Компрессия - Малицкий Сергей Вацлавович. Страница 44

– Чем же зацепила ее ты? – выдохнул Кидди.

– Это Билл виноват, – прошептала Моника. – Ты ничего не понял. Мужчины вообще слепы и недогадливы. Вы рассуждаете слишком много, а рассуждения смысл имеют уже после того, как что-то происходит. Рассуждения годны для прошлого, в настоящем действуют догадки и ощущения. Билл вцепился в тебя в тот самый момент, когда ты сказал, что не видишь снов. Не знаю почему, но это все заметили, а уж Стиай скорее других. Билл даже говорил только с тобой, шутил со мной, а смотрел только на тебя. Я даже подумала, что он хочет сделать из тебя подопытного зверька! А уж потом, в башне, он просто-напросто подталкивал тебя к Сиф, а Сиф – к тебе. Кстати, Стиай и это почувствовал и не стал вмешиваться, иначе он разбил бы тебе физиономию прямо там, на берегу, когда ты исхитрился сразу после башни проснуться раньше всех и отправился с Сиф купаться.

– Это она разбудила меня, – прошептал Кидди.

– Да, – кивнула Моника. – Странно как-то. Что она нашла в тебе? Что в тебе искал Билл, надо было спрашивать у Михи, он влез в его программу и в его замыслы по уши потом, особенно когда Буардес умер, а вот что в тебе нашла Сиф?

– Может быть, то же самое, что во мне пыталась найти ты? – спросил Кидди.

– Другое, – качнула головой Моника, словно смахнула паутину с лица. – Каждая женщина ищет свое. Впрочем, я сейчас не смогу объяснить и что я сама в тебе нашла. Не сейчас. Пока не могу. Да и неважно. Ты помнишь свои слова, которые сказал мне через неделю после той поездки к Биллу?

– Я говорил тебе много слов, – ответил Кидди. – Слишком много.

– Мало, – не согласилась Моника. – Ты почти всегда молчал. Меня успокаивало лишь то, что ты был жаден до моего тела. Ты всегда был честным, когда любил меня. Это редко бывает, когда мужчина ищет ощущения, растворяясь в женщине. Миха пытался, но у него не получалось. Я мешала ему. Я закрывала глаза и всегда видела тебя. И он чувствовал третьего. Ты говорил мало, Кидди, но тогда сказал главное. Главное, потому что это была правда. Ты сказал, что никогда не забудешь меня. Что у тебя никогда не было и не будет такой женщины, как я. Что я лучше всех. Что с кем бы ты ни занимался любовью, ты видишь только меня. И представляешь только меня. Ты сказал, что, если вдруг по каким-то причинам ты не можешь возбудиться, тебе достаточно вспомнить обо мне, и все налаживается. Какой же ты негодяй, Кидди! Женщинам нельзя говорить правду, ни любимым, ни опостылевшим. Когда женщинам начинают говорить правду, они мгновенно понимают, что с ними хотят расстаться. Я передала твои слова Сиф.

– Зачем? – Кидди прикрыл глаза. – Чтобы отомстить мне?

– Наверное. – Моника задумалась. – Я не хотела ее смерти. Я даже не предполагала ее возможность. К ней же ничего не прилипало. Кто же мог подумать, что эта искрящаяся ледышка способна влюбиться? Закон компенсации: чем умнее женщина, тем на большие глупости она способна. Меня извиняет то, что я тебя не отделяла от себя: делая тебе больно, я делала больно себе и наслаждалась этой болью. Это я попросила ее о встрече. Попросила принести мне немножко волокон утвердителя, чтобы хоть во сне общаться с недоступным мне любимым человеком. Сказала… о нас. Кстати, не удивила ее. Рассказала о тебе все, включая всякие подробности, передала и эти твои слова. Но в лице она изменилась после другого. Когда я рассказала о нашей последней встрече. Помнишь?

– У меня дома? – спросил Кидди.

– Да. – Моника задрожала, обхватила руками плечи. – Ты исчез на месяц. Я так поняла, где-то уединился с Сиф. Миха уже знал о твоем увлечении, был в приподнятом настроении, легко отпустил меня на пару недель к морю. Я сказала, что мне нужно прийти в себя. Я никогда не видела его таким счастливым больше. Он поверил, что у нас все наладится. А я забралась в твою трущобу, раскинула по всем углам сканеры и стала тебя ждать. Мне не нужны были доказательства твоей неверности. Я хотела сделать симулятор, такой симулятор, чтобы ты был как живой. У меня уже хватало материалов, но мне нужен был твой полный и абсолютный скан. И однажды ты появился. И знаешь, у тебя в лице не было ненависти. Она потом появилась, на берегу, перед твоим отлетом на Луну. А тогда было только удивление. Ты помнишь, что я сказала?

– Ты сказала, что пришла проститься, – пробормотал Кидди. – А потом легла на постель и раскинула ноги.

– Ты был тогда замечателен, – кивнула Моника. – Прости уж, что я не сказала Сиф, что это был первый наш секс, когда ты любил меня, но видел, чувствовал и представлял только Сиф, и никого больше! Мне вот интересно, кого ты представляешь, когда любишь ту, что ждет тебя на Луне?!

– Зачем ты устроила встречу с Сиф? – вновь спросил Кидди.

– Мне нужен был утвердитель, – Моника поднялась с места. – Еще раз повторить? Можешь считать меня ненасытной самкой, но меня не устраивал симулятор. Я хотела, чтобы ты лежал у меня в кармане. Чтобы я могла достать тебя в любое мгновение и испытать полную остроту ощущений. Сиф выслушала меня, улыбнулась, окаменела на мгновение, когда я рассказала ей о нашей последней встрече, и дала мне утвердитель. Много утвердителя. Мне хватило надолго. Вот только счастья мне это не принесло.

– Почему же? – не понял Кидди.

– В упражнениях с симуляторами ты любил меня, – прошептала Моника. – Вот только я не могла любить тебя. Ты был ненастоящим. А с утвердителем я никак не могла тебя найти.

– Что ж, – пробормотал Кидди, – выходит, что Сиф погибла зря?

– Господин Гипмор! – послышался голос орга из дома. – Завтрак для вас и вашей гостьи готов!

– Пошли, – Моника оглянулась. – Чертовски хочу есть. Куска в горле не было со вчерашнего дня. С того завтрака, когда ты позорно сбежал от. меня. Послушай, – она коснулась его плеча. – Вот сейчас, когда ты уже не боишься обидеть меня. Скажи, почему ты никогда больше после того нашего первого танца не подошел ко мне сам? Что тебя оттолкнуло? Ведь я видела: тогда ты был свободен, а красивее, лучше меня не было в университетском городке никого. Ты помнишь, что Миха дрался из-за меня даже со Стиаем?

– Со Стиаем? – Кидди сделал вид, что удивился. – И кто же победил?

– Миха, – твердо сказала Моника. – Хотя Стиай и сбил его с ног, но от меня он отступился. И это единственный раз в жизни, когда Стиай Стиара отступил.

– Почему же Миха не дрался со мной? – не понял Кидди.

– А при чем тут ты? – удивилась Моника. – Чтобы тебя победить, он должен был бы драться со мной, а не с тобой. Почему ты больше никогда не подошел ко мне сам, Кидди?

– Запах, – сказал после паузы Кидди. – Запах очень важен. Горькая ваниль. Ты так любишь этот запах, а я его терпеть не могу. Я едва не задохнулся тогда во время нашего первого танца. К счастью, потом выяснилось, что этот запах не распространяется на все твое тело.

Моника рассмеялась. Она расхохоталась. Она упала в кресло и схватилась руками за живот. Она смеялась несколько секунд, пока ее глаза не намокли, а нос не захлюпал.

– Какой же ты козел, Кидди! – наконец вымолвила она. – Что ты говорил мне во время первого танца? О чем были твои комплименты? О! Этот дивный запах! Ваниль, возбуждающая аппетит, умноженная на мою красоту! Грейпфрут, не позволяющий захлебнуться от излишней сладости! Легкую ваниль любила Ванда, когда она еще не была женой Брюстера. А я всегда пользовалась только грейпфрутом. Мой запах должен быть горьким. Ванда по своей всегдашней рассеянности облила мне ванилью платье. Переодеваться было некогда. И я, проклиная её последними словами, отправилась на вечеринку вот с таким диким смешением запахов. Потанцевала с тобой и после этого, как последняя дура, вот уже много лет смешиваю ваниль с грейпфрутом. Ты всегда лжешь, Кидди? Пойдем. Я хочу есть.

Она бросила полотенце и пошла в дом, чуть раздавшаяся в бедрах, но все такая же прекрасная, соблазнительная и живая от копны мокрых волос до тонких щиколоток. Кидди догнал ее уже в обеденном зале, поймал ладонями грудь, прижался к гибкой спине, наклонил, ощутил влагу и вошел в нее в пяти шагах от невозмутимого орга.