Знаменитый сыщик Калле Блюмквист рискует - Линдгрен Астрид. Страница 16

Тут он вспомнил тайну, в которую его только что посвятили, и добавил:

– А, понимаю! Вы гонялись за каким-нибудь другим Мумриком, да?

Ева-Лотта взглянула на него почти презрительно.

– Что ж, по-вашему, Великие Мумрики на деревьях, что ли, растут? На свете есть только один Мумрик, во веки веков, аминь!

И Ева-Лотта рассказала о ночном переходе через крышу Грена. Бедный булочник озабоченно покачал головой. А ещё говорят, что девочек иметь спокойнее!

– Откуда же ты знала, что это брюки убийцы?

– А я не знала. Если б я знала, я б его арестовала.

– Но ты же сказала… – возразил раздражённо комиссар.

– Да нет, я уже потом сообразила. Ведь это были такие же тёмно-зелёные габардиновые брюки, как те, которые я встретила на тропинке.

– Это могло быть случайностью. Не надо делать поспешных выводов.

– А я и не делаю. Я же слышала, как они там в комнате шумели из-за векселей, и тот, в брюках, сказал: «Мы встретимся в среду на обычном месте! Захвати все мои векселя!» Так сколько же зелёных брюк Грен может встретить за одну несчастную среду?

Комиссар был убеждён, что Ева-Лотта права. Теперь всё ясно: мотивы, место, время. Дело стало лишь за одним – поймать преступника.

Комиссар поднялся и потрепал Еву-Лотту по щеке.

– Большое спасибо, – сказал он. – Ты умница. Ты даже не понимаешь, как ты нам помогла. А теперь забудь обо всём!

– Постараюсь! – обещала Ева-Лотта.

Комиссар повернулся к Бьёрку:

– Теперь нужно только отыскать этого Калле, чтобы он подтвердил показания Евы-Лотты. Где его можно найти?

– Здесь, – раздался спокойный голос с балкона над верандой, и удивлённый комиссар, подняв глаза, увидел над перилами две головы – одну светлую, другую тёмную.

Рыцари Белой розы не оставляют товарища в трудную минуту полицейских допросов и других испытаний. Как и булочник, Калле и Андерс хотели присутствовать на допросе. Но предпочли, на всякий случай, разрешения не спрашивать.

10

Все газеты страны поместили на первых страницах сообщение об убийстве и много писали о показаниях Евы-Лотты. Правда, они не упоминали её имени, зато очень много говорили о «наблюдательном тринадцатилетнем ребёнке», который «держался молодцом» и сообщил полиции «необычайно ценные сведения».

Местная газетка оказалась менее сдержанной в отношении имён. Ведь в городке абсолютно все знали, что «наблюдательный тринадцатилетний ребёнок» – не кто иной, как Ева-Лотта Лисандер, и редактор не видел причины, почему не написать об этом в газете. Такой великолепной темы у него давно уже не было, и он выжал из неё всё, что мог. В длинной и слащавой статье он писал, что «прелестная маленькая Ева-Лотта играет сегодня среди цветов в саду своих родителей так беззаботно, словно совсем забыла то, что ей пришлось пережить в среду в обдуваемых ветрами Прериях».

И редактор в упоении продолжал: «Да где же ещё могла она забыть, где ещё могла почувствовать себя в безопасности, как не здесь, у папы и мамы, в хорошо знакомой с детства среде, где даже запах свежеиспечённого хлеба из папиной пекарни служит залогом того, что есть ещё мир покоя и уюта, которого не могут поколебать никакие вторжения из мира преступлений».

Редактору очень нравилось такое начало. Дальше он распространялся о том, какая Ева-Лотта умница и какое исчерпывающее описание убийцы она дала. Правда, он не писал прямо «убийца», а «человек, который, как предполагают, владеет разгадкой тайны». Он привёл также слова Евы-Лотты, что она узнает этого человека, если встретится с ним ещё раз, и особо подчеркнул, что маленькая Ева-Лотта Лисандер, возможно, в конце концов окажется тем орудием, которое приведёт бесчеловечного преступника к заслуженному наказанию.

И таким образом, он написал как раз всё то, что не следовало писать.

Полицейский Бьёрк был очень встревожен, когда подал ещё пахнущую краской газету комиссару. Тот прочёл статью и взревел:

– Написать такое – да это же возмутительно! Безобразие, да и только!

Ещё более крепкие выражения употребил булочник, немедля примчавшись в редакцию. От ярости у него на висках вздулись жилы, и он хлопнул кулаком по столу перед носом у редактора.

– Ты что, не понимаешь, что это преступление? – воскликнул он. – Неужели не соображаешь, что это может быть опасно для моей дочки?

Нет, редактор об этом не подумал.

– А почему опасно?

– Не строй ты из себя бoльшего дурака, чем ты есть. Дальше уж некуда! – сказал булочник, и он был несомненно прав. – Как ты не понимаешь, что человек, убивший один раз, запросто может убить ещё раз, если сочтёт это необходимым. А ты любезно сообщил ему фамилию и адрес Евы-Лотты. Надо уж было заодно и телефон дать, чтобы он заранее позвонил и назначил время.

Ева-Лотта тоже считала, что статья возмутительная, по крайней мере некоторые места в ней.

Вместе с Андерсом и Калле она сидела на чердаке и читала газету.

– «Прелестная маленькая Ева-Лотта играет сегодня среди цветов в саду своих родителей», – и как только разрешают такие глупости писать в газетах!

Калле взял у неё газету, прочёл всё от начала до конца и озабоченно покачал головой. Уж настолько-то он разбирался в этих делах, чтобы понять, каким безумием было написать такую статью. Но вслух он ничего не сказал.

Впрочем, редактор был прав, когда писал, что Ева-Лотта словно забыла о своих ужасных переживаниях. Конечно, она продолжала чувствовать себя старой, почти пятнадцатилетней, но, к счастью, Ева-Лотта обладала даром юности забывать неприятное чуть ли не на следующий день. Только по вечерам, в постели, ей иногда невольно вспоминалось то, о чём вспоминать не хотелось. Первые ночи она спала довольно беспокойно, иногда вскрикивала во сне, и маме приходилось будить её. Но днём, когда светило солнце, Ева-Лотта была спокойной и весёлой, как прежде. Её обет стать немножко более женственной и бросить войну Роз был забыт ровно через два дня. Больше она не выдержала. Она сама чувствовала, что чем неистовее будут их игры, тем скорее то, другое, померкнет в её сознании.

Полицейскую охрану с Усадьбы уже сняли. Но ещё перед этим из оцепления был вынесен Мумрик. Высокой чести забрать Мумрика удостоился дядя Бьёрк. После допроса на веранде, когда тайну существования Мумрика пришлось раскрыть, Андерс отвёл Бьёрка в сторону и спросил, не может ли он помочь им вызволить Мумрика из плена. Дядя Бьёрк охотно это сделал. Откровенно говоря, ему очень хотелось взглянуть, что это за штука такая – Мумрик.

Таким образом, Великого Мумрика под охраной полиции препроводили из неприятного убежища и вручили вождю Белых роз. Сейчас он лежал в ящике комода на чердаке, где Белые розы обычно хранили свои сокровища. Но он лежал там временно. Скоро ему предстояло переменить своё местопребывание.

Основательно поразмыслив, Андерс решил, что укрыть Мумрика возле колодца в развалинах замка вовсе не так уж здорово.

– Его бы надо спрятать в более необыкновенное место, – предложил он.

– Бедный Мумрик! – заметила Ева-Лотта. – По-моему, с него хватит необыкновенных мест.

– Да нет, в другом смысле необыкновенное, – объяснил Андерс.

Он выдвинул ящик комода и с нежностью взглянул на Мумрика, лежащего в коробке из-под сигар на ложе из розовой ваты.

– О, сколь много повидали твои мудрые очи, Великий Мумрик!.. – произнёс он. Сейчас Андерс более чем когда-либо верил в магическую силу талисмана.

– Придумал! – воскликнул Калле. – Мы его спрячем у кого-нибудь из Алых!

– Ты что? – удивилась Ева-Лотта. – Чтобы мы добровольно отдали его Алым?