Клава Назарова - Мусатов Алексей Иванович. Страница 42

День рождения

Мать была сильно удивлена, когда Клава сказала ей, что сегодня будет отмечать день рождения.

— Что ты, дочка! Ещё время не подошло… да и гостей угостить нечем.

Клава выразительно посмотрела на мать.

— Ко мне соберутся ребята. Надо поговорить. А про день рождения — это на всякий случай. Для любопытных. Понятно, мама?

Евдокия Фёдоровна кивнула головой: как не понять! Материнским сердцем она уже чуяла, что Клава что-то замышляет, раз-другой тайком всплакнула, но отговаривать дочь, — зная её характер, не решилась.

— И насчёт угощения не беспокойся, — добавила Клава. — Приготовь чай, и всё…

— Я, пожалуй, коржиков напеку, — раздобрилась мать. — Есть ещё у меня муки немножко.

К вечеру стол был накрыт.

Кроме коржиков, мать напекла пирогов, приготовила салат, нажарила рыбы, раздобыла варенья.

Клава приоделась по-праздничному, привела в порядок патефон, выложила пластинки.

К восьми часам начали собираться «гости».

Первыми шумно ввалились Федя, Дима и Борька Капелюхин.

Расфранчённые, в выутюженных брюках, при галстучках (даже Федя не отстал от приятелей), они поднесли Клаве по огромному букету цветов и принялись поздравлять её с днём рождения.

— Да вы что? — опешила Клава. — Забыли, зачем мы собираемся?

— Зачем забывать? — лукаво ухмыльнулся Федя. — Привыкаем, в роль входим.

— Привыкаете, — упрекнула Клава. — А сами втроём ввалились… Нет чтобы по одному явиться.

— А мы сейчас нарочно у немцем под носом прошли. В обнимку, с песней под гитару… — Дима кивнул на гитару с пышным розовым бантом на грифе. — Вроде как гуляем. И ничего. Немцам это даже понравилось. Стоят улыбаются. Видно, считают, что если молодёжь веселится, значит, вполне довольна новым порядком.

— Раз они так считают, давайте и повеселимся, — предложил Капелюхин, доставая из кармана бутылку с тёмно-красной наливкой. — Прошу, именинница!

И он принялся заводить патефон.

В комнату вошла Варя Филатова. Она с удивлением оглядела накрытый стол, патефон, цветы.

— А у тебя и в самом деле день рождения?

— До дня рождения ещё далеко, — улыбнулась Клава. — Это всё для маскировки.

Входили всё новые и новые комсомольцы. Клава зорко вглядывалась в лица ребят и девушек. Вот Зина Бахарева. Люба Кочеткова, Гриша Шмаков — все они учились в одной и той же школе имени Ленина.

В дверях показался Володя Аржанцев. Федя и Капелюхин бросились к нему навстречу, как к хорошему старому знакомому. Володя с озабоченным видом пожал ребятам руки и вызвал Клаву за дверь.

— Очень рада, что ты пришёл, — сказала Клава.

— Только я не один, — помявшись, признался Володя.

— Догадываюсь, — сказала Клава. — А она комсомолка?

— Ага! Вместе вступали, в один день… — поспешно ответил Володя. — Вот у меня и билет её… Замечательная дивчина! Знаете, сколько она мне патронов насобирала! И смелая, не подведёт. Я за неё, как за себя, ручаюсь. Отец у неё коммунист. На фронте сейчас.

— Ну что ж, характеристика неплохая. Да и поручителю можно верить, — улыбнулась Клава. — Где девушка? Зови её.

Аржанцев спустился по лестнице на улицу и вскоре вернулся с Аней.

Клава познакомила их с ребятами и оглядела собравшихся. Из десяти комсомольцев, что она пригласила на «день рождения», пришли все, кроме Вани Архипова.

«Неужели испугался?» — с обидой подумала Клава, вспоминая свои разговоры с Ваней, его растерянный взгляд и настороженные вопросы. Да и вёл он себя в эти дни довольно странно: с ребятами почти не встречался, ковырялся у себя на огороде, таскал с пожарища горелые доски, заготовлял на зиму дрова, торф, пас козу на окраине города. «Козодой» — прозвали его ребята.

«Неужели я в нём ошиблась?» — продолжала размышлять Клава. Нет, не может быть. Она знала Ваню с первого класса, странностей у него хоть отбавляй, но надёжнее его трудно найти человека.

— Саша Бондарин просил передать, — шепнул ей Федя. — Он тоже с нами.

— Знаю, не сомневаюсь, — ответила Клава и, подавив вздох, пригласила всех к столу. Потом посмотрела на мать.

— Садитесь, угощайтесь, — сказала Евдокия Фёдоровна, направляясь к двери. — А я на крылечке посижу, посторожу вас.

— Спасибо, мама, — благодарно шепнула Клава. — Если что, ты покашляй погромче.

Евдокия Фёдоровна вышла.

Оставив патефон, ребята сели за стол. И как прежде на пионерских сборах, первой начала говорить Клава. Она говорила о самой неизменной высокой любви, о любви к Родине. Нашествие фашистов — горе для нашей Родины. И чем отважнее будет бороться с захватчиками каждый человек, тем скорее пройдёт это страшное время.

— Правильно, — отозвался Федя. — Советская власть была и останется, что бы там фашисты ни брехали.

— Вернутся Красная Армия, партизаны, — блестя чёрными глазами, продолжала Клава, — спросят нас: а чем вы, островские комсомольцы, помогли народу? Что мы ответим?

И, как всегда, ребята жадно слушали свою Клашу. Каждый из них скорее хотел дела, борьбы, оружия.

— Я знаю, каждый из вас рвётся к борьбе с захватчиками. Но это надо делать умело, организованно. Сегодня мы в первый раз собрались все вместе. И с этого дня мы не просто комсомольцы. Подпольный райком партии и командование партизанского отряда поручили мне создать боевую подпольную комсомольскую группу и начать борьбу с фашистами здесь, в городе. — Клава помедлила, обвела глазами ребят. — Будет нелегко. Могут быть всякие неожиданности. Нас могут выследить, пытать. Может быть, придётся пролить кровь, отдать жизнь. Готовы ли вы к этому?

— Да что там спрашивать? — нетерпеливо отозвался Дима Петровский. — Действовать надо.

— Бить эту падаль, и вся недолга! — поддержал его Капелюхин, похрустывая сильными пальцами.

— Мы ко всему готовы, — серьёзно сказал Федя, переглядываясь с товарищами. — Можем хоть присягнуть.

Комсомольцы одобрительно закивали головами. Клава поднялась.

— Тогда торжественно поклянёмся, что будем бороться до конца. Слова клятвы я уже написала. Вот слушайте.

Она достала из кармана листок бумаги и, переводя дыхание, приглушённо, но отчётливо прочла:

— «Я, Клава Назарова, торжественно клянусь работать для Родины и народа, вести беспощадную борьбу с ненавистными фашистскими захватчиками и всеми силами помогать Красной Армии и партизанам. Если я нарушу своё обещание или выдам тайну, то пусть постигнет меня суровая кара».

Клава умолкла. Один за другим вставали юные подпольщики, брали листок и произносили клятву. И при этом по старой привычке поднимали руку для пионерского салюта.

— Я, Варвара Филатова, торжественно клянусь…

— Я, Фёдор Сушков, торжественно клянусь…

— Я, Дмитрий Петровский, торжественно клянусь…

Первые, кто давал клятву, ещё заглядывали в бумажку, но потом слова клятвы прочно врезались в память, и каждый произносил их наизусть.

Клава смотрела на сосредоточенные лица юных подпольщиков, на вскинутые для салюта руки и вспоминала, как каждый из ребят много лет тому назад вступал в пионеры, давал торжественное обещание. Только кругом алели знамёна, стояли в молчании шеренги пионеров, застыли наготове горнисты и барабанщики. Сейчас ничего этого не было, пионерские дни представлялись бесконечно далёкими, но Клава чувствовала, что между этими двумя обещаниями тянется незримая, но прочная нить.

Когда каждый принял клятву и поставил свою подпись, Клава бережно убрала листок в карман. Затем она предложила наметить руководящую тройку — штаб подпольной группы. Ребята без долгих споров избрали в штаб Клаву, Федю Сушкова и Володю Аржанцева.

— А теперь поговорим о наших практических делах, — сказала Клава и кивнула на стол с закусками. — Где же конспирация? Почему не едите?

Ребята не заставили себя просить и налегли на закуску.

Клава заговорила о том, что им сейчас предстоит делать. В первую очередь необходимо наладить сбор разведывательных сведений для Красной Армии и партизан. Надо всем подпольщикам следить за проходящими через город воинскими частями, за машинами с грузом, за поездами на станции. Потом надо продолжать собирать оружие, которое очень нужно партизанам. Ответственным за сбор оружия назначается Володя Аржанцев: у него уже есть опыт в этом деле и место для хранения.