Прекрасны ли зори?.. - Ракипов Шамиль Зиганшинович. Страница 51

Несколько фашистских танков остались гореть на улицах Гродно. Над ними клубился чёрный дым.

Остальные танки повернули обратно, стали расползаться по другим улицам. Шум их моторов доносился уже где-то в стороне и даже позади нас.

Спустя несколько минут мы получили известие о том, что фашистская Германия без объявления войны напала на нашу Родину. Одновременно поступил приказ некоторым работникам штаба немедленно покинуть Гродно. Майор Терешкин связался по прямому проводу с Москвой — попросил нас, выпускников Военной академии имени Фрунзе, оставить при штабе. Разрешили остаться мне, Терешкину, Тимакову и ещё нескольким товарищам.

При расставании мы с Иваном крепко обнялись, посмотрели друг другу в глаза. Чтобы высказать, что на душе, нужно время, а взгляд может сказать обо всём в одно мгновение.

Колонна автомашин с нашими товарищами тронулась.

— До свидания, Гильфан! — крикнул мне Иван, привстав в кузове и махая мне фуражкой.

— До свидания, Иван! — только и успел я ответить.

Майора Терешкина и меня назначили в секретариат Военного совета, а майора Тимакова — в отдел военной разведки штаба. Мы хорошо знали о критическом положении на нашем участке фронта. Советские бойцы оказывали врагу отчаянное сопротивление. В каждой атаке фашисты теряли много живой силы и техники. Однако силы были неравные. Мы вынуждены были отступать и занимать новые оборонительные рубежи, отходили и снова окапывались. Но и у нас всё меньше оставалось машин, орудий, боеприпасов, в каждом бою мы теряли много наших товарищей.

4 июля в штаб поступил приказ — немедленно отправить в Москву всех выпускников военной академии. Но к этому времени враг обошёл нас с флангов, и мы оказались в окружении. Наша группа, которой предстояло пробиться сквозь вражеское кольцо, состояла из пятнадцати человек. Срочно провели партийное собрание. Майора Тимакова выбрали командиром группы, а меня — его заместителем. Это было нашим первым партийным собранием, проведённым в окружении. Мы решили с крупными соединениями врага в бой не ввязываться и как можно скорее пробираться к своим.

Продвигались по ночам. Шли по лесу, бежали от рощи к рощице, перебегали через дороги, переплывали речки. А днём отсиживались в не занятых врагом хуторках, деревнях. Прознав про нас, приходили крестьяне, показывали нам фашистские листовки и спрашивали:

— Правда ли это, братцы, что Красная Армия уже разгромлена?..

Всюду, где позволяла обстановка, мы проводили беседы среди крестьян. Старались объяснить людям причину нашего временного отступления.

Крестьяне нам давали на дорогу еды и желали скорейшего возвращения.

До реки Птичь мы добрались без потерь. Но как только стали готовиться к переправе через реку, майор Терешкин признался, что не умеет плавать.

Надеясь раздобыть лодку, Терешкин пошёл вдоль берега и вскоре скрылся в зарослях. Больше мы его не видели.

Только спустя несколько лет я узнал, что Терешкин наткнулся на засаду. Не желая навести преследователей на наш след, он стал уходить в глубь леса. Ему удалось скрыться. Но места были незнакомые, и он заблудился. Много дней скитался Терешкин по лесу, пока не набрёл на партизан полковника Гришина. Его, полуживого, принесли в штаб, выходили, и полковник Гришин оставил Терешкина в своём отряде.

Майор участвовал в разработке планов множества смелых партизанских операций, ходил на боевые задания. А осенью 1944 года он наконец встретился с нашими регулярными частями и получил под командование полк.

Но тогда мы прождали майора всю ночь. Утром отправились на поиски. Двое суток бродили по лесу. Тогда мы решили, что майор Терешкин погиб, и тяжело переживали эту потерю.

Снова возвратились к берегу, к тому месту, где заранее наметили переправиться через реку.

Километрах в тридцати западнее небольшого городишка Червень с нами приключилась интересная история. Помнится, наступило тихое тёплое утро. Кажется, это было 10 июля. Солнце поднималось всё выше, над влажной землёй курился туман. Давно проснулись птицы в лесу, свиристели на разные голоса. Мы шли всю ночь без передышки и теперь еле держались на ногах. Едва майор Тимаков объявил привал, все тут же повалились на траву. Костёр разжигать было опасно. Мы пожевали сухарей и залезли под густую разлапистую ель — решили часок-другой подремать.

Я вспомнил, как у озера Хасан сено косил, и всё вспомнилось мне так живо, будто вчера только происходило. Сколько же времени минуло с той поры? Целых три года… Наверно, Япония, союзница фашистской Германии, снова дожидается удобного момента, чтобы напасть на нашу страну. Да, там тоже нашим бойцам нынче приходится нелегко. Но нам потяжелее. Мы ощущаем то же самое, что люди, унесённые бурей в утлом судёнышке в открытое море. Нет связи с Большой землёй. Неизвестно, где сейчас проходит линия фронта. Уже не слышно стало даже канонады.

Внезапно послышался отдалённый гул самолётов. Он быстро приближался, нарастал. Наконец показалось множество точек, двигавшихся по небу. Свои! Родимые! Наши тяжёлые бомбардировщики, отбомбившись, возвращались на базу.

Вдруг из-за облаков вынырнула стая «мессершмиттов». Наши лётчики, видать, были начеку: встретили их огнём из крупнокалиберных пулемётов. Однако эти лёгкие манёвренные самолёты очень опасны для тяжёлых, неуклюжих бомбардировщиков. Поэтому эскадрилья бомбардировщиков никогда не идёт на задание без сопровождающих истребителей. Этих бомбардировщиков тоже сопровождал истребитель. Он бесстрашно вступил в схватку с фашистскими стервятниками, спутал их боевой строй, не дал атаковать с налёту наши бомбардировщики. Мелькает среди вражеской стаи, увёртывается, атакует. Семи вражеским стервятникам пришлось отклониться от курса и вступить в бой с нашим отважным соколом. Тем временем эскадрилья бомбардировщиков скрылась у горизонта.

Вдруг наш истребитель накренился и круто пошёл к земле. Из-под его крыла вырвался чёрный шлейф дыма. Всё пронзительнее, надсаднее становился вой падающего самолёта. И тут в небе появился белый, как облачко, купол парашюта. В ту же секунду оглушительный взрыв качнул землю. Мы уже не спускали глаз с лётчика, медленно приближающегося к земле. Он должен был опуститься примерно в километре от нас. Но за ним, должно быть, следили и враги. Вдруг раздался возглас майора Тимакова:

— К оружию!

Я и лейтенант Котляров, прихватив свои автоматы, побежали искать лётчика.

От маленькой деревушки, что чернела на краю соседнего леса, прямо через картофельное поле помчался в нашу сторону мотоцикл. Наверно, фрицы тоже заметили, где опустился парашютист. Мы с Котляровым прыгнули в воронку от снаряда, залегли. Фашистов на мотоцикле было трое: двое в сёдлах, один в коляске. Подпустив их метров на двадцать, мы выскочили из воронки и в упор открыли огонь из автоматов. Фашисты даже не успели схватиться за оружие. Мотоцикл вильнул в сторону и опрокинулся набок. Мы осмотрели его: он оказался целёхонек. Тела фашистов мы оттащили в кусты и забросали ветками. Затем вскочили на мотоцикл и помчались на нём, лавируя между деревьями и воронками, на поиски нашего лётчика. Первым его заметил Котляров. Он резко остановил мотоцикл, выключил мотор. Лётчик стоял, прислонясь к сосне. Одной рукой он держался за колено. В другой сжимал наган и в упор глядел на нас. Одежда на нём обгорела и ещё кое-где тлела. Комбинезон у колена окровавлен. Но лётчик приготовился к бою, ждёт, когда подойдём ближе.

— Эй, дружище, постой! Мы свои! — крикнул я ему.

— Кто такие? Из какой части? — спрашивает лётчик, недоверчиво разглядывая нас, и на всякий случай наводит в нашу сторону наган.

Нам пришлось остановиться на почтительном расстоянии от него и представиться. Оказалось, что старший лейтенант Павел Башкиров читал обо мне в газетах. И даже фотографию видел. Поэтому, как только я назвался, он меня тут же узнал. Иначе, кто знает, сколько времени отняло бы у нас объяснение с ним. Лётчик пристально вгляделся в меня, улыбнулся и спрятал наган в кобуру. Хромая, зашагал в нашу сторону. Мы заспешили ему навстречу. Я отдал старшему лейтенанту Башкирову трофейный автомат.