Книга будущих адмиралов - Митяев Анатолий Васильевич. Страница 97

Американцы высказывались за открытие второго фронта определённее и решительнее, чем англичане. Убеждая Черчилля в необходимости быстрых действий, Рузвельт писал ему: «Ваш и мой народы требуют создания фронта, чтобы ослабить давление на русских, и наши народы достаточно осведомлены, чтобы видеть, что русские сегодня убивают больше немцев и уничтожают больше вражеского снаряжения, чем мы с Вами, вместе взятые». Казалось, Англия должна быть больше заинтересована во втором фронте, чем американцы, ведь с его помощью будет окончательно ликвидирована угроза вторжения немцев на Британские острова. А Черчилля приходится уговаривать… Почему Черчилль не спешит с открытием второго фронта?

Черчилль не спешит, потому что он хочет видеть итогом войны разгром фашизма, но одновременно разорение и ослабление Советского Союза, разорение и ослабление до такой степени, что Англии будет легко диктовать нам и всей Европе свою волю.

А Рузвельт? Разве он по-другому относится к Советской стране? Жалеет советский народ? Бескорыстно хочет помочь ему? Нет. Американцы, наблюдая отступление советских войск, зная о тяжести боёв, боятся, что немцы вот-вот добьются победы над нами; если это случится, момент для высадки их войск, для открытия второго фронта будет упущен. Генерал Кларк впоследствии так и напишет: «Точка зрения американцев в пользу открытия второго фронта осенью 1942 года основывалась главным образом на том, что русские могут в любой момент потерпеть крах под возобновившимся яростным наступлением немцев, и тогда мы навсегда утратим благоприятный момент для вторжения».

Американцы, как видишь, сомневались в нашей способности устоять перед фашистским натиском. Черчилль же правильнее оценивал силу и возможности Советского Союза. И он сделал всё для того, чтобы страшная, тяжелейшая война затянулась на четыре года – пусть гибнут люди в окопах, пусть гибнут в концлагерях, пусть голодают, страдают, но капиталисты Англии вместе с капиталистами Америки дождутся, когда СССР и Германия истощат себя до предела и тем будет обеспечено господство англосаксов в мире. Второй фронт был открыт лишь летом 1944 года. В то время Советская Армия загнала гитлеровские армии на край пропасти. Нужно было ещё одно усилие, чтобы сбросить их в пропасть. Нельзя говорить, что поздний второй фронт нам не помог. Помог. Но мы добили бы фашистов и без второго фронта.

«Война есть продолжение политики» – эта истина подтверждалась всем ходом второй мировой войны. Будучи нашими союзниками, Англия и США, как это ни дико, вовсе не желали нам добра – они проводили ту же политику, что и перед войной. В тяжелейшие не только для советского, но и для множества народов времена они уже начали готовить против нас «большую дубинку».

НАИВНОСТЬ ВЕЛИКОГО ФИЗИКА

Следующий после Рузвельта президент США, Гарри Трумэн, называл «большой дубинкой» атомную бомбу.

Начало работ по созданию атомной бомбы – это ещё одно важнейшее событие, которое нам с тобой необходимо отметить в период затишья боёв у Севастополя.

Я написал, что атомную бомбу США делали против нас. Так ли это? Ведь одновременно с американцами созданием сверхоружия занялись немецкие учёные, торопясь преподнести его Гитлеру. Если бы немцы сделали атомную бомбу, а американцы не сделали, то чем ответили бы немецким фашистам другие народы? Выходит, американская атомная бомба была нужна человечеству как защита от фашизма.

Именно для защиты человечества от фашизма группа выдающихся физиков и взялась за создание А-бомбы, как они сами называли её. Им пришлось доказывать Рузвельту, что оружие немыслимой разрушительной силы можно сделать, что надо торопиться, так как немецкие учёные уже принялись за дело. Исследовательские работы, производство урана-235 требовали огромных затрат. Рузвельт колебался. Тогда ему напомнили ошибку Наполеона, который, нуждаясь в судах для вторжения в Англию, отверг предложение Фултона строить пароходы.

Рассказ о том, как начались и шли сверхсекретные работы, задержал бы нас с возвращением к Севастополю. Поэтому мы коснёмся только политической сути А-бомбы.

Учёных, чем успешнее продвигалась работа, всё больше охватывала тревога: не станет ли то, что они делают во имя мира и человечества, злом мира и человечества? Обладатель атомной бомбы может превратиться в диктатора всех народов. Он в дни мира будет решать международные проблемы не переговорами, а угрозами. Другие же страны постараются обзавестись собственными бомбами. Начнётся гонка атомного оружия, человечеству придётся жить в постоянной опасности атомной войны. Что же делать? Прекратить работы? Нельзя. Ещё идёт война с фашистами, и никто не знает, как продвинулись немецкие атомщики… Надо, пока бомбы ещё нет, установить общенациональный контроль над её производством. Вот так рассуждали учёные, видевшие лучше других, какую катастрофу может вызвать их детище.

Но ведь нельзя установить международный контроль, если А-бомба делается в строжайшем секрете. Вот даже вице-президент США Трумэн ничего ещё не знает о ней. Одно случайное слово, вылетев за стены секретной лаборатории, может многое подсказать учёным фашистов. Однако и тут есть выход – о сверхразрушительном оружии нужно проинформировать СССР, союзника США и Англии, который, по сути, один на один сражается с общим врагом и даёт возможность американцам делать эту самую бомбу. Именно СССР. Чтобы послевоенный мир между Востоком и Западом был крепким и искренним. К тому же СССР – страна, которая имеет и учёных и ресурсы для создания собственной А-бомбы.

Учёные, делавшие в США атомную бомбу, в большинстве не были американцами. Это были европейцы, бежавшие за океан или от преследования фашистов, или из-за нежелания служить им. Одни уехали заблаговременно, другим пришлось претерпеть немало опасностей в длинном пути. Великий физик, знаток ядерных превращений Нильс Бор, которого в его родной оккупированной Дании вот-вот могли схватить фашисты, на рыбачьей лодке был переправлен в нейтральную Швецию. А из Швеции в Англию – на высотном бомбардировщике «москито». В маленьком самолёте помещались только два пилота и бомба. Бору пришлось занять место бомбы. У него был парашют – на случай, если немецкие зенитки или истребители собьют самолёт. Был кислородный прибор, так как самолёт летел на высоте десяти километров. Беда чуть не случилась по пустяковой причине: шлем с наушниками налез лишь на макушку большой головы учёного, и Бор не услышал команду включить кислородный прибор. Перед посадкой на английском аэродроме Бор пришёл в сознание, и у лётчиков гора с плеч свалилась – они не знали, конечно, что датчанина с нетерпением ждут в секретной лаборатории на другом берегу океана, знали лишь, что человек, доверенный их лётному мастерству и мужеству, бесценен.

Нильс Бор, самый авторитетный из всех учёных-физиков, взял на себя тяжелейший труд убедить Рузвельта и Черчилля в необходимости открыть атомный секрет Сталину.

Рузвельт согласился с доводами и прогнозами Бора, но сказал, что без одобрения Черчилля сделать это не имеет права. Дважды Бор летал через океан к Черчиллю; первый раз английский премьер говорил с ним полчаса, во второй – просто не принял учёного. Бор знал, что Черчилль должен встретиться с Рузвельтом в США. Накануне встречи он послал Рузвельту письмо, в котором предлагал разные варианты информирования советских учёных об атомных работах, брался сам отправиться в Советский Союз для переговоров с нашим физиком Петром Капицей.

Рузвельт и Черчилль встретились. Обсудили предложение Бора. Итоги обсуждения видны из двух документов. В памятной записке говорилось:

«Предложение проинформировать мир относительно проекта Тьюб Эллойз с целью заключить соглашение об интернациональном контроле… не принято. Весь вопрос следует и впредь рассматривать как предельно секретный… Следует провести расследование деятельности профессора Бора и предпринять шаги, гарантирующие уверенность, что он не несёт ответственности за утечку информации – в особенности к русским».