Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 118
Штабс-капитан стремительно успокоился. В голосе его Лёну почудилось даже тайное злорадство:
— Невозможно, господин генерал. В н е м теперь этого тоже нет.
— Мер-рзавцы!.. Спустить шкуру!
Штабс-капитан сказал слегка развязно:
— Какой смысл, господин генерал? Лишняя возня... Вы не должны были откровенничать с мальчишкой.
— Ма-алчать!
— Виноват, господин генерал... Прикажете связаться с полевыми станциями?
— Они разбомблены, идиот! Это был единственный шанс, болван!
— Виноват, господин генерал...
Лён за всем этим наблюдал с усталой безмятежностью. С пониманием, что последнее в жизни дело он сделал как надо. Голова все еще кружилась. Но Лён все же доставил себе удовольствие:
— Ведите себя, как подобает высшему офицеру, мой генерал. Надо уметь достойно принимать поражение.
— Убью, — тихо сказал генерал.
Лён пожал плечами.
— Это само собой. Только без зверства, ладно? Я все же офицер...
— Сволочь ты, а не офицер, — горестно сообщил генерал.
— Каждый имеет право на свое мнение, — обрадованно вспомнил Лён. — В том числе и на такое. Но Зорко успел раньше... — И вдруг отчаянно затосковал по маленькому Зорито. Хоть бы секунду посмотреть еще на него! Последний раз.
— Убрать, — с чувством зубной боли велел генерал.
Штабс-капитан кивком указал Лёну на дверь.
Лён пошел. На генерала не взглянул. Ничего уже не хотелось. Скорее бы...
Они оказались в узком сером коридоре Штабс-капитан пропустил Лёна вперед и официально произнес:
— Руки назад.
— Идите в задницу, штабс-капитан, — устало сказал Лён. И на ходу сунул руки в карманы. Дальше шли молча. Коридор петлял и был бесконечным. Слева светились лампочки. Справа, на бетонной стене, Лён видел свою нескладную длинноногую тень. У тени была взъерошенная голова и тонкая шея...
— А ты мне нравишься, — вдруг признался штабс-капитан.
— Неужели?
— Нет, правда. Жаль, что ничего не могу для тебя сделать.
Надежда тряхнула Лёна как озноб.
— Можете!
— Отпустить, что ли? Увы... У меня невеста, зачем ей жених, продырявленный, как терка.
— Я не про то! Я... Можно мне к Зорко? Ну, к тому мальчику! Чтобы мы вместе! Штабс-капитан! Ну, вы же все-таки человек!..
— Да это пожалуйста! Туда и шагаем... У нас для такого дела одно помещение на всех.
Дверь бесшумно откатилась на роликах. Лён шагнул через высокий порог. Зорко на корточках сидел в углу. Поднял голову. Округлил рот. Бросился, прижался лицом к плечу. Лён ладонью накрыл спутанную паклю Зоркиных волос.
— Ну ладно... не реви.
— Я... не реву...
Лён поверх Зоркиной головы оглядел камеру. Она была железная. Клепаный пол. Стены и потолок — из плит, похожих на дольки шоколада, только громадные. Ярко светил плафон, похожий на иллюминатор с матовым стеклом. Было пусто, лишь в углу — голая двухъярусная койка.
Зорко всхлипывал.
— Я сказал — не реви.
Зорко потерся лицом о безрукавку Лёна — вытер глаза и нос. Отодвинулся. Еще раз вытер лицо — рукавом с полосатым манжетом. Улыбнулся:
— Лён, вдвоем все-таки лучше, верно?
— Да...
— Лён, а этот длинный... он не сказал, про что было наше задание?
— Насчет искусственных озоновых дыр. Чтобы сжигать людей в намеченных районах...
— Вот гадство-то, — тихо выговорил Зорко. — Выходит, мы виноваты...
— Зорито, я стер запись. Успел... Начисто.
— Правда?! Ура! — Зорко возликовал, будто не в стальной камере, а на детской площадке. Но тут же осунулся. Отошел, опустив руки. Грязная белая голландка была выпущена поверх штанов — казалось, Зорко в платьице. Или в куцей ночной рубашонке. На ногах черные разводы — наверно, в подвальной воде была нефть.
— Теперь-то нас точно в живых не оставят, — вполголоса сказал Зорко.
Лён не нашел, что возразить.
Зорко медленно пошел к койке. Сел там, привалившись к спинке — одна нога спущена, другая коленкой подтянута к подбородку. Он был похож теперь на мальчика с флага города Льчевска. Только не было трубы, чтобы звонким сигналом позвать на помощь.
Да и труби — не труби, никто не придет.
Никто не спасет.
Лён сел у другой спинки. Задребезжала голая кроватная сетка. Он снова обвел глазами камеру. Кругом только плоское железо. Непонятно, чего боялся штабс-капитан, когда перед дверью спросил, есть ли у Лёна спички, и охлопал его карманы.
— Боитесь поджога? — хмыкнул Лён.
— Просто выполняю инструкцию. Рядом склады боеприпасов. Мины и детонаторы...
Сейчас Лён сказал Зорко:
— Дураки они тут все.
— Почему? — Зорко живо придвинулся.
— Так...
— А по-моему, не дураки! — строптиво отозвался Зорко. — Они хитро все это придумали.
— Что?
— Ну, штаб этот...
— Только непонятно — зачем?
— Непонятно? — удивился Зорко. — Наоборот! Теперь все ясно! Они же — генералы! Все! И эти, и тот, который Майкл! Только он притворялся!
Лён не понял, кто такой Майкл. Не все ли равно!
— Ну и что? — сказал он.
— А то, что им так удобнее! Войны по плану, по заказу! Чтобы каждому хватило побед и наград... Генералы же не могут без войны! А их вон сколько развелось! Прямо как в театре!
— В каком?
— Ну, помнишь, на площади, где мы повстречались? Три генерала на двух солдат...
— А-а... — Лён вспомнил. Только казалось, что было это давным-давно.
А Зорко, увлекшись, развил свою догадку:
— Лён, ты подумай: что за генерал, если он не воевал ни разу? На него же будут смотреть, как... ну, как на водолаза, который нырял только в ванне...
— Или как на пожарного, который тушил только окурки, — согласился Лён.
— Или как на летчика, который летал только с кровати на пол, — хихикнул Зорко.
— Или как на музыканта, который играл только на плеере...
Так они минуты две упражнялись в остроумии, оживляясь все больше.
— Или... — пошел Зорко в очередной заход. И мигнул. И сказал уже другим голосом: — Как ты думаешь, скоро нас убьют?
«Не говори глупости!» — хотел прикрикнуть Лён. И подавился мгновенным страхом. Впервые за все время стало так страшно.
Но если Зорко страшно т а к ж е, тогда... как он это терпит, малыш?
И Лён сжал в себе подкатившую к горлу жуть. Закашлялся.
А Зорко прошептал сокрушенно:
— Глупый я... Нельзя было выдавать себя. Если бы не обругал генерала, может, нас сюда и не посадили бы...
Чего теперь было каяться: если бы да кабы... Лён усмехнулся:
— Потому что ты не умеешь хитрить... Ты и Динке тогда так неуклюже соврал. Будто украл свою одежду на пляже... Ты на такое не способен. Не крал ведь?
— He-а... Мне ее дали, когда послали в Льчевск.
— Никакой ты не лисенок, не проныра... И правильно, что твое «Зорито» с одним «р»...
— Какая разница...
— Разница. Это слово означает не «лисий детеныш», а «дикий голубь».
— Правда?
— Правда. Я читал по-испански сказку про голубей...
— Ну и ладно... — вздохнул Зорко.
— Я тоже думаю, что «ну и ладно». Это не хуже, чем лисенок. Может, даже лучше...
Зорко обнял себя за плечи и прошептал:
— Теперь-то не все ли равно? Теперь уж... наверно, недолго...
— Перестань. Может, еще выкрутимся... Давай лучше вспоминать что-нибудь хорошее.
— Что?
— Ну, крепость, старика Августа... Динку... Ведь славные были дни, верно?
— Славные, — через силу улыбнулся Зорко.
— Если вырвемся, обязательно вернемся туда. И будем жить там всегда... И пойдем учиться в ту школу, где Динка...
— И она будет проверять наши уроки. И ругать за двойки...
— А в случае чего — как Ермилку... — напомнил Лён. И тоже заставил себя улыбнуться.
— Ага... — Зорко опять стремительно потускнел. — Лён, только мы не вырвемся...
— Ну, Зорко... может, повезет.
— He-а... Лён, они все равно убили бы нас обоих. Даже если бы мы себя не выдали. Им не нужны свидетели. Те-перь-то я понимаю... Аты?