Картина с кляксой - Гусев Валерий Борисович. Страница 9

Наверное, подумал я, отходы своей пилорамы сжигает. Но почему ночью?

А тут возникла из темноты еще одна загадка. Послышались грузные шаги, ворчание, и появилась массивная фигура со стороны дедова сарая. Фигура принесла охапку таких же палок или реек и сбросила ее у костра.

– Все? – спросил дед.

Фигура что-то сердито пробурчала и растворилась во мраке.

Прямо какие-то страшные сказки.

Дед поворошил костер, отчего тот взметнулся к небу снопом веселых искр, постоял еще немного и пошел домой.

Мы тоже немного подождали на всякий случай и осторожно подошли к затухающему костру.

Алешка выхватил из углей недогоревшую головешку. Без всякой экспертизы было ясно, что это обломок рамы. Явно от картины, покрытый золотой или бронзовой краской.

– Это что-то значит, – прошептал Алешка.

– Это значит, что дед побросал в огонь бракованные заготовки. Вот и все.

Мы знали, что Строганов нередко подрабатывал в музее как хороший столяр. Мастерил стеллажи и полки, вязал рамы для картин и даже иногда реставрировал не очень сложную мебель. Вот и все.

– Вот и не все, – сказал Алешка. – Эти обгорелки не новые, понял?

Ничего я не понял. Я продрог от холодной росы и хотел спать.

Мы вернулись к себе и, чтобы поскорее согреться, раскрыли свою новогоднюю коробку с конфетами.

– Конфеты кончаются, – заметил Алешка, снова запуская пятерню в коробку. – А загадки начинаются…

Глава IV. «Попался?»

Утром мы все-таки пошли за грибами. Алешка так настаивал, что и дураку было ясно – неспроста! Так и оказалось…

Обошли сухое болото и углубились в веселую березовую рощу. Алешка, как ни странно, смотрел больше по сторонам, чем под ноги. И без конца трещал:

– Дим, мы с тобой запросто этих жуликов поймаем. Раньше, чем майор Злобин.

– Не лезь ты в это дело. Пусть сами разбираются.

– Кто, Дим? – Алешка даже остановился.

– Кто-кто? Работники музея, местные сыщики.

– Они разберутся! – презрительно фыркнул. – В музее там все беспомощные. И в обморок падают. У них там сплошные рудиколеты!

– Радикулиты, – поправил я.

– Это еще хуже, Дим. А эти сыщики сразу папу позвали. – Он опять осмотрелся по сторонам. – А сами растерялись. А я тебе сейчас одного жулика покажу. Он, по правде говоря, не очень-то жулик. Он, Дим, соучастник. Но главный. Без него ничего бы не получилось.

Тут уж я не выдержал:

– Хватит всякую чушь болтать!

– Спокойствие, Малыш, только спокойствие. Помнишь мою считалочку: «Раз, два, четыре»? Ты еще спросил: а где «три»?

– А где «три»? – послушно повторил я.

– Вот там, на поляночке. Только не спугни. Шагай шепотом.

Мы сделали «шепотом» еще несколько шагов и вышли на край полянки, залитой ярким солнцем. Над ней стоял запах всяких цветов, а на ее краю… сидел за мольбертом бедный студент Истомин. Вернулся Карлсон! Как ни в чем не бывало.

– Ну и что? – спросил я Алешку. – Давай-ка лучше грибы собирать.

Но Алешка вцепился в свою дурацкую идею, как клещ в собачью шкуру. И яростно зашептал:

– Как украли картины? Их сняли, а вместо них повесили другие, точно такие же. А кто срисовывал копии? А кто в драных кроссовках? Копии теперь висят на месте украденных картин. А кроссовки…

– А кроссовки где висят? – перебил я.

– Ты ничего не понимаешь. Слушай дальше. Он больше в музее не рисует. Он сам мне сказал: «Все, Лёх, буду теперь писать природу. В березовой роще». А кроссовки у него теперь фирменные. И джинсы клевые. Врубился?

Я так врубился – будто лбом в дерево. Аж листья полетели. Выходит, все-таки этот бедный симпатичный студент делал копии ценных картин, чтобы ими заменили подлинники. И получил за это деньги. На кроссовки и джинсы.

– А кому он эти копии делал?

– Пусть он сам скажет. Не отвертится. Держи! – И Лешка сунул мне в руку палку вроде дубинки.

– Это еще зачем?

– Затем! Я его буду допрашивать, а когда он на меня набросится, ты его по башке!

– Вот еще! Пусть его местные сыщики допрашивают.

– Забоялся? – Алешка взглянул на меня с презрением. – Старший брат называется.

Мне оставалось только вздохнуть и согласиться. Хотя я еще ни разу никого дубинкой по башке не радовал…

Когда мы подошли к Истомину, он даже не посмотрел на нас. Уставился неподвижно вдаль и только потирал грязным пальцем под левым глазом.

– Привет, – сказал Алешка. – А у вас пейзажи еще лучше получаются. Вы их тоже жуликам продадите?

– Что? – очнулся Истомин. – Привет, Леха. Как добыча? – Он кивнул на корзинку.

– Мне все известно! – ляпнул Алешка.

– Завидую, – усмехнулся Истомин. – А что ты такой надутый?

– Кому вы продали свои картины? Которые в музее срисовывали.

– Никому, – на лице Истомина было только безмерное удивление. Он даже не рассердился.

– Не отпирайтесь! – Алешка отступил на шаг, чтобы мне было удобнее развернуться с дубинкой.

– Ничего не понимаю!

И знаете, я ему поверил. И, опередив Алешку, сказал о краже в музее.

– Да вы что? – Он даже вскочил со своего стульчика, опрокинув мольберт.

– Откуда у вас взялись новые кроссовки? – Алешка изо всех сил вытягивал свою утопающую версию.

Истомин был так ошарашен новостью, что даже не щелкнул Алешку по лбу. Он просто сказал:

– Мне мама прислала деньги.

– Это еще надо проверить, – пробормотал Алешка. – А почему вы удрали?

– Никуда я не удирал, я в училище ездил. Можешь еще и это проверить, – усмехнулся Истомин. И наконец-то пришел в себя. – А какого черта вы меня допрашиваете? Кто вы такие вообще?

– Дети Шерлока Холмса! – гордо заявил Алешка.

– Это серьезно, – усмехнулся Истомин и стал собирать свое имущество. – Вот с самим Шерлоком Холмсом я побеседую с удовольствием. Он проживает все там же, на Бейкер-стрит?

– Вон там. – Алешка махнул в сторону наших участков. – Его зовут полковник Оболенский. Прием круглосуточно.

И мы откланялись. По-английски, не прощаясь.

– Постойте! – крикнул нам вслед Истомин. – Копии картин я никому не продавал. Вы их можете увидеть у моего учителя. Его зовут профессор Вознесенский. – Этой фразой он здорово передразнил Алешку. И добавил: – Прием круглосуточно.

Алешка гордо промолчал. И ничуть не смутился. А когда мы углубились в рощу, начал задумчиво собирать грибы.

По дороге домой нам встретилась приветливая тетя Зина, заглянула в наши корзинки:

– Неслабо! И где же вы столько набрали?

– Там! – одновременно ответили мы. Но показали в разные стороны. Да какой грибник расскажет про свои заветные места? Тем более тете Зине. Уж если она пройдет по лесу, мало не покажется. Не зря как-то папа, когда мы не слышали (он так думал), назвал ее бульдозером.

– Передайте папе, – сказала она, – мое приглашение на фруктовый ужин.

– Как в лучших домах? – уточнил Алешка.

– В самых лучших!

– Молодцы! – похвалила нас мама и принялась перебирать грибы. – Славная будет у нас жаренка. Так, а это что такое? – Она немного удивилась и стала раскладывать грибы на две кучки. И почему-то начала вздыхать. И поглядывать на Алешку. А потом позвала папу. Он в это время косил под березами траву.

– Вот, отец, полюбуйся. – Она кивнула на одну кучку грибов, а потом на Алешку. – Неужели он так сильно нас не любит?

Папа посмотрел, хмыкнул:

– Бледная поганка. Укус смертелен. Что скажешь? – Это он Алешку спросил. С отцовской строгостью.

– Что? – задумчиво спросил Алешка. – Их, что ли, совсем нельзя есть?

– Ну почему же? – улыбнулся папа. – Можно. Но только один раз.

– Это он от волнения, – заступился я. – К тебе сегодня подозреваемый придет. Ты его допроси как следует.

Лучше бы я промолчал.

– Так! – Папа встал и скомандовал: – Оба сейчас же – на ваш чердак! И чтобы я вас до вечера не видел и не слышал! Все понятно?

– Внятно изложил, – проворчал Алешка. – Прямо – таблица умножения. Семью семь – сорок семь. Тебе помогают, а ты…