Последняя глушь - Хантер Эрин. Страница 15
— Видишь эту палку? — спросила она, бросая перед ним сучок. — Представь, что это заяц. Что ты должен сделать?
— Догнать его? — спросил Тоби, радостно сверкая глазами.
Тогда Тоби еще не так сильно болел и выглядел самым обычным медвежонком. Теперь Токло было мучительно вспоминать о той поре. Тоби был заметно слабее Токло, но никто не думал, что он чем-то серьезно болен. В то время Ока еще не суетилась над ним, а Токло мог всем сердцем любить брата, и к этой любви не примешивалось раздражение на его вечное хныканье и слабость.
— Эх ты, белкоголовый! — снисходительно ответил Токло брату. — Где тебе догнать палку! Только я могу это сделать.
Он прыгнул на палку, впился в нее зубами, потряс из стороны в сторону, а потом бросил к лапам Оки.
— Я ее убил, правда? — завопил он.
— Конечно, — одобрительно ответила Ока. — А теперь попробуй ты, Тоби.
Вытянув передние лапы, Тоби прыгнул на палку, но поскользнулся, упал и перевернулся на спину. Палка отлетела в сторону.
— Твой зайчик убежал! — злорадно пропыхтел Токло.
Ока сокрушенно вздохнула.
— Тоби, ты даже не пытаешься! — проворчала она. — Если не научишься сейчас, не сможешь добывать себе пропитание, когда вырастешь!
Тоби сел и стряхнул лапой приставшие к морде кусочки сухих листьев.
— А я буду жить с Токло, — ответил он. — Токло, ты ведь не дашь мне умереть с голоду?
— Нет, конечно, — радостно закивал Токло. — Я буду ловить дичь для нас обоих! Берегись! — заорал он, снова бросаясь на палку, и ловко переломил ее лапами пополам.
— Нет, — очень серьезно сказала Ока. — Вы оба ничего не понимаете. Гризли живут в одиночку. Так издревле повелось, и не вам менять наш обычай. Мы не нуждаемся в стае, чтобы выжить, и в этом наша великая сила. Мы сами отвечаем за себя и ни на кого не полагаемся. Мы — гризли!
Она сказала это очень мрачно и решительно, и хотя Токло был в то время еще совсем маленьким медвежонком, он невольно задумался над тем, почему мама так настаивает на том, чтобы жить в одиночестве. Теперь он знал, что многие гризли живут одни, однако вопросы все равно остались. Токло чувствовал, что для Оки одиночество было не просто привычкой или инстинктом: какая-то рана в глубине сердца заставляла его мать отвергать любое общество.
Тут Луса, стоявшая рядом с Токло, села, и молодой гризли снова вернулся в реальность. Оказывается, он так глубоко задумался, что не заметил, как старый плосколицый куда-то ушел, оставив Уджурака спать в уютном гнезде из шкур.
«Пожалуй, этот плосколицый лучше других, — подумал Токло. — Но я все равно до конца не уверен, что Уджурак поправится. Поживем — увидим».
Вздохнув, он снова посмотрел на горы, посеребренные холодным светом луны. Они выглядели такими мирными и манящими, что у Токло зачесались лапы от желания поскорее отправиться туда, под сень густых деревьев.
— Скоро, — прошептал он еле слышно, чтобы медведицы не услышали. — Я скоро приду.
ГЛАВА XII
УДЖУРАК
Уджурак лежал на полу пещеры, над его головой колыхались тени. Острая боль пульсировала в горле, а смертельная усталость неумолимо разливалась по телу. Он беспомощно пошевелил лапами, но у него не хватило сил, чтобы подняться. Все чувства смешались. Внезапно тьму прорезал яркий луч белого света. Уджурак моргнул, пытаясь вернуть себе зрение. Внезапно в пещеру вбежал заяц-беляк и остановился перед ним. Белоснежная шерсть животного светилась так ярко, словно луна упала на землю и озарила его шкуру.
— Уходи, — сказал заяц. — Ты должен уйти отсюда.
— Я не могу, — прохрипел Уджурак, и от этого боль в горле стала еще сильнее. — Я устал.
— Ты должен! — властно приказал заяц.
Он отвернулся от Уджурака и сделал несколько прыжков в дальнюю часть пещеры. Здесь он остановился, обернулся и мрачно сказал:
— Тебе нельзя здесь оставаться.
В этом зайце было нечто такое, что заставляло Уджурака повиноваться, словно они двое были связаны невидимой нитью. Уджурак снова попробовал подняться, на этот раз ему это удалось. Лапы отказывались повиноваться, а тело было слишком тяжелым: Уджураку хотелось лечь и снова провалиться в блаженную тьму.
— Иди за мной, — приказал заяц. — Если ты сумеешь выйти из пещеры, все будет хорошо.
Пошатываясь и превозмогая боль, Уджурак пошел вперед, следуя за зайцем. Вход в пещеру становился все ближе, и вскоре Уджурак увидел свет, просачивавшийся снаружи.
Чем ближе он подходил к выходу, тем ярче становился свет, и вскоре золотистое сияние ударило в глаза Уджураку, так что он перестал видеть зайца. Ему стало холодно. Он был совсем голый, и его тело обдувал свежий ветер, несший с собой теплые запахи лета.
Наконец Уджурак сделал последний шаг и вышел наружу, оставив за спиной темную пещеру. Золотой свет слепил ему глаза, но он услышал радостный голос невидимого зайца:
— Отлично! Теперь тебе нечего бояться. Здесь ты в безопасности.
Уджурак моргнул и открыл глаза. Он лежал в каком-то уютном гнезде в берлоге плосколицего и был плотно замотан в теплые шкуры. В одном углу берлоги ярко горел огонь. Оттуда тянуло душистым дымком, щекотавшим ноздри запахом целебных трав. Принюхавшись, Уджурак узнал траву, которую нужно разжевать и наложить на рану, и еще одну, которая успокаивает боль. Другие запахи были ему незнакомы.
Несмотря на огонь и шкуры, его бил озноб. Горло горело огнем, словно обожженное. Уджурак попытался вспомнить, что с ним случилось и решить, что делать дальше, но у него ничего не получилось. Это было все равно, что искать дорогу в густом тумане.
Через какое-то время Уджурак стал различать тихие слова, раздававшиеся с другой стороны лежбища, почти неразличимые из-за треска поленьев в очаге. Слова были незнакомые. Повернув голову, Уджурак увидел сидевшего рядом с собой плосколицего. Это был широкоплечий самец со старым морщинистым лицом и длинной серой шерстью на голове, которая была убрана со лба и заплетена в длинные косы, перехваченные на концах перьями и бусинами. Лапы у старого самца были сильными и плоскими. Уджураку показалось, что он уже где-то видел этого плосколицего. Он напряг память и вспомнил, что этот старик выходил из берлоги, куда отнесли раненого плосколицего детеныша.
— Ты проснулся, — медленно проговорил плосколицый. Он произносил каждое слово медленно и отчетливо, и лицо его расплылось в доброй улыбке. — Добро пожаловать в мой дом. Меня зовут Тиинчу.
— Что случилось? — хрипло спросил Уджурак. — Почему я здесь?
— Ты проглотил рыболовный крючок, — охотно пояснил плосколицый. — Он едва не убил тебя. Но я посетил твоего духа, приняв облик зайца, и вернул тебя обратно. Твой дух очень силен, малыш.
«Посетил меня?» — Уджурак растерянно посмотрел на старика.
Значит, этот плосоклицый такой же, как он, Уджурак? Но разве заяц может быть плосколицым?
Уджурак попытался сесть, и с ужасом понял, насколько ослабел. Он даже не сопротивлялся, когда плосколицый мягко положил руку ему на плечо и заставил снова лечь.
— Лежи спокойно, маленький медведь, — ласково проговорил Тиинчу. — Очень скоро ты снова станешь здоровым и сильным.
Уджурак снова попробовал что-нибудь вспомнить, но удушающий запах дыма мешал думать. Перед глазами у него все расплылось, комната начала медленно раскачиваться, словно он смотрел сквозь толщу воды. Яркая маска, висевшая на стене, хитро подмигнула Уджураку, прежде чем ее заволокло густым туманом.
— Не надо разговаривать, — раздался голос целителя. — Я вытащил крючок и леску у тебя из горла, но должно пройти время, прежде чем рана заживет.
Сунув руку куда-то в темноту, он показал Уджураку небольшую чашку, в которой лежала длинная полупрозрачная леска с ужасным зазубренным крючком на конце. Крючок и леска все еще были в крови. На Уджурака нахлынули воспоминания: боль в горле, удушье, отчаянные попытки глотнуть воздух.
— Все уже позади, — заверил его Тиинчу. — Я дал тебе пастушью сумку, чтобы остановить кровотечение, и эхинацею против заражения.