Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста - Бирман Джон. Страница 93

Рихтер: «27 июля 1947 г. в 10 часов вечера меня вызвали на допрос в Лефортовской тюрьме. Этот допрос вел полковник из Министерства внутренних дел (НКВД). Рядом с ним стоял переводчик в звании подполковника, который хорошо говорил по-немецки. Меня спросили, с кем я сидел в одной камере во время моего заключения. Я перечислил фамилии и при этом назвал также фамилию Валленберга. Тогда меня спросили, кому я рассказывал что-либо о Валленберге и что Валленберг рассказывал мне». Затем Рихтер был изолирован на восемь месяцев. Согласно записям в регистрационном журнале Рихтера допрашивал Кузьмишин 22 июля с 22 час. 10 мин. до 22 час. 30 мин.

Хорст Кичман: «Около 11 часов вечера 27 или 28 июля 1947 г. меня вызвали на допрос. Допрос вел полковник. Кроме него в допросе участвовал начальник подотдела в звании майора. Они оба были из Министерства внутренних дел. Меня спросили, с какими заключенными я сидел в одной камере во время моего пребывания в тюрьме. Когда я назвал фамилию Лангфельдера, ведущий допрос спросил меня, что тот мне рассказывал. Тогда я в основном передал, что Лангфельдер рассказывал мне о Рауле Валленберге и их совместной деятельности. Затем ведущий допрос потребовал рассказать, кому я, в свою очередь, говорил о Лангфельдере и Валленберге…». Кичман был также изолирован на восемь месяцев. Согласно записям в журнале Кичмана допрашивал Кузьмишин 22 июля с 23 час. 00 мин. до 23 час. 20 мин.

Эрхард Хилле: «27 июля на допрос вызвали сначала Краффта и через четверть часа и Пелконена. Пелконена допрашивали два высокопоставленных функционера НКВД. Они его спросили, что Лангфельдер рассказывал ему о секретаре шведской миссии и о том, знал ли Пелконен его фамилию. Пелконен ответил, что он не знает фамилию. После допроса Пелконен вернулся в одиночную камеру на нижнем этаже Лефортовской тюрьмы, и он кинулся с оконного уступа на каменный пол, что вызвало перелом черепа.

Хубера допрашивали высокопоставленные функционеры НКВД в Министерстве внутренних дел 27 июля 1947 г., в тот же день, что и Пелконена. При этом полковник, одетый в форму, выступал в качестве переводчика, а собственно ведущий допрос был в гражданской одежде. Согласно тем сведениям, которые сообщил мне Хубер, по моим предположениям, в гражданской одежде мог быть генерал Карбулов (правильная фамилия: Кобулов)… который, вероятно, был представителем НКВД при начальнике, занимавшемся военнопленными, генерале Петрове… Ведущий допрос спросил Хубера, с кем он сидел вместе в Лубянке в 1945 г.». (Ведущего допрос интересовали Лангфельдер и Рауль Валленберг.)

Эрнст Хубер: «В Лубянской тюрьме меня опять допрашивали. В 6 часов вечера в конце июля 1947 г. меня вызвали вновь на допрос. Однако меня привели не в обычное помещение для допросов, а в комнату на третьем этаже. Ведущим допрос был молодой белокурый великан, который был в гражданской одежде. Переводчик был в звании майора. Сначала ведущий допрос спросил меня, с кем я сидел в одной камере в Лубянской и Лефортовской тюрьмах». (Затем на допросе речь шла о том, что он узнал от Лангфельдера о Рауле Валленберге, после чего последовала изоляция до апреля 1948 г.) Согласно записям в регистрационном журнале и личном деле, Карташов допрашивал Хубера 22 июля целых шесть часов, с 20 час. 10 мин. до 02 час. 00 мин. Частично совпадает по времени допрос Карташовым Шлиттера, он же Шойер, в тот же самый вечер с 20 час. 05 мин. до 21 час. 15 мин. Шлиттер сидел вместе с Густавом Рихтером, первым сокамерником Рауля Валленберга, и его упорно подозревали в том, что он был информатором МГБ и тюремного начальства в камерах.

Другими заключенными, которых допрашивали 22-23 июля, были:

— Отто Хатц, оба дня;

— Шандор Катона (одно время находился в одной камере с Лангфельдером), оба дня;

— Вилли Рёдль, 22 июля, а также

— сам Вильмош Лангфельдер, 22 и 23 июля (в течение 14 часов в этот день его допрашивал Карташов).

Несколько смущающее обстоятельство состоит в том, что все эти заключенные называют 27 июля (в одном случае другое число — 28-е) в качестве даты допросов. Вспомнить точную дату (согласно документам — 22-е) безусловно трудно, но память изменила всем одинаково!

По рассказам заключенных, а также согласно их личным делам, власти затем позаботились об изоляции узкого круга лиц, состоявшего из бывших сокамерников Рауля Валленберга и Лангфельдера, а также тех, кто косвенным путем знал об этих двоих. Впоследствии их большей частью сводили вместе в группы по двое или по трое в московских тюрьмах. Можно также отметить, что Хилле и Лойда, находившиеся во время этих допросов в Красногорске, осенью были возвращены в Москву и затем помещены вместе со своими прежними сокамерниками. Даже после того, как многие из них в 1951 — 1953 гг. были перевезены во Владимир, они содержались в строгой изоляции, поодиночке или вместе. В качестве примера можно привести Хубера (свидетеля о Лангфельдере), который оказался в строгой изоляции во Владимире с мая 1951 г. по октябрь 1952 г., после чего его сокамерником стал заключенный, содержавшийся под номером. Шлиттер, который сначала содержался вместе с Раулем Валленбергом, а затем с Хубером, был изолирован в Александровском централе. Других изолировали попарно, например Гроссхейм-Криско и Шакача, Хилле и Пелконена, а также Лойду и Хофштеттера. В частности, Рихтера изолировали во Владимире по приказу ведущего допрос и переводчика Соловова, коллеги Копелянского, с указанием на то, что он был связан с особо важным заключенным, но вскоре его поместили вместе с Кичманом. С другой стороны, следует помнить, что большинство заключенных с 1953 г. стали один за другим выходить на свободу.

Эти обстоятельства, взятые в совокупности, т.е. отрицание пребывания Рауля Валленберга в Советском Союзе, утверждение о вероятности его убийства в Венгрии, допросы сокамерников и их последующая изоляция, замарывание данных в регистрационных журналах, отсутствие записей, куда были направлены личные вещи Валленберга, устные сведения о том, что пакет с материалами, относящимися к Раулю Валленбергу, был передан начальнику архива МГБ в 1947 г., смерть Рёдля и Лангфельдера несколько месяцев спустя, как представляется, могут даль достаточно определенные указания. Но отмеченные обстоятельства — это не то же самое, что веские доказательства (документы) смерти Рауля Валленберга в июле 1947 г.

То, что мы знаем, можно также в принципе объединить с гипотезой о том, что, например, было принято решение где-то изолировать Рауля Валленберга. Если власти приняли такие меры предосторожности в отношении сокамерников и, кроме того, налицо были попытки стереть по возможности большую часть документальных следов пребывания Рауля Валленберга в тюрьме, то было бы в высшей степени нелогично и рискованно помещать Рауля Валленберга в лагерь или тюрьму, где существовал риск, особенно в лагере, его контактов с другими заключенными (хотя и есть ряд подобных свидетельств). Более логичным было бы заключение Рауля Валленберга в эффективную изоляцию или, возможно, в одно из закрытых психиатрических учреждений, про которые, однако, также нельзя сказать, что они герметично закрыты. Это рассуждение несколько меняется, если предположить, что у руководства МГБ в 1947 г. не было причин опасаться, что иностранные военнопленные будут выпущены на свободу в течение обозримого времени. Однако вряд ли дело обстоит именно так, поскольку некоторых таких заключенных стали выпускать уже в 1947-м, а отдельных — еще в 1946 г. Во всяком случае, меры по изоляции самого Рауля Валленберга следовало бы предпринимать более жесткие, чем его сокамерников (эта гипотеза рассматривается в следующем разделе). Владимирская тюрьма, наряду с Лубянкой, Ивановом или Александровским централом, была наиболее подходящим местом для изоляции особо важных или опасных заключенных.

XII

СВИДЕТЕЛЬСТВА, ОТНОСЯЩИЕСЯ КО ВРЕМЕНИ ПОСЛЕ ИЮЛЯ 1947 г.

МЕТОДИКА ПОИСКА

Значительная часть работы совместной российско-шведской рабочей группы заключалась в проверке свидетельств, которые касались времени после официально указанной СССР даты смерти Рауля Валленберга. В Министерстве иностранных дел Швеции за последние 50 лет были собраны свыше 25 000 страниц архивных материалов и картотека на более чем 3000 фамилий людей и мест, представляющих интерес в связи с этим делом. Большая часть документов — это записи свидетельств тех, кто возвратился из заключения в СССР. Опросы возвращавшихся домой заключенных проводились сотрудниками Министерства иностранных дел Швеции, зачастую в тесном сотрудничестве со шведской полицией безопасности. Все свидетельства за период 1945-1969 гг. были опубликованы в 1980-м и 1982 гг. в Синих книгах, однако в ходе работы были использованы и многие более поздние свидетельства.