Доктор воровских наук - Гусев Валерий Борисович. Страница 23

Глава XX

ЛОВУШКА ДЛЯ МАЛЫША

Когда мы вернулись, папа уже был готов отлучиться в какое-то там свое местечко.

– Тебя отвезть, Саныч? – с готовностью вскочил дядя Федор.

– За мной заедут, – коротко ответил папа. – А вы что скажете? – спросил он нас. – По глазам вижу – не терпится.

Оно так и было.

– Дим, ты рассказывай, – сказал Алешка, – пап, а ты не перебивай.

И я рассказал все по порядку и во всех подробностях. Только постарался обойти стороной наши путешествия по подвалам, особенно сегодняшнее. А в завершение рассказа доложил:

– Ценный груз оформляет, отправляет и потом сообщает Чашкину Иван Иванович Лодкин. По кличке Суслик. Особые приметы – посвистывает и два зуба над губой торчат. Его офис находится на Луговой улице. Город не знаем.

Папа кивнул:

– Это не проблема.

– Машина у него, – вставил Алешка, – марки МВД... ошибся – «БМВ». Номер 177, буквы не запомнил.

– Тоже не проблема, – опять кивнул папа.

– А грузы, похищенные с фуры, они всегда сдают в супермаркет какого-то Фирса.

Папа и на это кивнул довольно спокойно. Мне вообще почему-то показалось, что ничего особо нового он от нас не узнал. И к тому же не очень хмурился, видно, уже начал смиряться с нашими фокусами.

Мама, правда, все время ахала и прижимала ладони к щекам – то ли пугалась, то ли радовалась – каких ловких, умных и отважных детей она воспитала.

Зато дядя Федор своего восторга не скрывал.

– Не, ну вы молодцы, робяты! Бравые сыщики! Орлы! Вот как я великий автомеханик, так и вы тоже великие сыщики. Ну, может, чуть помене. Не, ну точно – от вас пользы больше, чем вреда.

Знал бы он, кто запихнул в выхлопную трубу чугунное ядро XVI века, он наверняка последнюю фразу сказал бы наоборот.

Но дядя Федор об этом не знал тогда, не знает и теперь.

Тут подъехал наш знакомый «уазик» с участковым, и папа куда-то с ним уехал. Наверное, по делам Хлястика. Надеюсь, он при этом не забудет принять соответствующие меры и к Чашкину, и его компании. Чтобы взять их, как говорится, с поличным.

Как только папа уехал, мама нас запрягла по полной программе. Мы все привели в порядок, упаковали и уложили в машину все вещи, оставив только чайник и по кружке каждому на утренний чай. Даже закопали ямку для мусора. Еще чего-то там поделали.

И стали маяться. Время неумолимо приближалось к девятнадцати ноль-ноль.

– Мам, – не выдержал Алешка. – Мы прогуляемся немного, ладно?

– Попрощаемся с окрестностями, – включился и я.

Мама подняла голову от книги и не очень охотно согласилась:

– Ну сходите. Деда Степу повидайте. Передайте ему привет и пожелания скорейшего выздоровления.

Щас! Как же! Два раза!

– С козой там поосторожнее, – напутствовала нас мама, вновь опуская глаза в книгу.

– Яблочко захватите, – посоветовал дядя Федор. – Чуть взбрыкнет – вы ей яблоком в лоб!

– Ладно, – сказал Алешка и действительно, как мне показалось, взял яблоко.

– Дим, а правда грустно, когда откуда-то уезжаешь, да? – сказал Алешка по дороге. – Только привык и надо расставаться. Я этот монастырь очень полюбил. Может, я даже архитектором стану. Или археологом.

– Да, – согласился я. – Мне этот монастырь тоже очень полюбился. Сначала страшновато было, а потом интересно. Ты чего прихрамываешь?

– Яблоко в кармане мешается, – ответил Алешка. – И раскопки я не успел сделать.

– А давай уговорим родителей. Заедем сюда на обратном пути. Покопаемся.

Мы подошли к монастырю. Он высоко вознес свои разрушенные, но все равно неприступные стены и башни. И вечерний свет так удачно их окрашивал, что они показались нам целыми и невредимыми. И очень красивыми. Наверное, такими они были в древности и такими станут после реставрации.

Мы забрались на воротную башню и сели за своим любимым зубцом, прислонясь к нему спинами. От камня шло приятное дневное тепло. Чуть шевелилась листва березок, с таким трудом выросших на этих камнях. Было тихо-тихо, только гудело вдали неустанное шоссе.

Солнце потихоньку садилось. От монастыря, от деревьев потянулись через все поле длинные синие тени. Стало немного прохладнее, но камни все еще отдавали свое тепло.

– Скоро мышки летать начнут, – проговорил Алешка.

– А за ними кошки, – добавил я, и мы немного посмеялись, хотя на душе, конечно, было сумрачно и тревожно.

– Тебе деда Степу не жалко? – спросил Алешка.

– Есть немного, – признался я.

– А мне – нет. Вот Хлястика мне жалко. Потому что он пострадал за свою доброту, а дед – за свою вредность.

Что ж, какая-то логика в его словах есть. Когда человек целится из рогатки в стекло проезжающего автомобиля, а резинка вдруг лопнет, и он схлопочет себе в лоб – нужно его жалеть? А дед ведь не только целился, он ведь и стрелял. Образно говоря, как сказала бы мама.

– Интересно, – сказал Алешка, – где-то сейчас этот Хлястик? – И сам ответил: – Сидит, наверное, у своего костра и печет картошку, да?

– А может, уже спит в своем шалаше.

– Одинокий такой... – проговорил Алексей.

Да, быстро наши детки взрослеют.

...Начало темнеть. По шоссе уже забегали фары. А по небу уже замелькали в своем полете мышки.

А за ними – кошки... Послышался вдали тяжелый шум большой машины. Мы привстали и увидели, как от шоссе ползет к нам пятно яркого света. Сейчас они уже не таились, убежище свое им теперь скрывать без надобности. Перегрузят по-быстрому награбленную французскую косметику в несколько машин и в сопровождении гаишного «жигуленка» «ДПС-16» отправятся в маркет Фирса. А сюда уже никогда не вернутся. В любом случае, надо сказать.

Вскоре выползла к монастырю громадная фура – мы нырнули за свой надежный зубец, – прошла в ворота и скрылась в подземелье, где уже ждали ее фургончики. А за фурой проскользнул следом хитрый «жигуленок», за рулем которого почти не видно было Малыша-Чашкина.

Алешка попытался покачать зубец. Не получилось – он стоял твердо.

– Ты чего? – спросил я.

– На всякий случай, – объяснил Алешка очень деловито. – Вдруг они удерут.

Тут до меня дошло, что Алешка вспомнил рассказ архитектора о том, как осажденные сбрасывали со стен на врагов каменные зубцы. Вот уж не хотел бы в это время оказаться в машине, возле башни.

И тут вдруг в подземелье что-то случилось. Потому что оттуда вылетел «ДПС-16» и, петляя среди камней, устремился к воротам. Вслед ему загремели автоматные очереди. И когда «жигуленок» уже почти доехал до башни, ветровое стекло его будто взорвалось. Оно разлетелось на мелкие дребезги, а из машины выскочил Малыш-Чашкин и, пригибаясь, помчался в глубь монастырского двора.

– Ничего, – сквозь зубы сказал Алешка. – Он сейчас обратно побежит. Прямо в пруд.

– А из пруда, – хихикнул я, – к психиатру. Где его будут с наручниками ждать. А здорово граната рванула, да? – сказал я. – Из подствольника по нему жахнули.

– Ага, – хихикнул теперь Алешка. – Граната. Чугунная. XVI века. Под которой цыплят жарят.

Ну, предусмотрительный пацан! Вот, значит, какое яблоко он тащил в монастырь, прихрамывая. И бросил-то как точно. Есть чему поучиться старшему брату.

А теперь я расскажу, как все было там, на двести семидесятом километре шоссе, и как все получилось здесь, в старинном монастыре.

Это была целая операция, давно подготовленная. Не без участия нашего папочки. Хотя он и находился в отпуске.

Они вместе с участковым перехватили заранее обреченную фуру, объяснили все, что надо, ее водителям. Фуру поставили на стоянку. А вместо нее на шоссе пошла точно такая же, с теми же номерами, но внутри ее была вовсе не французская косметика, а кое-что другое. Ну, совсем-совсем другое. А на руках у папы были самые настоящие документы.

И вот едет себе и едет по шоссе громадный крытый грузовик. Отсчитывает километры.

– Притормаживай, – говорит один водитель другому. – Проверка.