Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья (ил. И.Кускова) - Яхнина Евгения Иосифовна. Страница 43

Залп вызвал смятение. Ряды сразу поредели. Упали первые раненые.

В общем шуме Фелисьену показалось, что он расслышал слабый стон где-то совсем рядом. Он тревожно оглянулся. Эжени рухнула наземь.

— Она ранена! — крикнул Фелисьен старику.

Взвалив на плечи обессиленное, сразу ставшее тяжёлым тело Эжени, Фелисьен, пробиваясь сквозь поредевшую толпу, с помощью старика отнёс её и опустил у крыльца какого-то дома. Она была мертва. Убитую тем же выстрелом сороку не заметили, и она осталась лежать на мостовой.

— Ну что же, — сказал старик, — мы ведь даже не знаем, ни кто эта женщина, ни как её звали. И как она жила, тоже неизвестно, но умерла она хорошо, достойно. Вечная ей память! А нам надо вперёд!

И он указал на толпу, которая понемногу снова собралась, готовая продолжать штурм Бастилии.

Увидев мёртвую Эжени, молодой человек в красном кирасирском коле?те [20] вскочил на камень и, простирая руки к крепости, откуда прогремел выстрел, поразивший Эжени, закричал во весь голос:

— Кто бы ни был ты, обагривший руки этой первой кровью, если ты унизил себя до того, что убил беззащитную женщину, ты недостоин считаться французом! Погибель тебе! Вперёд!..

Все ринулись за человеком в колете и влились в толпу, штурмовавшую Бастилию.

Между тем другие толпы непрерывно шли на Гревскую площадь, к Ратуше. Народ ждал от городских властей помощи. Купеческий старшина де Флессель должен заставить коменданта Бастилии сдать неприступную крепость городской милиции.

И хотя за последние два дня де Флессель не раз бессовестно обманывал народ, всем казалось, что уж теперь он не может пойти на предательство.

Своё появление на балконе Ратуши, вокруг которой волновалось море голов, де Флессель обставил крайне торжественно. Под звуки трубы он появился в парадном костюме, со свитком бумаги в руке.

В наступившей тишине купеческий старшина начал читать заранее составленную им успокоительную речь, обращённую к населению Парижа. Он объявлял, что у коменданта Бастилии самые мирные намерения и что он никогда не пустит в ход оружия против народа.

Едва только де Флессель произнёс эти слова, как раздался зловещий гул пушечного выстрела, того самого выстрела, от которого погибла Эжени. Это выстрелила пушка Бастилии.

Послышались крики: «Измена! Измена!»

И в ту же секунду раздался ответный выстрел, уже из ружья. Де Флессель был убит наповал рукой неизвестного мстителя.

Большинство собравшихся на Гревской площади, полные решимости сломить сопротивление де Лоне, бросились теперь к Бастилии.

Сюда поминутно подходили подкрепления. Вот отряд ремесленников, им руководят краснодеревцы братья Кабе?р; вот ещё отряд, его ведёт шестидесятилетний старик с военной выправкой. Он старый, испытанный в боях воин, теперь в отставке. А вот и отряды французской регулярной армии, перешедшие на сторону восставших.

Теперь перед осаждавшими стояла задача пробиться ко второму подъёмному мосту. Они намеревались поступить с ним так же, как и с первым. Но неожиданно раздавшийся из крепости залп вызвал суматоху среди нападающих, которые в большинстве были неопытными воинами и сражались впервые в жизни. Они отпрянули назад, пытаясь укрыться кто под сводами, кто во дворе. Однако вскоре паника прошла, и все, кто имел ружья, стали в ответ стрелять в солдат, расположившихся вдоль по валу.

— Шагайте вперёд, мальчики! — бодро крикнул Леблан, заметив минутное колебание друзей. — Только не отступать! — И он подал пример, бросившись навстречу картечи.

Жак и Шарль не отставали от него.

Рядом с Шарлем упал навзничь человек средних лет. Кровь окрасила серые плиты двора.

— Мне страшно! — прошептал Шарль, схватив Жака за руку.

— Мне тоже! — выдохнул Жак. На минуту он представил себе, как пуля попадает в него, причиняет ему невыносимые страдания, на него наступают, по нему идут… А ещё страшнее, если пуля попадёт в Шарля… Нет, нет, думать не надо! Долой страх!

Жак наклонился над раненым. Кто-то уже отодвинул его в сторону от толпы. Впервые Жаку пришлось увидеть, как умирают люди под пулями.

А раненый еле слышно прошептал:

— Не уничтожайте этих камней!

Жак подумал было, что человек бредит, и, желая чем-нибудь ему помочь, может быть, сообщить его родным, спросил:

— Кто вы? Как ваше имя?

— Пьер Фонтэ?н, художник… Я… — Человек передохнул и, собравшись с силами, добавил более внятно: — Камни Бастилии… Пусть их топчут, попирают ноги прохожих, людей всей Франции…

Человек замолк. Перестал дышать. Жак понял, что помочь ему невозможно, но бросить его казалось ему жестоким.

— Дорогу, дорогу! — услышал он чей-то знакомый голос.

Обернувшись, он увидел, что двое — мужчина и женщина — несут раненого. Мужчина держал его за плечи и голову, женщина поддерживала ноги. Платье женщины было всё в пятнах крови и уличной грязи.

Жак мгновенно узнал цирюльника Жерома и его сестру. Её лицо и взгляд, такой спокойный тогда, когда она шла между двух жандармов, теперь были полны скорби.

— Куда вы? — спросил Жак, бросившись к ним.

— Ко мне в цирюльню, — ответил Жером. — Уже многих мы там положили, целый госпиталь… А тут ещё и ещё…

— Возьмите и этого! — взмолился Жак.

Жером только взглянул на лежащего человека и покачал головой.

— Нет, с этим уже всё! Нас ждут другие… Дорогу! Дорогу!..

Жак проследил глазами, пока брат и сестра не скрылись из виду со своей ношей. Тогда он снова присоединился к своим.

— Беда! — произнёс кто-то. — Ведь пушечные ядра с Бастилии могут попасть в город, обрушиться на мирных людей. Что нам делать?

Неожиданно появились городские пожарные. Они притащили с собой пожарные трубы и направили струи воды на галереи Бастилии, рассчитывая, что мокрые пушки станут непригодны для боя, но, увидев, что их усилия бесполезны, пожарные побросали свои трубы и сами взялись за оружие.

На выстрелы с Бастилии теперь отвечали пули осаждающих — солдат французской гвардии и городской милиции.

Отставной драгунский офицер Эли? стал вдохновителем атаки и добровольно взял на себя обязанности военачальника.

Несколько раз осаждающие бросались к подходу на второй мост. Но каждый раз выстрелы с вала останавливали их, покрывая землю убитыми и ранеными.

— Без пушек нам не справиться! — сказал с досадой Эли. — Только пушечные ядра могут заставить крепость сдаться.

О том, как взять Бастилию, думали не одни только осаждающие.

— Пропустите меня! — закричал столяр Меде?н. — Я знаю, как одолеть крепость. Надо устроить огромный таран и при его помощи пробить стены цитадели.

— Нет, это не годится! — Пивовар из Сент-Антуанского предместья оттолкнул Медена. — Мне пришла в голову чудесная мысль. Бастилию надо сжечь, иначе её не одолеть! Для этого надо поджечь бочки гвоздичного и лавандового масла. И этим кипящим маслом облить крепость с помощью пожарных труб…

Предложения, самые разнообразные, так и сыпались в Ратушу, но генерал-майор парижской милиции де ля Коссидье?р решительно их отвергал.

— Друзья! — сказал он. — Бастилия — крепость, и её можно взять только правильной осадой и штурмом.

Наконец прибыли и пушки, захваченные в Доме инвалидов. Раздался первый залп. Сразу в сердцах осаждавших возродилась надежда; каждый с новым пылом схватился за своё оружие: кто за ружьё, кто за саблю, кто за пистолет.

Видя, что напор толпы растёт, инвалиды единогласно и решительно потребовали от де Лоне, чтобы он сдался.

Де Лоне был не уверен в инвалидах с самого начала и предложил остальной части гарнизона — швейцарцам, чтобы они расстреливали по его указанию тех инвалидов, которые откажутся ему повиноваться. Он договаривался об этом со швейцарцами на немецком языке, рассчитывая, что никто, кроме них, не поймёт его слов. Швейцарцы согласились. Но среди инвалидов нашёлся солдат, проделавший на своём веку немало походов в иноземные страны и поэтому понимавший немецкий язык. Он предупредил своих товарищей об угрожающей им опасности. Однако инвалиды не испугались угрозы, а решили противодействовать коменданту.