Колыбельная для брата (журнальная версия, ил. Е. Медведева) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 9

— А что непонятного? — настороженно спросил Дед.

— Не знаю. Диковатый, что ли… И немного беспризорный.

— Просто он стеснительный. А что касается беспризорности, то все они охламоны.

— Все — это другое дело. А у него отец на большом посту, важная фигура. Казалось бы, мальчик из такой семьи… Как-то поинтеллигентнее должен выглядеть…

Дед засмеялся:

— Ты приглядись. Дело ведь не в растрепанной голове. Он иногда таким аристократом может быть…

«Мамочки! Это я-то?» — простонал про себя Кирилл.

А Дед, помолчав, добавил:

— Нет, Кир хороший. Он мой друг.

Кирилл благодарно улыбнулся в темноте,

вздохнул тихонько и начал засыпать.

До того вечера Кирилл никогда не думал, что отец у него «важная фигура». Он понимал, конечно, что у отца сложная и большая работа— главный инженер завода отвечает за все производство, — но при чем здесь важность?

«Важная фигура» — это звучало как «большой чин».

Жили Векшины совсем не роскошно, в малогабаритной квартире, дорогими подарками Кирилла не баловали, если не считать велосипеда (но это было потом). Порой бывало трудновато с деньгами, особенно когда родился Антошка и мама уволилась, а расходов прибавилось.

Внешность Петра Евгеньевича Векшина тоже не отличалась солидностью и важностью. Он был невысокий, лысый, с круглым животиком да и весь какой-то кругловатый. Когда волновался или хотел что-то доказать, начинал мелкими шажками быстро ходить по комнате, заталкивая большие пальцы за подтяжки на плечах, и оттягивал тугие резиновые полоски вверх. Словно старался приподнять себя над полом.

Кирилл не огорчался, что у отца не героический вид. Он просто не представлял, что папа мог бы выглядеть иначе. К тому же Кирилл знал, что в молодости папа служил на границе да еще был перворазрядником по стрельбе и лыжам. Согласитесь, что это не хуже, чем геркулесовы плечи или мушкетерские усы.

В последние годы Петр Евгеньевич спортом не занимался, но кое-какие навыки сохранил. Кирилл в этом убедился позапрошлой зимой. Он с мальчишками гонял шайбу на асфальтовой площадке перед домом, а Петр Евгеньевич шел откуда-то веселый и довольный. Поглядел, как нападающие лупят мимо ворот, и сказал с чувством:

— Эх, мазилы!

Игроки остановились, и сердца их наполнились тихим возмущением. Даже Кирилл оскорбился.

— Обзывать легко, — сказал он. — Попробовал бы сам.

— А чего ж! Давай! Могу один против команды!

Ребята засмеялись.

Тогда Кирилл обиделся и немного испугался за отца. И за себя. Теперь все будут дразнить: папа — звезда хоккея.

Отец коротко глянул на него и сказал:

— Дай-ка клюшку.

Кирилл вздохнул и дал.

— Начали, — небрежно предложил Петр Евгеньевич пятерым противникам.

Те восторженно заорали и бросились в атаку. Они были уверены в победе. И напрасно. Петр Евгеньевич обвел нападающих, пробился, как пушечное ядро, сквозь защиту и тут же вклепал противнику первую шайбу. Потом заколотил им еще три.

Кирилл таял от гордости.

— Хватит, — сказал отец. — Играете вы прилично, однако со старой гвардией связываться вам рановато… Пошли, Кирилл, обедать!

Петр Евгеньевич, видимо, по-мальчишечьи был доволен своим поступком. Он сказал Кириллу:

— Есть еще порох… Здорово я их, а?

— Здорово! — сказал Кирилл, но решил, что небольшая критика не повредит. — Только все-таки ты запыхался слегка. Зарядочку делать надо.

— Ой, надо! — согласился отец. — Понимаю. Самому тошно, брюхо растет… Разве я такой был в розовой юности?

— Не такой, — сказал Кирилл.

У него над кроватью висела в латунной рамке от эстампа большая фотография. На снимке худенький мальчишка в вельветовом костюме — короткая курточка с «молнией» и брючки, застегнутые под коленками — мчался по асфальтовому спуску на самодельном самокате. Волосы у мальчишки разлетелись от встречного ветра, а глаза сияли от счастья и удали. Это и был Петр Евгеньевич Векшин — в возрасте одиннадцати с половиной лет.

Кирилл нашел такую фотографию в бабушкином альбоме и попросил отца увеличить ее в заводской фотолаборатории.

— Зачем тебе? — поинтересовался отец.

— Надо, — сурово сказал Кирилл. — Когда притащу двойку или запись в дневнике и ты начнешь меня воспитывать, я буду смотреть на эту фотографию и говорить: «Папа, папа, а сам ты всегда был образцом успеваемости и дисциплины?»

— Дельная мысль, — согласился отец. — Но лучше повесь мамину карточку. Дневник-то чаще всего смотрит она.

Кирилл грустно вздохнул:

— Какой смысл? Мама всю жизнь была отличницей.

Рядом с фотографией на фанерной полочке стояла модель кораблика. Вернее, не модель, а просто самодельная игрушка: корпус из сосновой коры, мачты-лучинки, косые лоскутные паруса. Но это была дорогая для отца и для Кирилла вещь. Петр Евгеньевич построил крошечную кривобокую шхуну, когда ему было семь лет. Этот первый в его жизни кораблик чудом сохранился и потом стал семейной реликвией. А любовь к моделям у отца осталась до сих пор.

Уже третий год Петр Евгеньевич строил большую модель фрегата «Южный ветер». Фрегат с метровыми мачтами стоял на телевизоре и на первый взгляд казался вполне готовым. Но на самом деле работы оставалось еще много: нужно было сделать и укрепить сотни мелких деталей.

Кирилл не увлекался этим делом, как отец. Во-первых, терпения не хватало, а во-вторых, это все-таки модель. Вот если бы настоящий корабль построить!.. Но помогал отцу он охотно. В свободные вечера они усаживались перед фрегатом и дружно занимались оснасткой. Отец вытачивал тоненьким напильничком лапу бронзового якоря или спицу крошечного штурвала, а Кирилл особым узлом ввязывал в ванты ступеньки из ниток — выбленки. Это у него здорово получалось.

Они работали и о чем-нибудь разговаривали. А иногда пели морские песни: папа — сипловатым баском, негромко, а Кирилл — сперва тоже тихонько, а потом от души…

Однажды Кирилл спросил:

— Папа, ты с детства кораблями увлекаешься, а почему на «Сельмаше» работаешь? Почему не стал судостроителем?

— В нашем-то городе? Бред какой… — сказал отец, разглядывая под лампой узорчатую крышку для кормового фонаря.

— Почему в нашем? Поехал бы куда-ни-будь. Ты же был неженатый…

— Не мог я после школы. Мама, твоя бабушка, болела. Ну и пошел я на «Сельмаш». Сперва для заработка, а потом понравилось.

Люди хорошие были вокруг, расставаться не хотелось. Знаешь, повезло мне с людьми, до сих пор радуюсь…

Он надел крышку на фонарь и полюбовался работой. Потом сказал:

— Между прочим, комбайны тоже корабли. Наверно, сам видел, как они по хлебам идут. Будто по волнам. И штурвалы…

— Видел, — согласился Кирилл.

Но комбайны были все-таки сухопутными кораблями. А Кирилл думал о парусниках. Он предложил:

— Давай построим яхту. Хотя бы маленькую, на двоих.

— А что! Это идея. Вот только время выбрать…

Но яхта не модель, время не выбиралось. Хорошо, что судьба улыбнулась Кириллу и привела его на улицу Осипенко…

На следующий вечер после разговора Деда с племянницей, который невольно подслушал Кирилл, отец попросил:

— Помоги мне бегучий такелаж на фок-мачте провести. Я понимаю, у тебя сейчас не те масштабы, но уважь престарелого отца.

Кирилл уважил. Они протягивали через крошечные блоки суровые нити и сосредоточенно сопели. Потом Кирилл спросил:

— Папа, а почему у нас нет машины?

Отец так удивился, что запутался в нитках и встал.

— А собственно… Что за бред? Ты почему это спросил?

— Ну… просто.

— Странно… — Отец сунул пальцы за подтяжки и попытался приподнять себя. — Раньше ты об этом не спрашивал. Позавидовал кому-то?

— Да просто так подумал. Можно было бы всем поехать путешествовать…

Отец заходил из угла в угол.

— В принципе это мысль. Я и сам как-то думал. Но видишь ли, машина — это деньги, а у нас все как-то… на более важные вещи. И потом с машиной столько хлопот: гараж, запчасти, техосмотры…