Чужаки - Вафин Владимир Александрович. Страница 39

— Скажите, Анна Николаевна, — перебил ее Влад, — при вашем бывшем муже Алеша тоже был агрессивным и тоже никого не признавал?

— Ну почему же? Они с Аркадием жили дружно, когда муж бывал трезвым. Они часто ездили на озера рыбачить, целыми днями возились с мотоциклом. Он старался сделать из Алеши настоящего мужчину. Даже учил его драться, хотя я всегда была против этого. Он меня не слушал и говорил: «Я не хочу, чтобы мой сын был слабаком и бегал от всяких тварей!» Лишь последний раз Аркадий уступил мне. Я как будто предчувствовала и не отпустила Алешу. В ту ночь муж разбился... Алеша очень переживал его смерть... — Она прижала к лицу руки и тихо заплакала.

Димка поднялся с дивана, прошел на кухню, налил бокал воды.

— Выпейте, — предложил он.

— Спасибо, — сказала Анна Николаевна, успокоившись. — Простите, жизнь с Аркадием была для меня каждодневной пыткой. Я только сейчас вздохнула свободно. Но вот случилась беда с Алешей... Милиция в нашем доме стала частым гостем.

— А почему? Вы не задумывались над этим? — спросил Влад.

— Почему же? Я очень много об этом думала. Мне кажется, началось все с того момента, когда Петя решил серьезно поговорить с Алешей. После этого он окончательно поссорился с мужем и ушел из дома. Я места себе не находила. И Петя его искал. Неделю где-то Алеша шлялся, привела его милиция. С того момента Алеша резко изменился. Стал замкнутым, грубым, даже со мной. Участковый нам сказал, что он ограбил киоск, избил какого-то подростка. Мы, конечно, заплатили штраф, а Петя извинился перед семьей этого подростка. Но Алеша совсем отбился от рук. Нам стали звонить из школы, что он не является на занятия, дерзит учителям. У него появились какие-то девочки, которые названивали ему по вечерам. После ухода из дома его поставили на учет в инспекции, строго предупредили, но это не помогло. В результате Алешу решили отправить в спецучилище. Мы с Петей ходили в милицию просить, чтобы его не отправляли, но инспектор Дубенкова убедила нас, что ему сейчас будет там лучше. «Ведь это же не колония!» — объяснила она нам.

— Это такая же колония, только вывеска другая, — холодно заметил Влад. — Я не отрицаю вины вашего сына. Если он что-то совершил, значит должен за все отвечать.

— Но простите, что же мне сейчас делать, ведь мы...

— Прежде всего, — перебил ее Дима, — нужно найти его, только потом можно будет о чем-то говорить.

— Анна Николаевна, вы не знаете, где он сейчас может быть? — спросил Влад.

— Нет, я не знаю. Не знаю, чем вам помочь, — Анна Николаевна развела руками. — В последнее время Алеша не был со мной откровенен, о Господи, а когда-то он меня любил и защищал от разбуянившегося мужа, — на ее глаза навернулись слезы. Вздохнув, она продолжила:

— Раньше я всегда знала, где он может быть, но сейчас, простите меня, не знаю. Разве только его друзья по школе могут знать.

Владу было жаль эту женщину, метавшуюся между двумя близкими ей людьми, и утренняя злоба после побега Шороха как-то притупилась.

— Анна Николаевна, можно нам посмотреть комнату Алеши? — спросил, поднимаясь со своего места, Влад.

— Да, конечно, пожалуйста.

Она распахнула дверь соседней комнаты и они очутились как будто в другом мире. Стены были оклеены яркими плакатами с изображениями кумиров Алексея: Брюса Ли, Чака Норриса, Ван Дамма, а также вырезками из журналов, на которых были представлены автомобили и мотоциклы различных марок... На столе в беспорядке лежали видео и аудиокассеты. На стуле висел небрежно брошенный спортивный костюм, из-под которого виднелось кимоно.

Димка нажал на кнопку магнитофона, и комнату заполнил голос Бутусова. Внезапно песня оборвалась, и они услышали: «У капитана не было дома, не было друзей, и он пошел на поиски их, но жизнь — жестокая подружка, она любит сильных людей, и капитан стал сильным...» — и запись обрывалась.

— Ой, — вскрикнула Анна Николаевна, — ведь это голос Алеши!

После минутного шипения, раздался щелчок и запись возобновилась: «Капитан оседлал своего мустанга и поехал...», — Димка в этот момент посмотрел на Влада. В его глазах тоже скользнуло удивление, — «...когда ты ищешь друзей, на дорогу вылетают твари. — Их надо давить, пролетая на скорости, не оглядываясь...» — на этом запись оборвалась. Сработал автостоп, кассета медленно выехала из-под кассетника и выпала на стол.

— А я и не знала, что Алеша записывал себя, но про каких это тварей он говорил? — удивленно и растерянно спросила Анна Николаевна.

— Это знает только Алеша, и когда мы его найдем, он, может быть, нам об этом расскажет, — ответил Влад, и подумал: «Найти его мы, может, и найдем, но как отыскать дорогу к его душе?» И он вспомнил, как в приемнике Алеха сказал: «Не буду с ментами говорить!»

«А вообще-то плевать я хотел на него, лишь бы найти».

Когда они уже выходили из квартиры, Влад повернулся и спросил:

— Скажите, Анна Николаевна, а вы никогда не думали о втором ребенке?

Димка с силой дернул Влада за рукав, но тот отмахнулся. Помедлив, она тихо сказала:

— Вы знаете, я думала об этом, но Петр, — она вздохнула, — не хочет.

Они вышли на лестничную площадку и Влад закурил.

— Ты знаешь, Дим, — сказал он, — хоть я и злой на этого парня, он капитально меня подвел, но мне его жаль. У него дома, по сути, не было и, самое главное, он, наверное, потерял мать, а отчим просто-напросто хотел купить его любовь за шмотки, за видик, а не получилось.

— Есть такое слово: «вещизм». У этого отчима шмотки и всякая мебель, аппаратура, важнее, чем этот пацан. У него для Алехи места не нашлось или он его ставил на последнее место. А пацан это понял, и ему этот сытный и уютный домик встал поперек горла.

— Да, ты прав, отцом он так для него и не стал, а Алеха помнил своего отца, хотя тот и был пьяницей. Вот одного не пойму, одни пацаны из-за нищеты на кражи идут, а этот от сытости киоски грабит.

— Дурак ты, Влад. Этот пацан был нищим. Ладно, поехали в школу, — сказал Димка, открывая дверцу «Мустанга». — Я уверен, что учился он в образцовой школе. Посмотрим, каким твой беглец был там.

...Школа встретила их тишиной. Шли уроки. Они поднялись на второй этаж и постучали в кабинет директора. Не дожидаясь приглашения, вошли внутрь.

Посредине кабинета стоял ученик 8-го класса.

— Вот как раз и милиция пришла. Мы с тобой, Линяк, не шутим. Проходите, товарищи, — кивнула директор вошедшим. — Ты думаешь, что можно оскорблять учительницу, что все сойдет с рук?

— А что я сделал? Я просто сказал, что, если она учительница, то должна меня учить, а не выгонять из класса...

— Что? Как ты смеешь? Ты что, министр, указывать здесь? Твое дело прийти в школу, тихо и спокойно, как полагается советскому школьнику, прослушать уроки...

— Но за опоздание двойки не ставят.

— А за хулиганство сажают в колонию, а оскорбление — это и есть хулиганство. Правильно я говорю, товарищ милиционер? — обратилась она к Владу.

— Это ваши дела, вы сами и разбирайтесь, — отмахнулся Влад

Она обиженно поджала губы и, не получив поддержки, продолжила:

— Еще раз, и ты из школы уйдешь не домой, а в милицию. Понял, Линяк?

— Понял. Можно идти? — спросил он.

— Да. Можешь идти.

Когда дверь за учеником захлопнулась, директор обратилась к Владу с Димкой:

— Вот видите, вырастут такие обалдуи с усами, и уже учитель им должен. Вы себе представить не можете, как стало сейчас трудно школе. Чуть что, они грозятся забастовку устроить.

— Школа — это то же самое, что и наша Россия, — ответил Влад. — Мы, Евгения Алексеевна, пришли к вам по другому поводу.

— Я вас слушаю, — сказала директор, усевшись за широкий стол.

— Нас интересует ваш ученик — Шорох Алексей.

— А что Шорох? С ним все предельно ясно. Нам позвонили из милиции: его отправляют в спецучилище. Он совершил какие-то там кражи, хулиганства, и мы вынесли свое решение...