Книга будущих адмиралов - Митяев Анатолий Васильевич. Страница 98

Записка Черчилля своему помощнику ещё определённее:

«Президент и я весьма озабочены поведением профессора Бора. Как случилось, что он привлечён к делу? Он ярый сторонник гласности… Мне кажется, Бора следовало бы заключить в тюрьму или, в любом случае, предупредить, что он находится на грани преступления, караемого смертной казнью».

Интересное совпадение. Рузвельт за открытие второго фронта. Рузвельт за посвящение Советского Союза в атомный секрет. Но всё решает Черчилль. Мнение Англии, младшего партнёра, довлеет над мнением США. Почему так? По очень простой причине: Соединённые Штаты Америки, Рузвельт думают одинаково с Англией, Черчиллем и лишь говорят дипломатичнее.

Первый раз мы назвали Англию младшим партнёром Америки. Да, второстепенное положение Англии стало очевидным в начале войны, особенно явственным при изготовлении «большой дубинки». Хотя и английские учёные работали над А-бомбой, она была американской собственностью. Главенство в капиталистическом мире перешло к США. Черчилль тоже держал своими руками «большую дубинку», но за самый кончик.

Теперь вот, когда вторая мировая война ушла в историю, мы можем оценить мудрость Нильса Бора. В наше время уже несколько стран имеют ядерное оружие и многие могут его производить. Ядерных боеприпасов накоплено столько, что можно несколько раз уничтожить всё живое на Земле, а непрестанная, неустанная борьба нашей Коммунистической партии и нашего правительства за запрещение этого оружия пока ещё не кончилась победой. Отмечая мудрость Бора, мы должны отметить его политическую наивность: насколько он был проницателен в познании физических законов, настолько был беспомощен в оценке законов капиталистического общества.

Вернись, дорогой читатель, во времена сражений английского флота с флотом голландцев, во времена адмиралов Рупперта и Рейтера. Проследи многовековое стремление Англии к мировому господству. Владычицей морей она была. Теперь, обладая атомной бомбой, Англия (пусть вместе с США, ничего не поделаешь!) могла стать владычицей суши. Политики Англии и США (и учёные тоже) считали, что Советский Союз свою атомную бомбу сделает не раньше 1965 года. Двадцать лет было у капиталистов США и Англии, как казалось им, для наведения своего порядка на земном шаре. Не удалось уничтожить Советское государство при его рождении, не удаётся уничтожить с помощью Гитлера – не беда, будет атомная бомба! А Нильс Бор хотел помешать этому. Конечно же, в глазах Черчилля желания Бора были преступлением, «караемым смертной казнью».

Советский Союз не дал капиталистам двадцати лет. В 1949 году атомная бомба была сделана и у нас.

ТРЕТИЙ ШТУРМ СЕВАСТОПОЛЯ

Была весна 1942 года. Фашисты готовились к новому мощному наступлению на советско-германском фронте. Враг надеялся – пусть с опозданием на год – выиграть войну.

Защитники Севастополя с зимы совершенствовали свою оборону. Они построили новые доты и дзоты, углубили траншеи, так что можно было ходить в них в полный рост, зарыли в землю линии связи, чтобы не повреждало во время обстрела, в местах вероятных атак поставили мины и фугасы. Каждый старался оборудовать свою позицию понадёжнее, придумывались всякие хитрости и приспособления во вред врагу. Так появились камнемёты – в яму клали взрывчатку, на неё брёвна, на брёвна камни, яма маскировалась; в нужный момент по проводам посылался ток, камнемёт с грохотом разбрасывал брёвна и камни, ошеломляя атакующих немцев.

Отдельная Приморская армия теперь насчитывала 107 тысяч бойцов. Правда, по-прежнему было мало танков – 38 и самолётов – 53, но артиллерии стояло достаточно, и севастопольцы были уверены, что не отдадут врагу город.

Была даже надежда на недалёкое освобождение Севастополя от блокады и на изгнание фашистов из Крыма – за Перекоп. Наши войска, как ты помнишь, ещё в декабре 1941 года высадились на Керченском полуострове. Теперь они, многочисленные и хорошо вооружённые – три армии, – вели наступление.

Мы с тобой можем нарисовать себе картину, как отходящие с Керченского полуострова немцы попадают под удар севастопольцев с тыла и если не оказываются в кольце, то поспешно оставляют Крым. Однако ничего похожего не получилось. Там, на Керченском, произошли, пожалуй, самые горькие за всю войну события. Немного коснёмся их. Они имели непосредственную связь с дальнейшей судьбой Севастополя.

Наступление на Керченском полуострове явно не удавалось. В этом ничего катастрофического не было. Три армии Крымского фронта могли бы, исчерпав наступательные возможности, зарыться в землю, создать несколько рубежей обороны (вспомни одесские рубежи), оборудовать узлы противотанковой обороны на вероятных направлениях танковых атак, расставить, как полагается в обороне, артиллерию и стоять до лучших времён, постоянно угрожая Манштейну ударом, если бы немцы перебросили основные силы для нового штурма к Севастополю. Но этого не было сделано. Наши дивизии стояли поперёк полуострова в одну линию.

В таком размещении войск был бы какой-то резон, если бы они вот-вот переходили в наступление. Но наступления, как мы знаем, не получалось. Немцы, сдержав три попытки прорвать их оборону, сами готовились к контрудару. Чуть ли не за три недели наша разведка узнала его точную дату. Однако командование Крымского фронта и после донесения разведки, и после прямого указания Генштаба и Ставки не провело оборонительных мероприятий. Почему? Потому что вопреки логике вещей всё ещё намеревалось наступать.

Конечно же, Манштейн, опытный генерал, увидел вопиющую оплошность нашего командования. Утром 8 мая немецкие танки и авиация нанесли удар вдоль побережья Феодосийского залива, прорвали там фронт. В брешь ринулись войска противника, угрожая выйти в тыл нашему правому флангу. В тылу, как уже говорилось, у нас не было ни резервов, ни укреплённых пунктов.

Почти две недели шли на полуострове ожесточённые бои. Но исход их был уже предопределён раньше Керченский полуостров нам пришлось оставить. Это событие не могло не повлиять на положение осаждённого Севастополя.

В начале второй половины мая командующий Приморской армией генерал Иван Ефимович Петров собрал командиров дивизий и других ближайших помощников на совещание. «Авиаразведка, – сказал он, – уже зафиксировала колонны немецких танков и пехоты в пути с Керченского полуострова к Севастополю. Надо полагать, что на подтягивание сил немцам понадобится ещё дней десять…»

Тогда же в подразделениях красноармейцы и краснофлотцы выбирали делегатов на конференцию. Всех бойцов с передовой снять нельзя, и севастопольские военачальники рассказывали об обстановке их делегатам. Генерал Петров, как и подобает уверенному в себе и в войске командующему, ни от кого не скрывал тяжести положения. «Севастополь не Одесса, – говорил он делегатам.– Нет таких средств, которыми можно вывезти отсюда всю армию, если бы и был такой приказ. Значит, выход один – стоять насмерть!»

Победа у Керчи настроила немецкое командование весьма оптимистически. Севастополь оно вознамерилось взять за пять дней. Оптимизм, однако, не помешал гитлеровцам готовиться к третьему штурму Севастополя со всей тщательностью. К городу было стянуто больше 200 тысяч войска, 670 орудий калибром от 75 миллиметров до 420 миллиметров, 655 противотанковых пушек, 720 миномётов, 450 танков и 600 самолётов. Численностью войск немцы превосходили нас в 2 раза, численностью танков – почти в 12 раз, самолётов – в 11.

Для воодушевления своих солдат и для устрашения наших доставили немцы к Севастополю вдобавок к двум 615-миллиметровым мортирам сверхпушку «Дора» калибром 813 миллиметров. Всё было в этой системе гигантским: ствол длиной 30 метров, бронебойные снаряды весом около 7 тонн каждый, фугасные – весом по 4 тонны. Они проникали в землю на 12 метров. «Дору» делали для разрушения железобетонных укреплений на французской линии Мажино, теперь пушка стояла около Дуванкоя.

Как и предполагало наше командование, противник в конце мая закончил сосредоточение сил. До начала страшного сражения оставались считанные дни. Матросы, служившие в стрелковых частях, доставали из вещевых мешков тельняшки и бескозырки, чтобы биться в морском обличье, в нём же встретить и смертный час.