Разорванное небо - Бирюков Александр Викторович. Страница 40

Вернувшись, он выкрикнул несколько отрывистых команд, которые Корсар не понял, однако последующие действия партизан все поставили на свои места: чуть ли не половина из них повернулась и направилась вперед за мост.

– У одного рация была, – сообщил подвоевода, оказавшись рядом с Корсаром. – Хорошая рация, «Моторола». Знать бы, успел он сообщить, нет… Давай-ка спешить!

Оказалось, что аэродром практически рядом, от шоссе к нему вела узенькая дорожка, выводившая на летное поле, на котором действительно стоял потрепанный АН-2.

Апостол приказал бойцам занять оборонительную позицию, а летчик с Корсаром почти бегом бросились к стоящему рядом сараю, стену которого украшала большая красная доска с пожарным ведром и следами некогда висевших там же огнетушителей. Около стоял-и, видимо, уже давно – небольшого роста человек в замасленном комбинезоне. Выбрав из нескольких стоявших внутри бочек самую полную, они докатили ее до самолета; болгарин поддел ножом пробку, и Корсар подставил под струю пожарное ведро. «Фильтр бы какой, – подумал он, глядя, как в бензиновом водовороте крутятся отваливающиеся куски краски. – А то ведь свалюсь по дороге!» Когда заправка была почти закончена, к ним подошел апостол и, излюбленным жестом заложив руку за борт куртки, явно приготовился произнести прощальную речь, но услышать ее русскому пилоту было не суждено. За поворотом со стороны Разлога вдруг вспыхнула суматошная и раскатистая перестрелка.

– Зрада! – хрипло бросил апостол и, махнув Корсару на прощанье рукой, опрометью кинулся туда, где залегли в придорожном кювете его бойцы. Следом за ним заячьими прыжками припустил маленький коренастый техник, на бегу выпутывая что-то из набедренного кармана комбинезона.

Гулко хлопнуло несколько разрывов, Корсар подумал, что враг, кто бы это ни был, подобрался к партизанам уже на расстояние броска гранаты. Однако до взлетной полосы бой, слава Богу, еще не дошел. Партизанское боевое охранение пока сдерживало неприятеля. Корсар, потрясенный случившимся, все еще медлил, но оставшийся с ним летчик буквально тащил его в кабину, приговаривая: «Ходу, ходу!» И только рухнув наконец в обшарпанное пилотское кресло, Андрей как-то сразу успокоился. Глаза начали машинально скользить по приборам на ободранной панели, а мысли приняли рабочее направление. Авиагоризонт, указатель скорости, высотомер, вариометр, авиакомпас, сектор газа, тормоз – проще некуда. Правда, вместо ручки управления рогулька штурвала, но это ерунда.

От панели управления его отвлек болгарин, развивший бурную, но не слишком понятную деятельность. Сначала он тыкал пальцем в приборную доску, пытаясь, видимо, что-то объяснить, но Корсар просто хлопнул его по плечу и уверенно показал интернациональный знак в виде сложенных в кольцо указательного и большого пальцев. Теперь тот копошился за правым креслом у переборки, отделяющей кабину от салона: откуда-то добыв кривую рукоятку, воткнул ее в отверстие в стенке и с натугой, резкими рывками, а потом все быстрее и быстрее начал ее раскручивать. Корсар с изумлением наблюдал странные действия коллеги. Наконец болгарин разогнулся.

– Маховик, – произнес он, отдуваясь, и тут же пояснил: – Аккумулятор немного стар, не стига за нешто. Остава ни само да подкочавам петрол. Ами карбюратарот тук не работи на малките обрати.

Корсар не нашелся что сказать и только старался удержать на месте челюсть, натурально отвалившуюся при виде того, как болгарин орудует насосом. Интересно, а что еще у него тут «не работи»? Нет, уж лучше не знать…

Болгарин тем временем перегнулся вперед и включил сцепление. Раскрученный вручную маховик с жестяным лязгом соединился в одно целое с коленвалом, передав ему часть своей энергии. Впереди над капотом мелькнули черные лопасти винта, с натугой прокрутились поршни в цилиндрах, и в этот момент оживший генератор дал искру.

Старый, изношенный тысячесильный мотор кашлянул пару раз и зашелся в захлебывающемся рыке.

Болгарин довольно улыбнулся и продемонстрировал Корсару большой палец. Тот ответил ему тем же, добавив короткое выразительное вздергивание кулака вверх: «На взлет!» Но болгарин лишь широко улыбнулся, показал сначала на себя, потом в сторону перестрелки и прокричал:

– Мояте работа е там. Ште се оправш ли сам?

– Справлюсь, не бойся! – коротко кивнул ему Корсар.

– С Богом! – бросил на прощание болгарин и, подхватив свой автомат, скрылся в салоне.

Корсар дал ему время выскочить через бортовую дверь и прибавил газу, вспоминая отрывочные наставления, которыми болгарин пытался снабдить его с самого момента прибытия на аэродром. Несколько секунд он на двух третях мощности прожигал свечи. Рулить куда-нибудь по бугристой земле не требовалось. Самолет уже стоял в самом начале заросшей бурьяном взлетной полосы. Ветер гнал травяные волны под углом к вектору взлета, и Корсар, заблокировав заднее колесо в нейтральном положении, до отказа двинул сектор газа.

– Ну, поехали! – сказал он сам себе и отдал тормоза.

Дряхлый АН-2, бывший вряд ли намного моложе своего нынешнего пилота, на удивление резво для своего возраста принялся брать разгон. Корсар слегка пошевелил штурвал и с содроганием прислушался к доносящемуся при каждой встряске даже сквозь рев мотора жалобному треску фюзеляжа и скрежету разболтанных и ржавых тяг. Подумать только, его жизнь теперь зависит от этого престарелого аппарата! Но лучше об этом не думать. А в мире, отгороженном сейчас от него забрызганными грязью стеклами кабины, события менялись, словно картинки в калейдоскопе. И менялись не в лучшую сторону. То ли обойдя, то ли прорвавшись сквозь передовой партизанский заслон, два юрких, окрашенных под древесную жабу и таких же приплюснутых «хаммера» на предельной скорости вывернулись из-за отмеченного скалой поворота и понеслись вдоль хлипкого фронта отряда апостола Велева. Из их распахнутых дверей один за другим ловко сыпались солдаты. Одинаково рослые и пятнистые с головы до ног. Мешковатая форма и раскрашенные лица делали их безликими, неотличимыми друг от друга. Разработчики обмундирования, несомненно, рассчитывали на такой эффект. Выскочив, солдаты немедленно открывали огонь. Их поддерживал тяжелый браунинг легкобронированного джипа. Двоих партизан-новичков, неосторожно торчавших на балконе аэродромного КП, рассекло пополам крупнокалиберной очередью прежде, чем они успели вскинуть к плечу свои жалкие двустволки – за пулеметом явно сидел мастер своего дела.

Летчику-болгарину повезло больше. Следующая очередь хлестнула в его сторону, но он успел с разбегу, только ноги мелькнули, кувырнуться в спасительный кювет на краю летного поля, которое тут же взметнулось частыми фонтанчиками разрывов. На этом, однако, легкие победы американцев закончились. Болгарские «поборники», опомнившись, встретили стремительный натиск врага плотным огнем, и передний из вездеходов, пропоротый меткой пулеметной очередью, круто, приседая на один борт, развернулся и рванул обратно, под защиту скалы. Но второй в это время, оставив партизан заниматься пассивной перестрелкой с рассыпавшимся в камнях американским десантом, обошел с фланга служившую им позицией канаву и рванул наперерез взлетающему «кукурузнику», не без основания посчитав его главной причиной всей заварухи. К счастью, над крышей оставшегося «хаммера» торчал не тонкий ствол браунинга и не кургузый автоматический гранатомет, а огромная труба пусковой установки «Тоу-2». Стрелять из нее по взлетающему самолету – занятие для клинических оптимистов.

Какой-то солдат, возможно оператор этой самой установки, все же высунулся в верхний люк и палил по «кукурузнику» из штурмовой винтовки. Бугры и ямы запущенной донельзя взлетной полосы заставляли вездеход тяжело подскакивать и не давали ему взять верный прицел, но долго так продолжаться не могло. Стоило Корсару об этом подумать, как несколько пуль со звонким треском прошили тонкий дюраль обшивки.

Щелчок, взвизг – и в остеклении появилась «мелкокалиберная» дырочка, но свинцовая смерть, к счастью не дав рикошета, ушла в открытую форточку. Корсар невольно втянул голову в плечи. Еще одна горсть свинцового гороха пробарабанила по верхней плоскости, и в этот миг над срезом кювета показалась человеческая фигура, силуэт которой был нарушен каким-то длинным предметом. Человек выпрямился, стоя на одном колене и не обращая внимания на свист пуль вокруг, – и вдруг дымчатый белый след стремительно пролег в воздухе от его плеча до вездехода, упершись в самую середину «хаммера». Тотчас из боевой машины вырвался яростный огневой смерч.