Клад - Гусев Валерий Борисович. Страница 6

— А если мама раньше нас придет? Входит в квартиру, а перед ней скелет? С зубами…

— Думаешь, расстроится?

Расстроится… Какая наивная прелесть!

— О! Придумал! — обрадовался Алешка. — Давай за окно его вывесим.

— Чтобы вся милиция сбежалась?

— Еще придумал! На балкон положим. Здорово?

— Не здорово. Вдруг кто-нибудь из них выглянет?

Мы растерянно огляделись. Хороша квартира, а скелет спрятать некуда. Разве что в стенной шкаф. Я распахнул его дверцу. Он был пуст. Одни полки. Но они были не прибиты. Я вынул их и поставил в угол шкафа. Стоп! А почему бы мне самому не спрятаться здесь? Гораздо надежнее. И хлопот меньше.

— Ну, все, — сказал я Алешке. — Иди домой и жди меня. Я вернусь.

Алешка вздохнул.

— А если не вернешься, можно я тогда возьму себе твой транзистор?

Ничего себе напутствие!

Алешка еще раз печально посмотрел на меня, на машинки, значительно пожал мне РУКУ.

— Звони, если что, — сказал он от двери. — Я приду на помощь.

Стукнула дверь, щелкнул ключ в замке… Я присел на пол — что-то плохо держали ноги. Наша игра становилась слишком травмоопасной. Если это в самом деле жулики и они обнаружат меня в своем осином гнезде, то уж, конечно, мне несдобровать. Никто не даст за мою жизнь и дохлой сухой мухи.

Мне стало жалко себя, Алешку, маму с папой и этого лейтенанта в милиции, который из-за своей неопытности не принял должных мер по обеспечению моей безопасности и которому наверняка попадет за это по служебной линии. А потом его замучает совесть, от сознания невыполненного долга, и я буду по ночам являться ему во сне…

Сколько я так просидел? Не знаю. Знаю только, что, если бы ожидание продлилось еще хоть минуту, я бы с позором удрал из этой проклятой квартиры и навсегда захлопнул бы за собой ее дверь…

И вдруг что-то из области шестых чувств толкнуло меня снизу. Я вскочил, нырнул в шкаф и прикрыл за собой дверцу, оставив узкую щель, чтобы дышать и слушать.

В двери снова щелкнул замок. Потянуло сквозняком по ногам. Кто-то вошел в квартиру. Я еще немного надеялся, что это Алешка пришел за мной, но это был не Алешка.

Послышалось два тихих голоса — женский и мужской.

— Упрятал наконец эту костлявую образину, — сказала женщина, и было слышно, как она сбросила туфли. — Все равно я ее боюсь.

— Не туда ты, Райка, пужливая, — ответил мужской голос. — Ментов бойся, а не покойников.

Они прошли в комнату, но я хорошо слышал их разговор в гулкой пустоте квартиры.

— Неладное чует мое сердце, — сказал мужчина, что-то передвигая по полу. — Какие-то шустрые ребята стали вертеться вокруг. Не заложили бы. Если эту нашу хазу откроют — всему делу конец. А тут одних игрушек на пятьсот кусков.

Я понял, что он говорит о машинках.

— Да брось ты, Пират. Нормально все.

Надо же, как мы угадали!

— Рисковать не будем, толканем что за неделю успеем, а остальное — к Федюне на дачу.

— Смотри, ты командир, тебе виднее, — ответила женщина и, помолчав, спросила: — А эти тряпки куда пристроить? Может, в шкаф убрать, чтоб не на глазах было? Не верю я Федюне твоему.

У меня подкосились ноги…

— Не надо. Забудем еще в спешке. На подоконник сложи.

Они еще повозились в комнате — видно, выгружали товар, — обулись и ушли. И тут же опять защелкал замок. Я чуть не взвыл. Обнаглели совсем! Как к себе домой ходят.

Но это был Алешка. Он пришел выручить меня. С пистолетом и молотком, реалист-романтик.

— Докладывай, — строго сказал Алешка, когда я упал на тахту в отчем доме.

— Это самые настоящие жулики, — сказал я. — И Пират у них главный, мы не ошиблись. Знаешь, сколько они наворовали? Одни машинки знаешь сколько стоят? Пятьсот кусков!

— Чего кусков? — не понял Алешка. — Мяса?

— Денег, чудак!

— А зачем им куски денег? Целых не дают, что ли?

Видно, с меня стало спадать напряжение, и я начал хохотать. Алешка с готовностью присоединился ко мне, и мы с ним, задрав ноги, полчаса ржали как конь и жеребенок в конюшне. Потом я объяснил:

— Кусок на ихнем жаргоне — это тысяча рублей. Значит, машинки они хотят продать за сколько?

— За пятьсот тысяч! — безошибочно выдал Алешка. Не зря он во дворе таблицу умножения учил. — Да кто им столько даст?

— Так они не одному будут продавать. Знаешь, сколько коллекционеров в Москве! А за остальные вещи они вообще, может, миллионы получат.

— И куда они их денут?

— Спрячут, наверное. Зароют куда-нибудь.

— Зачем? — удивился Алешка такому неразумному помещению капитала. — Купили бы лучше что-нибудь. На такие деньги много можно накупить. Даже небось на мопед хватило бы.

— На тысячи мопедов, — подсчитал я.

— Да, — задумался Алешка, — куда же их денешь столько? А давай за ними проследим и этот клад выкопаем?

— И дальше что? — сурово спросил я.

Алешка сразу сориентировался и резко переменил намеченный было меркантильный курс.

— Как что? В Фонд мира передадим. Чтобы не было войны. Годится?

— Надо в милицию идти.

— Спасибочки, — съязвил Алешка, — ты ходил уже.

— Мы в другое место пойдем. На Петровку. Там знаешь какие…

— Знатоки? А нас туда пустят?

— Нас — не знаю, а тебя наверняка не пустят. Дома посидишь…

— Да?!

— Да.

Алешка нагнул голову и засопел — все, теперь его ничем не возьмешь, уж я-то знаю.

— Ну, пожалуйста, Леша, прошу тебя, — словами мамы начал я.

По силе воздействия эти ласковые мамины слова равны только тем, которыми нас приветствует школьный физкультурник в начале занятий: «Равняйсь! Смирно!» Но и это не помогло — Алешка еще ниже опустил голову и засопел так, что у него заходил живот под майкой, будто там надувалась волейбольная камера.

— Ладно, останешься в резерве главного командования, — пустился я на хитрость.

— Только не дома, — сразу раскусил меня Алешка. — Там буду командовать.

Мы оставили родителям записку, что пошли в библиотеку (положительные эмоции им не помешают), и отправились в МУР. По дороге Алешка поставил еще два условия — ехать в первом вагоне метро и купить ему жвачку. Едва мы вошли в вагон, он тут же набил жвачкой рот и, отыскав в стекле, за которым сидят машинисты, дырочку, прилип к ней, забыв обо всем на свете.

А я не забыл. Я волновался. И не знал, что самое трудное и опасное еще впереди. Почти рядом.

Дежурный на Петровке был совсем другой, чем в отделении. У него были усталые, будто сонные, но очень внимательные глаза. Сразу видно, что человек занимается серьезным делом. Он прервал мой рассказ, заглянул в какие-то бумаги, кому-то позвонил, и мне выписали пропуск и вежливо объяснили, куда идти.

В большом кабинете с селектором в полстола и десятком телефонов меня принял и внимательно выслушал седой полковник. Он говорил со мной на «вы», это мне очень понравилось.

Полковник сделал пометки в блокноте, вызвал к себе каких-то сотрудников, а потом связался с начальником нашего отделения милиции.

— Петр Иванович, здравствуй, дорогой. Соколов говорит. Прими мои соболезнования. — Он неожиданно подмигнул мне. — Как это с чем? В связи с упущенной возможностью получить поощрение по службе. А также и с реальной возможностью получить взыскание. Шучу? Какие шутки в служебное время? Конкретно? Помнишь нераскрытые квартирные кражи антиквариата, мехов, импортной радиотехники и др.? Да, у известных граждан, на твоей и смежной территориях. Так вот, раскрыли их. Как кто? Дети. Почему мои? Дети Шерлока Холмса. — Полковник опять подмигнул мне. — А ведь у тебя, Петр Иванович, был шанс отличиться. Если бы ты лучше с населением работал, особенно с молодежью. Вот теперь благодари своего дежурного. Кто у тебя в среду дежурил? Шляпкин? Оно и видно, что Шляпкин. Где он сейчас? Ну-ка подошли его ко мне, я его повоспитываю немного.

В кабинет стали собираться люди. Полковник представил меня, поблагодарил, сказал, что мы с Алешкой очень помогли правоохранительным органам в раскрытии опасной преступной группы, и попросил подождать в приемной. Выходя, я слышал, как он говорил: «Наблюдение усилить, группу захвата…» — и тут пришлось закрыть за собой дверь. Как всегда, на самом интересном месте.