Только вперед - Раевский Борис Маркович. Страница 15

В большом спортивном зале завода перед ним выстроились тридцать четыре человека. Они с любопытством и, как казалось Леониду, даже немного насмешливо смотрели на нового руководителя секции. Многие из учеников были гораздо старше своего девятнадцатилетнего учителя. Особенно смущал Кочетова стоявший на левом фланге невысокий человек лет сорока — бухгалтер из заводоуправления. Полное, даже немного обрюзгшее тело его, с покатыми плечами и молочно-белой кожей никак не напоминало фигуру спортсмена. Особенно нелепыми казались рыжая, торчавшая клином борода и изящное пенсне.

«Как же он будет плавать?» — растерянно подумал Кочетов, оглядывая бухгалтера.

— Советую вам заменить пенсне очками, — мрачно сказал он. — Пенсне утонет.

Откровенно говоря, Леонид надеялся, что бухгалтер, привыкший к пенсне, не захочет менять его на очки и перестанет посещать секцию. Но бухгалтер жаждал плавать и уже на следующее занятие пришел в очках, которые специальными резинками были плотно прикреплены к ушам. Кочетов тяжело вздохнул и примирился с неизбежным.

Старостой секции был невысокий коренастый паренек со смешной фамилией — Грач. Но его, видимо, вовсе не смущала эта птичья фамилия, и, когда Кочетов по ошибке назвал его Дроздом, он невозмутимо поправил; «Грач, Николай Грач».

Держался Грач, несмотря на молодость, независимо и солидно. Кочетов сразу заметил, что все физкультурники, даже пожилые, относятся к этому пареньку с уважением. Впоследствии Леонид узнал: Грач — один из лучших заводских токарей.

Первое свое занятие Кочетов начал вступительным словом: так всегда делал Галузин.

— Плавание — один из самых полезных и здоровых видов спорта, — внушительно произнес Леонид. — Недаром врачи называют плавание «дыхательной гимнастикой». Средний здоровый человек вдыхает в минуту примерно шесть литров воздуха, а пловец — шестьдесят литров. В десять раз больше! Потому что пловец дышит глубоко, у него активно работает весь легочный аппарат.

Леонид, довольный, остановился и оглядел слушателей. Ему самому очень понравилось выражение «легочный аппарат», — это придавало его вступительной речи «научный» характер.

Ученики слушали внимательно. Их, очевидно, поразили цифры — 6 и 60.

Леонид решил и дальше продолжать в том же «научном» стиле.

— Пловцы — выносливые, сильные люди, — сказал он. — Характерно, что мальчики-пловцы, по медицинским наблюдениям, имеют средний рост 171–172 сантиметра, то есть они выше среднего мужчины. Сердце пловца, как доказали ученые, прогоняет в три-четыре раза больше крови, чем сердце здорового человека, не спортсмена. Плавание настолько оздоровляет организм, что является даже «лекарством». Да, да, я не шучу. У известного советского пловца Игоря Баулина было когда-то больное сердце. Его не хотели даже подпускать к воде. Потом врачи все-таки разрешили Игорю понемногу плавать. С каждым днем он плавал все больше и вскоре совершенно выздоровел. Даже стал показывать рекордные результаты.

Кочетов снова оглядел учеников:

— Чтобы научиться плавать быстро и не утомляясь, надо систематически тренироваться. «Тренировка делает чемпиона», — торжественно сказал он и сразу же испуганно замолчал.

Эта любимая поговорка Галузина вдруг ярко напомнила Леониду его первый приход в детскую школу плавания и речь тренера. Леонид сейчас почти слово в слово повторил все сказанное тогда Иваном Сергеевичем. И об Игоре Баулине, и о шестидесяти литрах воздуха в минуту, и о среднем росте мальчиков-пловцов, — обо всем этом говорил Галузин в тот памятный день.

Кочетов сразу сбился с мыслей, покраснел и замолчал. Ученики недоуменно переглядывались — в чем дело?

С трудом довел он до конца свое первое занятие на заводе.

Это было полгода назад. С тех пор каждый вторник Леонид тренировал заводских пловцов. Он крепко подружился со своими учениками, и даже бухгалтер Нагишкин с торчавшей из воды бородкой и очками уже не казался ему смешным. Наоборот, когда Нагишкин, засиживаясь над годовым отчетом, два раза пропустил занятия, Кочетову казалось, что в эти дни чего-то не хватает.

Вместе с Николаем Грачом не раз осматривал Леонид огромный завод.

Минуя ряд цехов, он провел Леонида к самому сердцу завода — большому конвейеру. Огромная широкая стальная лента, растянувшаяся метров на двести-двести пятьдесят, непрерывно двигалась. К ней с боков подходили тридцать малых конвейеров, которые подавали к главной ленте отдельные части будущих тракторов.

Казалось, все детали живые: они ползли, катились, ехали — над головой, на уровне груди, возле ног… На ходу рабочие проверяли, окончательно доделывали детали, которые стягивались к центральной широкой ленте.

Идя вдоль большого конвейера, Леонид испытывал странное, необычное чувство. Прямо на глазах, как в сказке, рождались тракторы.

Вот у начала конвейера на ленту тяжело взбирается неуклюжая, громоздкая, голая рама — остов будущей машины. На ней ничего нет, только зияют вымаханные суриком гнезда для будущих деталей да торчит передняя ось. Рама движется по ленте и постепенно обрастает деталями, а их немало в тракторе — больше четырех тысяч!

Вот к раме приросли колеса, установлена коробка скоростей. Вот привернут руль, плотно встал радиатор, мягко сел на приготовленное для него место мотор. Вот уже надет капот, несколькими ударами пневматического молотка приклепана заводская марка и номер.

У конца конвейера мотор заправили бензином, на пружинистое сиденье лихо вскочил паренек, в кепке козырьком назад, одну руку положил на руль, другой — дернул рычаг, и до того неживая машина вдруг издала первый, радостный звук, осторожно сползла с ленты и уверенно пошла своим ходом по площадке.

— Здорово! — закричал Леонид, возбужденно схватив за рукав Николая Грача.

Потом они прошли в кузнечный цех. Шум сначала оглушил Кочетова. От частых тяжелых ударов, казалось, вздрагивала сама земля. Мерно гудели огромные вентиляторы. Длинными рядами выстроились гигантские молоты, около которых лежали груды остывающих поковок.

Подошли к одному из молотов.

— Виктор! — крикнул Грач прямо в ухо Кочетову, показывая на кузнеца.

Леонид сперва и не узнал его. В самом деле, это был Виктор Махов — один из его учеников-пловцов, паренек с девичьими, голубыми глазами. Кочетов привык видеть его в одних только плавках, а здесь Махов был в синей спецовке, и не смешлив, как в бассейне, а серьезен и строг.

Нагревальщики достали из пылающей печи брусок и передали его Виктору; тот огромными клещами подхватил раскаленную болванку и установил ее в штамп.

Он нажал педаль — и многотонный молот обрушился на металл. Махов бил точными, короткими, даже немного щегольскими ударами.

«Ловко! — подумал Кочетов. — Как боксер!»

Виктор всего шесть раз ударил по болванке, и вот уже подручные схватили клещами рассыпающий вокруг себя искры готовый коленчатый вал — одну из самых сложных деталей.

Леонид с Грачом побывали и в заводоуправлении. В огромной бухгалтерии Кочетов не сразу узнал Нагишкина. За массивным столом, на котором то и дело звонили три телефонных аппарата, важно сидел какой-то солидный человек. Спустя немного Леонид сообразил, что это и есть тот неловкий толстяк, которого он обучает плаванию.

В бухгалтерии Нагишкин, очевидно, был начальником: главбухом или, по меньшей мере, заместителем. К нему все время подходили люди то с бумагами на подпись, то за какими-то разъяснениями. Он был не в очках, как на тренировках, а в изящном пенсне. Кочетов улыбнулся, вспомнив первое появление Нагишкина в этом пенсне в спортзале.

…В этот вторник Кочетов пришел на занятие, как всегда, в половине седьмого. Все ученики уже были в сборе. Обычно, ожидая тренера, они громко разговаривали, делились заводскими новостями, «разминали» мускулы на спортивных снарядах.

В этот раз они уже стояли в шеренге, и, едва Кочетов вошел, вся шеренга замерла, как по команде «смирно».

Погруженный в свои тяжелые мысли, Леонид, войдя в зал, не заметил этого образцового порядка. Он негромко поздоровался и начал занятие.