Прекрасны ли зори?.. - Ракипов Шамиль Зиганшинович. Страница 53

Фронт быстро откатывался на запад. Всё приглушеннее доносились раскаты канонады, а потом и вовсе стали не слышны. Но ожесточённые кровавые схватки то тут, то там разгорались на уже освобождённой земле. Потрёпанные фашистские части изо всех сил старались пробиться к своим.

Большого труда и немалых потерь нам стоило разоружение корпуса генерала Фалькнерса. Со слов пленных нам было известно, что генерал остался в окружении вместе со штабом. Но недостатка в боеприпасах он, видно, не испытывал: стоило нам приблизиться к линии их обороны, фрицы открывали ураганный огонь из всех орудий, какими располагали. Корпусу Фалькнерса несколько раз удавалось прорываться сквозь наше кольцо, и он всё ближе продвигался к фронту. Были необходимы решительные меры. Каждый раз, предварительно обстреляв врага из «катюш», мы обращались к солдатам Фалькнерса по громкоговорителю: «Фронт удалился на сотни километров. Советские войска освободили Минск. Если хотите сохранить себе жизнь, сдавайтесь!..» Но упрямый генерал продолжал сопротивляться. Тогда мы стали ночными стремительными налётами отсекать по частям живую силу от его корпуса.

Наша армия продвинулась далеко вперёд, а мы всё топчемся на месте…

Вызвал я к себе разведчиков. Спрашиваю, нет ли среди них боевых ребят, добровольцев, которые смогут живым или мёртвым доставить генерала Фалькнерса. Короче говоря, выкрасть его.

Нашлись такие ребята. Отчаянные разведчики были в моём батальоне.

Мы разработали план, и самые опытные разведчики отправились за генералом. Вернее, они должны были только помешать ему уйти (как уже не раз случалось), когда мы пойдём в атаку.

Чтобы облегчить эту операцию, мы попросили командующего хорошенько обработать позиции немцев с воздуха. Аэродром располагался неподалёку от нас, около деревни Мир.

Незадолго до прибытия наших самолётов мы ещё раз обратились к немцам с предложением сдаться. Но никакого ответа не последовало.

Вскоре послышался рокот моторов, и низко над лесом показались наши «этажерки». Они обычно появлялись неожиданно, едва не задевая шасси макушек деревьев, и сбрасывали бомбы на опешивших врагов. С небольшой высоты им нетрудно было попадать в цель. Тем более что наши лётчики уже хорошо знали расположение огневых точек противника. Вот и на этот раз они обрушили свой бомбовый груз на миномётные батареи фрицев, разбили их дзоты. Во вражеском стане поднялся переполох.

Пользуясь суматохой, мы подобрались совсем близко к их переднему краю и притаились в густом ельнике. Самолёты сделали последний заход и унеслись на восток.

Не успели фрицы выскочить из полузасыпанных щелей, где прятались от бомбёжки, мы оказались в их окопах. Началась рукопашная схватка. Большинство врагов, отстреливаясь, стало отходить в гущу леса. Но многие стояли в окопах, высоко задрав руки и тараща на нас испуганные глаза.

Основные силы врагов всё-таки отошли и увели свою технику.

Едва бой затих, мои разведчики привели группу обезоруженных немецких офицеров, среди которых, заложив руки за спину и высокомерно глядя перед собой, шагал сам генерал.

Генерал сносно говорил по-русски. Мы обошлись без переводчика. Я развернул карту перед ним. Генерал намётанным глазом окинул карту, перевёл взгляд на меня. На его лице появилось выражение растерянности.

— Я предполагал, что фронт удалился всего на километров двадцать — тридцать… — пробормотал он и принялся мять дрожащими пальцами сигарету.

— Фронт отдалился более чем на двести — триста километров. Вы в обыкновенном «мешке», герр генерал. Мы не хотим лишнего кровопролития. Чем больше гибнет наших солдат, тем большую ненависть вы пробуждаете к себе…

— При настоящей ситуации я могу отвечать только за себя, — резко сказал генерал.

— Но если вас сколько-нибудь заботит судьба ваших солдат, вы можете ещё многое сделать, — возразил я. — Вспомните благоразумный поступок вашего коллеги Паулюса…

Помолчав, Фалькнерс хриплым голосом произнёс:

— Даже при желании помочь моим солдатам я сейчас бессилен что-либо сделать…

— Вы свободны, генерал, — сказал я. Заметив его растерянность, уточнил: — Временно свободны. Как вы понимаете, не будь я уверен, что мы встретимся вторично в аналогичных обстоятельствах, не отпустил бы вас. От вас самого зависит, в каком тоне мы тогда продолжим наш разговор. Ступайте.

Фалькнерс нерешительно зашагал прочь, временами беспокойно оглядываясь. Видно, боялся, как бы не выстрелили ему в спину. Вскоре он скрылся в лесу, на который начали опускаться сумерки.

Я объяснил товарищам, что, если генерал даже обманет, потеря невелика: всё равно его корпус обречён, а сам генерал снова будет в наших руках. Но если генерал трезво оценит ситуацию и сделает правильные выводы, то должен склонить свой корпус к капитуляции. Мы убережём сотни наших бойцов. Ведь на войне без риска всё равно не обойтись.

Сутки прошли. Вторые минули. Никаких вестей от Фалькнерса не поступает. Начал и я сомневаться в успехе этой затеи. Стало одолевать беспокойство: ведь предстоит перед командованием ответ держать. Грех на мне немалый — пойманного немецкого генерала отпустил!

На третьи сутки мы возобновили наступление. Но чувствуем, что сопротивление врага заметно ослабло. Целыми группами солдаты сдаются в плен. А генерала всё нет и нет. Внимательно присматриваюсь к каждому пленному. «Не переоделся ли Фалькнерс в солдатский мундир?» Не желает, видно, добровольно сдаваться. Но ничего, он не птица — не улетит.

Однако так мне и не довелось больше встретиться с генералом Фалькнерсом…

Со дня на день я ожидал вызова в штаб армии. Удивляюсь только, что очень уж долго не вызывают.

А спустя несколько дней я услышал удивительную историю.

В одном из воздушных боёв был повреждён наш «У-2». Лётчики вынуждены были посадить самолёт на широкой лесной просеке. Оба пилота выбрались из кабины и стали возиться с мотором, пытаясь его исправить. Вдруг их внимание привлёк треск сучьев в лесу, шелест опавшей листвы — будто брело по лесу заблудившееся стадо. Вдруг на поляну высыпала многочисленная группа вооружённых фашистов. Это произошло так неожиданно и быстро, что лётчики не успели спрятаться в укрытие. Выхватили наганы. Тут идущий впереди офицер высоко поднял палку, к концу которой был привязан белый носовой платок.

— Рус, не стреляйт! Мы есть сдавайс! — крикнул он.

— Стоять на месте! — звонким голосом приказал советский пилот и выстрелил для острастки в воздух. — Старший по чину, ко мне!

Подошёл генерал Фалькнерс. Он попросил считать их всех пленными и отвести к командиру, с которым на днях имел разговор.

— Хорошо, — сказали пилоты. — Сложите своё оружие вон на той поляне!

Пилоты были удивительно молоды, разговаривать почему-то они старались басом — видать, для солидности.

Пленные выполнили приказание. Пилоты вооружились их автоматами и сопроводили всю группу в нашу ближайшую воинскую часть.

Доложив командиру о происшедшем, пилоты сдали пленных солдат. Когда они, отойдя в сторону, устроились отдыхать и сняли шлемы, на их плечи упали волнистые волосы — у одного золотистые, у другого тёмные.

— Рус мадам! Рус мадам! — залопотали пленные, изумлённо переглядываясь.

Было чему удивляться. Им ещё не приходилось слышать о случае, когда кавалеров Железного креста сумели бы пленить молоденькие девушки.

Я тут же поехал в штаб полка, куда лётчицы сдали пленного генерала и его свиту. Там мне повторили слово в слово то, что я уже знал. Сказали, что женский авиационный полк, в котором служат эти девушки, находится поблизости.

Очень уж хотелось повидать этих смелых девушек, поблагодарить их: ведь они и меня здорово выручили. Кроме того, я был почему-то уверен, что повидаю там Рахилю. Но мне не повезло. Прибыв на место, я узнал, что полк перебазировался на другое место, ближе к фронту.

Мне рассказали, что Фалькнерса и группу сопровождавших его офицеров взяли в плен Ольга Санфирова и Магуба Сыртланова. Очень я тогда жалел, что не смог повидать их.