Путешествие в страну летописей - Натанов Натан Яковлевич. Страница 30

Почему же «Начальный свод» не появился в своем подлинном виде ни на своей родине — в Киеве, ни в других близких княжествах, а лишь в далеком Новгороде? Когда и при каких обстоятельствах произошло удивительное переселение летописи игумена Ивана на север?

Сам Шахматов не успел дать полного и четкого ответа на эти сложные вопросы. Это сделали советские ученые (хотя некоторые обстоятельства и поныне неизвестны). Не углубляясь в подробности, заметим только, что «Начальный свод», столь непочтительный в отношении князей, должен был прийтись по сердцу новгородцам, племени буйному и непокорному.

Обнаружив летопись Ивана, Шахматов одно время считал, что уж она-то, безусловно, древнейшая, начальная.

Но прошло всего несколько лет, и тот же «охотник» добывает еще более древнюю «добычу».

На этот раз все было еще проще. Неизвестная летопись была… в самой «Повести временных лет».

Шахматов частенько размышлял, почему в одном из разделов Несторова труда оказались точные даты.

1061 год. «Пришли половцы впервые на Русскую землю… Всеволод же вышел навстречу им, месяца февраля 2-го».

1066 год. «Умер Ростислав князь Тьмутараканский 3 февраля».

1067 год. «Встретились князья на Немиге 3 марта… 10 июля поцеловали крест честной Всеславу» и т. д.

В древности события с такой точностью мог зафиксировать только очевидец, современник. Через несколько лет было бы почти невозможно установить месяц и день какого-нибудь события. Время работы Нестора определили по таким датам, встречающимся в тексте летописи, как «1110 год 11 февраля в 1 час ночи…», «1107 год февраля 5… перед рассветом» и т. д.

Нестор в 1061–1067 годах был ребенком. К своему труду приступил сорок лет спустя. Однако эти точные сведения за шестидесятые годы XI века помещены в его летописи. Значит, он сам их заимствовал из чьих-то записей… Может быть, игумен Иван? Но и его время — 1093–1095 годы, на 30–35 лет позже.

Ясно, что в 60-е годы XI века делал записи какой-то еще более удаленный от нас летописец. Казалось бы, уж ничего больше не узнать — ведь в отличие от работ Ивана и Нестора здесь не сохранилось ни начала, ни конца, ни заглавия, ни каких-то других характерных признаков древнего свода. Остались лишь крупицы, несколько отдельных записей, переписанных Нестором, просеянных через труды его многочисленных продолжателей и дошедших к нам примерно через десятые руки.

И все же Шахматов предпринимает новые своеобразные раскопки древнего текста. Результат оказывается чрезвычайно интересным: выясняется, что летопись велась в период 1061–1073 годов в том же Киеве, в той же Печерской обители! Да и с автором читатель уже неоднократно встречался: это — Никон или, согласно патерику, Великий Никон, тот, кто одним из первых поселился в печерке, кто дважды покидал Киев, не желая мириться с княжеским произволом, а впоследствии был печерским игуменом. О существовании летописи Никона никто не догадывался до начала XX века.

Оказывается, в темных пещерах и в монастыре, воздвигнутом потом над ними, печерские отшельники издавна вели записи увиденного и услышанного. Может быть, юный Нестор еще до пострижения знал о печерском летописании и втайне мечтал приобщиться к нему?

«Свод Никона», конечно, — первая печерская летопись; ведь всего за несколько лет до нее сошлись в пещерах близ Днепра первые схимники.

Чем древнее, тем труднее находить летописные следы, тем больше приходится идти на ощупь.

Вместо привычных странствий по началу XII века ученый отправляется в отдаленные края, в XI столетие.

После долгого пути он останавливается на записи 1037 года. Здесь — похвала Ярославу Мудрому за распространение христианской веры, строительство церквей, переписку книг. Особо отмечается и превозносится великолепный Софийский храм, сооружение которого только что закончилось.

Эта летописная статья довольно подробная, а после нее идут короткие, большей частью не киевские, а новгородские известия. Прославление князя и Софийского храма было бы вполне уместно в конце повествования, где подводятся какие-то итоги. Поэтому Шахматов предполагает, что в 1037–1039 годах в Киеве был закончен «Древнейший свод» (ученый снова рискует и дает столь обязывающее название). Поскольку в конце особо восхваляется София, а Софийский собор был главным на Руси, митрополичьим, Шахматов заключает, что составляли летопись в Софийском храме, автором же мог быть тогдашний митрополит, грек Феопемпт, или кто-то из его приближенных…

Анализ «Древнейшего свода» был Шахматовым только начат. Он очень радовался, что удалось забраться в такие глубины, и понимал, что многое еще сомнительно. Действительно, ряд предположений Шахматова советские ученые не подтвердили. Д. С. Лихачев и другие исследователи обратили внимание на то, что в некоторых летописных статьях, составленных не позже 30—40-х годов XI века (то есть входивших в «Древнейший свод»), есть удивительные совпадения, иногда почти дословные, со знаменитым «Словом о законе и благодати», принадлежавшем Илариону, первому русскому митрополиту. Получается, что Иларион, возможно, был и автором «Древнейшего свода». Роль этого человека в древнерусской литературе оказывается более значительной, чем предполагалось. С именем Илариона, как известно, связана история возникновения печерского братства. (Ведь в «печерку» Илариона пришел потом Антоний и другие старцы.)

Выходит, что Печерский монастырь был причастен даже к созданию «Древнейшего свода»!

Между прочим, существует еще очень смелое и спорное предположение крупнейшего знатока летописей М. Д. Приселкова, что Иларион и Никон — одно лицо!

Если эта гипотеза верна, то перед нами крупнейший древнерусский писатель, историк, общественный деятель, автор двух летописных сводов, «Слова о законе и благодати».

Но это и особая тема, которую минем…

И подведем итоги.

Благодаря Шахматову и его продолжателям картина как будто ясна: Нестор был четвертым летописцем. То, о чем мы рассказывали, схематично выглядит так:

Так возродились давно исчезнувшие рукописи. Перелистывая Лаврентьевскую или Ипатьевскую летопись, специалисты теперь знают первого автора почти каждой записи: этой — Нестор, той — Никон, вот известие, заимствованное из «Древнейшего свода», а рядом с ним — из «Начального»…

Нестор и последующие переписчики относились с большим уважением к тексту своих предшественников и переносили его в свои рукописи без больших поправок или изменений. Из-за этого и возникали некоторые противоречия. Никон, например, записал около 1070 года, что есть язва на главе Всеслава «до сего дня». Нестор, переписывая это место уже после смерти Всеслава, то ли не заметил, что известие устарело, то ли не захотел исправлять: во всяком случае в «Повесть временных лет» эти строки вошли неизменными. Сильвестр и третий редактор «Повести» поступили так же, а вслед за ними поколения летописцев аккуратно переносили на пергамен старинный текст. Хотя бывали при переписке ошибки и пропуски, но все же основная масса древнейших записей была бережно перенесена через века. В 1377 году Лаврентий тоже записал, что язва у Всеслава «до сего дня», хотя уже минуло 275 лет после смерти полоцкого князя.

Но мы должны быть благодарны древним переписчикам за их невнимательность, случайную или нарочитую. Ведь мы видели, что летописные ошибки, недомолвки, противоречия помогли открыть древних авторов и прочесть их произведения.

Что же Нестор? Умаляет ли исторические заслуги печерского черноризца появление у него трех предшественников? Ведь ясно, что ряд записей в «Повести временных лет» заимствован из более древних сводов: крещение Руси, например, описывается еще в «Начальном своде» и, как доказал Шахматов, даже в более ранних летописях. Рассказ о смерти Игоря, с которым древляне расправились за чрезмерную жадность, многие известия о походах и битвах «незапамятных времен», значительное число прекрасных древних легенд — все было уже в летописи Никона. А похвала Ярославу Мудрому взята из «Древнейшего свода». Унаследовал Нестор и летописную форму, структуру повествования: сначала вводная часть, потом изложение событий по годам. Так построен «Начальный свод», летопись Никона, такова и «Повесть временных лет».