Пропавшие в Бермудии - Слаповский Алексей Иванович. Страница 22

– Нет, знаменит-то он чем? Поет, танцует, стихи пишет, в футбол играет?

– Он ничего не делает. Он просто знаменит.

– Вот именно, – вмешался Супер. – Знаменитости вовсе не обязательно что-то делать для того, чтобы стать знаменитостью. Я просто знаменитость – в чистом виде. Я знаменит тем, что знаменит. Когда я плыл в своей яхте – до того, как оказался здесь, я лежал на палубе, смотрел на звезды и мечтал о том, чтобы меня знали все. Тут налетает смерч, вихрь, я попадаю сюда – и я знаменит.

– Ни за что?

– За то, что я – это я.

Настя подумала и сказала Пятнице:

– Несправедливо! Он просто так знаменит, а я должна бегать, репетировать и все такое прочее?

– Он тоже не просто так, – утешил Пятница. – Видите – тоже едет в «Ренессанс», хотя, возможно, и не хочет.

– Я хочу – и закрой дверь, идиот! – рявкнул Супер.

Пятница, осчастливленный этим хамством, поклонился и захлопнул дверцу.

– Можно было бы повежливей, – заметила Настя.

– Да я и не хотел грубить, – признался Супер. – Просто звездам иногда положено срываться. У них тонкая нервная система.

В клубе Насте было скучно и неприятно. Все на нее глазели. Как ест, как ходит, как говорит, как улыбается, как молчит, как заходит в туалет и как выходит… Ужасно! Потом начались танцы. Супер пригласил ее. Настя пожала плечами и согласилась.

На танцполе было довольно много народа, но, когда появилась знаменитая пара, все расступились. Только одна высокая красавица, танцевавшая с тощим и маленьким старичком, не успела посторониться. Настя ожидала, что сейчас врежется в нее, но с удивлением почувствовала, что ее тело прошло сквозь пустоту. Она хотела спросить у Супера, как это получилось, но тут он крепко обнял ее и вдруг полез своим лицом к ее лицу.

– Вы что… Ты чего это себе позволяешь? – возмутилась Настя.

– Один поцелуй, моя крошка! – проворковал Супер. – После этого о нас напишут все газеты. Тебе придется развестись с мужем. Твое горе покажут все телевизоры. Мы поженимся, но тут же разведемся. А наша популярность зато вырастет в десять раз! Мы станем в десять раз знаменитее! – Супер закатил глаза.

И тут Настя забыла свою вежливость и свое воспитание. Она ответила так, как ответила бы двадцать лет назад любому приставале на школьном вечере танцев, который полез бы к ней вот так вот нагло:

– Отвали!

– Что, моя крошка?

– Отвали, дурак! И не подходи больше ко мне ближе, чем на десять шагов!

– Ты что-то путаешь! Меня все обожают! – напомнил Супер.

– Кроме меня!

И Настя отошла от него.

– Я буду жаловаться в ЦРУ! – прокричал ей вслед Супер странную фразу.

– Хоть в ООН! – ответила ему Настя.

Она хотела уже выйти из клуба, но тут на сцене показался кто-то знакомый – с гитарой.

Она вгляделась и ахнула: Элвис Пресли!

Живой Элвис Пресли, кумир, любовь к которому Насте досталась по наследству от мамы. Конечно, это всего лишь двойник – но как похож!

Интересно, что он споет сейчас? Настя знала наизусть все песни Элвиса.

Певец тронул струны гитары, зазвучал его голос.

Настя прикрыла глаза, наслаждаясь.

И тут же открыла их.

Это невозможно! У нее абсолютный музыкальный слух, так подражать Элвису не может никто! Наверно, это фонограмма. Но почему Насте неизвестна эта песня? Очень красивая, лиричная, печальная…

– Кто это? – растерянно спросила Настя.

И тут же ей ответил Пятница, оказавшийся рядом:

– Элвис Пресли.

– Это я поняла. Кто его изображает?

– Его никто не изображает, это он сам. Счастлив сообщить вам, что вы еще не раз приятно удивитесь: здесь довольно много известных личностей.

– Двойников?

– Нет. Это люди, о которых думают, что они умерли. А они здесь.

– Но… Почему он не постарел?

– Я был уже счастлив сообщить вам: здесь не стареют.

У Насти голова (больная причем, как мы помним) шла кругом.

Меж тем Элвис пел чарующим голосом, но его никто не слушал. Кто-то переминался в ленивом танце, кто-то сидел за столиками – и все переговаривались, гомонили, будто на сцене не сам – САМ! – Элвис, а заштатный певец из провинциального ресторанчика.

– Почему на него никто не обращает внимания? – спросила Настя.

На что Пятница был лучезарным и вечно радостным человеком, но и он, глянув на сцену, слегка покривился:

– Надоел. Тридцать лет, как он здесь, все привыкли.

– Как к этому можно привыкнуть? Ничего не понимаю! Какой-то Супер, который ничего не сделал, знаменит, а Элвис – ЭЛВИС! – нет?! Ваша Бермудия – сумасшедшая страна!

– Счастлив вам возразить, что она не более сумасшедшая, чем весь мир, в котором так часто и бывает: кто ничего особенного не сделал – знаменит, а кто достоин славы – неизвестен никому. Счастлив добавить, что Супер, когда попал сюда, хотел быть знаменитым, а Элвис нет.

– Почему?

– Спросите у него сами!

– Вы с ума сошли? У него наверняка охрана, толпа поклонниц, к нему не пробьешься!

– Ничего подобного. После выступления он сидит в гримерке в одиночестве и пьет виски.

– Вы проводите меня к нему?

– С удовольствием!

Элвис, спев еще две песни, – и обе новые, обе прекрасные! – встал, поклонился, услышав жидкие вежливые аплодисменты, и ушел со сцены.

17. История Элвиса Пресли

Пятница проводил Настю к нему, постучал.

– Войдите! – неподражаемым голосом отозвался певец.

Настя вошла.

Элвис сидел за столиком и пил коричневую жидкость из стакана.

– Извините, – сказал он. – Я сейчас освобожу гримерку. Вы танцовщица?

– Да. Нет. Я… А вы – Элвис Пресли? – спросила Настя по-английски, стесняясь своего произношения.

– Да. И говорите, как вам удобно. На родном языке.

– А вы поймете? – удивилась Настя по-русски.

– Легко, – ответил Элвис – как ей показалось, тоже по-русски.

– Вы – настоящий Элвис Пресли?

– Настоящий, что дальше?

Элвис, похоже, не понимал, почему эта женщина так волнуется.

Но, вглядевшись, он спросил:

– Живая?

– А какая же!

– Я тут всех знаю, вас не видел. Новенькая?

– Да.

– А… Вот почему вы удивляетесь. Другие привыкли.

– Но – как вы здесь? Почему? Значит, слухи о том, что вы живы, не преувеличены?

– Нет.

– Расскажите, очень вас прошу! Я никому не скажу!

– Естественно, не скажете. Тут и так все знают, а туда информация не проходит.

И Элвис рассказал свою историю.

Когда он понял, что стареет, толстеет, не может сопротивляться своим болезням и, главное, что от него уходит талант и он больше не может сочинять таких песен, как раньше, и так петь, как раньше, Элвис с ужасом осознал: ему придется жить дальше и видеть угасание своей славы. То есть в каком-то смысле умереть при жизни. Он пришел к выводу, что есть два способа сохранить славу: либо привести себя в норму и срочно сочинить несколько гениальных песен, либо умереть. Привести себя в норму еще можно, хоть и с большим трудом, а вот сочинить несколько гениальных песен – проблема. Проще умереть. Способ проверенный, к нему прибегали многие знаменитости – та же Мэрилин Монро. Умерла молодой и навеки осталась прекрасной. Но умирать по-настоящему Элвис не хотел даже ради славы. И он придумал. Он договорился, чтобы врачи зафиксировали его смерть от сердечного приступа, а сам накануне сделал вид, что горстями пьет таблетки, потихоньку выкидывая их в унитаз. Все удалось как нельзя лучше – когда его хоронили в Мемфисе в закрытом гробу, он был далеко от дома. Он летел в Европу – один в самолете, который зафрахтовал на чужое имя. То есть не совсем один, с пилотом, ветераном, совершавшим свой последний полет: у него кончалась лицензия и он точно знал, что ему ее не продлят, здоровье уже не то. Он не пройдет врачебную комиссию. Пилот злился на врачей, на свой возраст, на свои болячки, на свою судьбу.