Старьёвщик - Биссон Терри Бэллантин. Страница 35

– А если повернуть его другой стороной? – предложил Боб.

Я расширил яму, и мы свалили его туда, задницей кверху.

– Нет! – вскрикнул наш Боб. – Нет! Только не это!

– Земля! – сказал я.

Индеец Боб начал забрасывать ее обратно в яму одновременно лопатой и ногами.

– Стойте.

Мы оба остановились, выпрямились и повернулись. Генри. Она держала маленького мужичка одной рукой, а тот цеплялся за ее свитер (покрытый смутными синими очертаниями птиц), пытаясь забраться за пазуху.

Она сама запустила руку под свитер и вытащила баллончик «Последней воли».

– Давайте узнаем, чего он хочет, – предложила она.

– Ни за что! – возразил я. Попытался схватить баллончик, но она убрала его обратно под свитер. – Мы знаем, чего он хочет. Он мертв. Он хочет жить.

– Я же говорил вам. Ваш спрей вызывает привыкание, – повторил Боб. – Откладывается в мышцах. Как диоксид.

Генри встала на колени у могилы. Посадила маленького мужичка на землю, и тот ухватился за ее свитер, чтобы не свалиться внутрь.

– «Последняя воля» нам в любом случае не понадобится, – сообщила она. – Боб, ты меня слышишь?

Он закрыл глаза.

– Я мертв, так ведь?

– Ты сказал мне, что заботишься обо мне ради Панамы, – напомнила она. – Сказал, что ты александриец.

– Прости, – ответил Боб. – Я хотел оставить тебя себе.

– Ну так где же Панама? Ты даже не знаешь, правда?

– Прости! – Он тряс головой, выплевывая сухую землю. – Не хороните меня! Быть мертвым уже достаточно плохо.

– Ага! – вставил маленький мужичок.

– Они привезли тебя домой, – пояснил Индеец Боб. – Мы на кладбище Индейцев Бобов. Здесь твое место.

– Нет!

– Его место, – подтвердил я, поднимая лопату.

– У меня идея. – Индеец Боб подошел к воротам и поманил нас за собой. – Здесь он нас не услышит?

– Кто знает? – пожала плечами Генри.

– Кремация, – сказал Индеец Боб. – В Вегасе миллионы крематориев. Можете послать мне пепел по почте.

– Вегас? – переспросила Генри. – Именно там находятся александрийцы?

– Не знаю, – пожал плечами Боб. – Только догадываюсь.

Но я видел, что он врет. И не удивился. Я все время подозревал Вегас.

Через двадцать минут мы загружали грузовик. Боба снова спрятали в ковер. Маленький мужичок, завернутый в полотенце словно в тогу, цеплялся за свитер Генри, на котором теперь появилось несколько смутных маленьких бескрылых птиц, летящих наподобие ракет.

Она казалась более счастливой сейчас, когда ребенок родился. Хотя сам младенец ей, похоже, не нравился – маленький мужичок.

– Да снимет его кто-нибудь с меня?! – вскрикнула она.

Мужичок стоял на ее руке, пытаясь достать до ворота свитера.

– Он голоден, – заметил я.

– Ну а я не молочная корова!

– У меня идея, – сказал Индеец Боб. Идеи сыпались из него как из рога изобилия. Он пошел в вигвам и вернулся с банками «Великого пудинга» в двадцать четыре унции шоколада с добавками.

– Одному из Бобов он нравился, здоровая пища. Он просил похоронить его вместе с ним.

– И? – обвиняюще вопросил я.

– Мне это показалось расточительством. Может, ребенок станет его есть?

Индеец Боб отдал банки Генри. Она открыла одну, пока я помогал закатить Боба, завернутого в ковер, в грузовик.

– Хорошо пахнет, – сказала Гомер. Генри открыла еще одну банку для нее. Вскоре мы подготовились к отъезду. Индеец Боб отдал нам три фишки: две белые и одну красную, чтобы покрыть расходы на кремацию и посылку. Потом поднес палец к стартеру, чтобы мы не разворачивали нашего Боба.

Но грузовик не завелся.

Сдох.

– Может, Генри обрызгает его «Последней волей»? – предложил я. Пошутил. Все поняли (кроме Гомер и маленького мужичка, конечно, и нашего Боба), но никто не засмеялся. Синие птицы Генри начали блекнуть, когда вперед выступил Индеец Боб.

– У меня идея.

Идеей оказалась канистра с бензином.

– Хватит добраться до станции, – сказал он, заливая жидкость в маленькое отверстие сзади грузовика.

Ух ты! Я никогда не чувствовал подобного запаха. Или чувствовал? Вроде бы и новый, он казался знакомым, такой сильный, что его можно запросто увидеть в воздухе. Двигатель завелся со скрежещущим, потом трескучим, потом жужжащим звуком.

– Мы всегда используем бензин здесь, вне зоны действия станции. Направляйтесь на юг и со временем попадете на следующую междуштатную.

– Спасибо за все, – сказал я, съезжая вниз по холму.

– Ага, – добавил маленький мужичок.

– Слезь с меня! – возмутилась Генри.

– Замечательно пахнет, – высказалась Гомер,

Она имела в виду бензин, который пахнет открытыми дверьми, светом, воспоминаниями. Я все еще чувствую его запах на пальцах.

Вегас. Уже не самый богатый город полушария, но до сих пор самый исторический, он манил нас с горизонта, как и всегда. Однако мы все еще не знали точно, где он находился. Предстояло найти еще пару дорог.

– Я говорил тебе, что спрей вызывает привыкание, – сказал я Генри, когда мы свернули на пустую междуштатную дорогу с юга на запад.

Более чем пустую – отвратительную, заваленную песком. Теперь, когда мы лишились энергии, двигатель грузовика на бензине производил звук, похожий на «там-там-там», напоминавший мне о… чем? Потом я, конечно, вспомнил: жучок, висящий где-то внизу. Из врага я превратился в его защитника.

Мы едва набрали около шестидесяти километров в час. Предположительно бензиновый двигатель в лектро играет вспомогательную роль, то есть встроен, чтобы запускать маховик. Но я не знал точно, как им пользоваться. Следует ли остановиться и запустить маховик или продолжать тащиться вперед в надежде найти станцию?

Я продолжал тащиться.

Гомер лежала в тележке в кузове, не спуская с меня своих огромных карих глаз в зеркале заднего вида.

Боб наконец успокоился. Он выглядел как червяк, закутанный в ковер.

Генри сидела и смотрела прямо перед собой. Маленький мужичок устроился на ее коленях и ел «Великий пудинг» крошечными пальчиками, время от времени дергая за свитер с синими птицами. Количество птиц опять уменьшилось до одной, да и та постепенно исчезала.

– Он даже не знал, где Панама, – угрюмо поведала мне Генри.

– Хочешь сесть за руль? – спросил я. – Я подержу ребенка.

Вне досягаемости станции нам пришлось остановиться, чтобы поменяться местами. Маленький мужичок стоял на моем колене, держась за рубашку, уставившись в окно. Наверное, я уснул. Когда проснулся, мы замедлились до сорока километров в час. Дорога стала прямой. Там, где раньше песок проглядывал сквозь траву, теперь трава не проглядывала сквозь песок. Солнце светило так ярко, что казалось, будто небо сияет, как неокрашенный металл. Шоссе мерцало на жаре.

– Дерьмово пахнет, – сказала Гомер.

Я тоже заметил. Моя коленка стала мокрой. Я убрал маленького мужичка на расстояние вытянутой руки, пара крошечных какашек выкатилась из полотенца.

– Ага, – признал он.

– Отвратительный, – скривилась Генри.

– Он твой сын, – напомнил я.

– Сын Панамы, ты хотел сказать.

– Ага, – согласился маленький мужичок.

– Сверните на междуштатную семьдесят седьмую, на запад, – приказал искатель.

Настал полдень, мы наконец добрались до объединения восточной и западной дорог.

– Вот доказательство тому, что мы на пути в Вегас, – заметил я.

Если бы искатель послал нас на восток, я бы забеспокоился.

Генри слишком ушла в вождение, чтобы отвечать. Мы уже съехали с северно-южной междуштатной, но еще не въехали на восточно-западную. Проблема в том, что мы просто не могли пробраться через заграждение. Фургоны проносились мимо идеальной цепочкой. Наш маленький грузовичок качался от создаваемых ими порывов ветра.

Генри свернула с дороги, в пустыню.

– Куда ты собралась? – поинтересовался я.

Мне не нравится быть вне досягаемости станции, еще меньше – вне дороги.