроды могли стать очень опасными противниками. В начале двадцатого века мы с Кэйт еще не догадывались об этом и оказались застигнутыми врасплох. Рука восковой куклы без трепета вонзила кинжал в грудь моей Сестры. Тогда мы проиграли, но сегодня я готова была к встрече с врагом.

Доли секунды решили все. Мне удалось отскочить в сторону, сжимавший нож манекен по инерции пронесся вперед, а я в прыжке, сверху вниз опустила сомкнутые кулаки на его восковую шею. Хрупкий материал не смог выдержать удар такой силы. Голова куклы отлетела в сторону, упала, глядя на мир бессмысленными, выпученными глазами, а тело продолжало двигаться, размахивая ножом. Недолго. Ударом ноги я сбила урода, а потом с яростью начала пинать восковые обломки:

– Это тебе за Кэйт! Получай, ублюдок! Получай!

Ненависть, боль от потери, желание мстить затмили иные чувства, кулаки крушили все, что попадалось на пути. Одним ударом я проламывала фанерные перегородки, превращала в мусор восковые скульптуры, рвала и топтала кроваво-красные занавеси.

Успокоение пришло, когда я представила себе наглую ухмылку Художника. Наверняка он наблюдал за каждым моим действием и смеялся. Бессильный гнев вызывает смех, не более. Но и Художник сегодня оказался не на высоте. Ловушка сработала бы безукоризненно, если бы не его любовь к точности. Художник скрупулезно воспроизводил облик исторических личностей, тех, кого знал в лицо, забыв, что и я в прежних жизнях встречалась с некоторыми из них. Это послужило подсказкой, помогло отразить неожиданную атаку висельника. Если бы я немного замешкалась, то, возможно, была бы уже мертва.

Музей превратился в руины. Искать здесь ребят было совершенно бесполезно, в старинном особнячке наверняка имелись какие-нибудь тайные двери и черные ходы, через которые Художник и увел своих пленников.

– Маринка! Костик! – на всякий случай крикнула я и, так и не дождавшись ответа, медленно пошла к выходу.

Обернулась. Среди всеобщего разгрома возвышалась восковая фигура, изображавшая Дракулу. Похоже, даже в приступе ярости у меня рука не поднялась уничтожить ее. Память не желала возвращаться, но смутные, обрывочные воспоминания тревожили и смущали. Я, Влад, Сестра… Нас что-то связывало, какая-то общая боль…