Карусели над городом (С иллюстрациями) - Томин Юрий Геннадьевич. Страница 27

— Ну, давай, давай, — заторопился Дегтярев. — Кто будет штрафной бить?

Дегтяреву не было жалко Феликса. Просто он понял, что перестарался.

С другого конца поля к воротам, почуяв неладное, спешил Борис.

— Зря ты, Сенька, — сказал один из ребят.

— А чего ему сделалось? Вот, смотрите, смеется.

А Феликс и вправду, пересиливая боль, широко улыбался. Он встал и подошел к Дегтяреву.

— Ты — Сенька? — спросил Феликс.

— Ну? — буркнул Дегтярев, не понимая, что случилось веселого.

— Ты Сенька-зараза? — радостно улыбаясь, сказал Феликс.

— Че-во? — спросил Дегтярев.

— Сенька-зараза! — с восторгом повторил Феликс.

Феликс ошибался. Семен Дегтярев был вовсе не тем Сенькой, которым он восхищался, сидя в подвале. Случайное совпадение. Но Феликс не знал, что на свете бывают другие Сеньки, для него существовал только единственный.

Услышав такое оскорбление, Дегтярев обрадовался. Теперь все видели, как он обижен. Теперь все понимали, что он вынужден защищаться.

Дегтярев двумя руками толкнул Феликса в грудь, и тот упал на спину. Феликс все еще улыбался. Но уже и он начал понимать, что так не играют.

— Ты чего хочешь, Сенька-зараза? — спросил он дружелюбно.

Именно это дружелюбие окончательно взбесило Дегтярева. Злость его кипела внутри как смола.

— Зараза?! — заорал Дегтярев. — Я тебе покажу «заразу»!

Дегтярев замахнулся ногой. Он хотел пнуть лежащего на земле Феликса. Но не успел. В тот же момент он сам полетел на землю. Это Борис, не разбираясь, врезался в него с ходу.

На лице Дегтярева впервые за весь день появилась усмешка.

— Двое на одного… — сказал он и вскочил на ноги.

Дрался Дегтярев не слишком красиво: он пинался, захватывал руки, старался ударить в лицо головой. Борис был слабее, и ему порядочно доставалось. Кроме того, Борис не хотел драться: не было в нем сейчас настоящей злости для драки. Он защитил Феликса, и этого ему было достаточно. Больше всего он боялся, что драку заметит тренер. Наверное, этого боялись и остальные. Они обступили Бориса и Дегтярева кольцом.

Издали донесся свисток, призывающий ребят на занятия. Дегтярев нехотя остановился.

— Это тебе задаток, Кулик, — сказал он. — Остальное после получишь.

Ребята направились к легкоатлетическому сектору. Дегтярев гордо вышагивал впереди. Никто его не догонял, словно никто не хотел идти с ним рядом. Злость пополам с удовлетворением все еще булькала в Дегтяреве. Но он не знал, что именно сейчас, победив, он потерпел поражение.

Он не знал, что с этой минуты никто не будет проситься в его команду, что прекратилось уже молчаливое подчинение, что драться больше ему никто не позволит.

Как уже говорилось, в группе имелись ребята и посильней Дегтярева.

Борис и Феликс плелись позади. Феликс видел, что Борис не такой, как всегда. Феликс догадывался, что произошло что-то необычное.

— Теперь я знаю, кого можно бить по лицу, — сказал Феликс.

— Кого? — машинально спросил Борис, потирая подбородок, куда Дегтярев попал довольно чувствительно.

— Тебя.

— Это почему же?

— Потому что Сенька-зараза бил тебя по лицу.

— Он не зараза, — сказал Борис. — Он просто Сенька. Хотя и зараза, конечно. А бить он хотел тебя.

— Со мной он играл.

— Он хотел бить тебя. А со мной он дрался потому, что я за тебя заступился. Я ведь его первый ударил, вот он и стал драться.

— Значит, ты — плохой? — спросил Феликс.

— Нет. Если бы я тебе не помог, он бы тебя избил ни за что. Это называется — заступиться. Это не плохо, а хорошо. Понимаешь?

— Значит, заступаться и помогать — это одно и то же?

— Умница, — мрачно сказал Борис, сплевывая красной слюной.

— Все равно не понимаю, — настаивал Феликс. — Заступаться и помогать — хорошо. Бить — плохо. Почему нужно делать плохо, чтобы сделать хорошо?

— Ты можешь помолчать хоть полчаса? — спросил Борис.

— Могу, — согласился Феликс. — Но я буду думать.

После перерыва Феликс занимался уже не так усердно. Он поглядывал то на Бориса, то на Дегтярева; в голове его шла мыслительная работа. Когда занятия кончились и тренеры ушли, Феликс подошел к Борису.

— Теперь я понимаю, — сказал он. — Сенька совсем не зараза. Он плохой. Он еще хуже той девочки. Он хотел бить меня по лицу. А ты не хотел, чтобы меня били по лицу. Тогда он стал бить тебя.

— Все правильно, — ответил Борис. — Сегодня я за тебя заступился, завтра — ты за меня.

— Почему завтра? — спросил Феликс. — Я могу сегодня.

Феликс подошел к Дегтяреву и, ни слова не говоря, врезал ему кулаком в живот. В лицо он ударить не решился, помня давние наставления Бориса. Дегтяреву, не ожидавшему такого нахальства, ничего не оставалось, как опрокинуться в яму с песком.

— Сенька, я заступился за Борю, — пояснил Феликс. — Если ты его будешь бить, я еще заступлюсь.

На Дегтярева было неприятно смотреть. Он скривился от боли, но усмешка снова появилась на его лице. Не человек, а комок злости поднимался на ноги перед Феликсом. Это видели и ребята. Именно поэтому второй драки не получилось. На Дегтярева навалились кучей. Его не били, но кормили песком до тех пор, пока он не успокоился и не перестал кусаться. Затем его оставили в яме и пошли на обед. Дегтярев шел позади с камнем в руках. Не доходя столовой, он куда-то исчез и на обед не явился.

ДЕНЬ 7-й

В это время в Кулеминске

Пока Борис и Феликс обживались в спортивном лагере, в Кулеминске тоже происходили кое-какие события.

Алексей Палыч в этих событиях не участвовал; он даже не подозревал, что они совершаются. Он помаленьку принимал экзамены и в первый же свободный день собирался наведаться в лагерь. Алексей Палыч не знал, что вокруг него уже начала сплетаться невидимая сеть.

Сеть эту плел кулеминский парикмахер Август Янович.

Август Янович был человеком вовсе не злым. Наоборот, весь Кулеминск знал его как совершенно безобидного старика. Болтливость его никому не причиняла вреда, а осведомленность даже вошла в поговорку. «Этого и Яныч, наверное, не скажет», — говорили кулеминцы, рассуждая на тему: грибной будет год или нет?

Август Янович знал почти все, что происходит в Кулеминске. Это и понятно, если учесть, что других парикмахерских в Кулеминске не было. Рано или поздно — раз в месяц или раз в год — кривая жизни приводила каждого кулеминца в кресло Августа Яновича. При этом он с одинаковым успехом работал и в мужском и женском зале — тут все зависело от настроения. Если он с утра чувствовал себя бодро, то устраивался в женском зале; если болела поясница, то перебирался в мужской: там можно было работать молча.

В парикмахерской работали и другие мастера, но пожилые кулеминцы, словно по молчаливому сговору, причесывались, стриглись и брились только у Августа Яновича.

И вот этот вполне безобидный старик в один прекрасный день начал плести сеть, в которой скоро затрепещет, запутается Алексей Палыч.

Дело в том, что Август Янович имел вторую профессию. По совместительству он был сыщиком. Если точнее, то сыщиком-теоретиком или сыщиком-любителем, кому как больше нравится. Этому занятию он посвятил почти сорок лет. За эти годы он собрал множество книг о шпионах, о загадочных убийствах, о следователях и полицейских инспекторах.

Из книг следовал очень простой вывод: если начинать прямо с конца, то можно расследовать все что угодно. Новые книги Август Янович с некоторых пор до конца не дочитывал. Он останавливался перед последней главой, в которой все становится ясным, и начинал рисовать на бумаге кружочки и соединять их линиями. Чем больше линий сходилось к какому-нибудь кружочку, тем подозрительней становилось вписанное в него имя. Иногда таким способом удавалось угадать злодея, и Август Янович тихо радовался и засыпал в хорошем настроении.