Так велела царица - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 8

Парикъ очутился на голов? вельможи задомъ напередъ…

И, недолго думая, онъ, быстро вскочивши на стулъ, перекинулся черезъ столъ, отд?лявшій его отъ см?ющейся красавицы, и, наскоро обтеревъ запачканные жиромъ пальцы о грудь своего шитаго золотомъ бархатнаго камзола, протянулъ руку д?вушк?.

Отъ этого движенія огромный кувшинъ съ виномъ, стоявшій по сос?дству съ приборомъ Мартына, упалъ на скатерть и вино, заключенное въ немъ, полилось по столу янтарной струей.

— Мартынъ! Что ты над?лалъ! — въ испуг? зашепталъ Ваня, силясь посадить брата на м?сто. — Сиди-же ты смирно…

— Отстань, пожалуйста! — отв?чалъ тотъ, досадливо отмахнувшись рукою.

Желая оттолкнуть брата, Мартынъ зад?лъ сид?вшаго съ нимъ рядомъ вельможу, зац?пивъ рукою за волосы б?лаго парика, который этотъ вельможа, какъ вс? важные сановники того времени, носилъ постоянно на голов?. Въ одну секунду на грязномъ пальц? мальчика повисъ надушенный изящный парикъ стараго вельможи, а самъ вельможа очутился передъ блестящимъ обществомъ съ совершенно голою и гладкою, какъ мячъ, головою.

— Вотъ теб? разъ! — произнесъ Мартынъ протяжно, и со сконфуженнымъ видомъ занялъ свое прежнее м?сто. — Ей-Богу-же, сударь, не извольте гн?ваться… я не хот?лъ васъ обид?ть! Впрочемъ, я сейчасъ все самъ исправлю, — и, повернувшись къ своему сос?ду, онъ въ одно мгновеніе нахлобучилъ ему на голову парикъ по самыя брови…

Но — о ужасъ! — парикъ очутился на голов? вельможи задомъ напередъ, такъ что его длинная косичка пришлась къ самому носу старика и заболталась пот?шнымъ хвостикомъ между двухъ раскрасн?вшихся щекъ разсерженнаго сановника.

См?хъ за столомъ усилился. Красавица-д?вушка упала прямо на столъ своей золотистой головкой и громко хохотала, глядя на эту сцену.

Неизв?стно, ч?мъ-бы окончилось все, если бы вниманіе присутствовавшихъ не было отвлечено новымъ, неожиданнымъ происшествіемъ.

ВЪ то время, какъ лакеи обносили об?давшихъ второю очередью, состоящею изъ жареныхъ лебедей и прочей птицы, передъ блестящимъ, залитымъ въ золото оберъ-гофмейстеромъ появился трепещущій отъ страха старый камердинеръ.

— Гд?-же любимое блюдо ея величества? — грозно насупившись, спросилъ гофмейстеръ старика, постукивая объ полъ своимъ гофмаршальскимъ жезломъ.

— Ваше сіятельство… виноватъ… случилось несчастье, ваше сіятельство… Я уронилъ блюдо съ кушаньемъ! Простите, ваше сіятельство, виноватъ, — ни живъ, ни мертвъ, лепеталъ камердинеръ, едва держась на ногахъ и трясясь вс?мъ т?ломъ.

— Что! Это еще что за выдумка! Уронилъ блюдо! Любимое кушанье государыни! — сурово произнесъ гофмейстеръ. — Это непростительная оплошность съ твоей стороны. Это ц?лое преступленіе! И ты будешь строго наказанъ за него. Знай, что тебя завтра-же отр?шатъ отъ должности и тогда ты поймешь, что значитъ небрежно обращаться съ кушаньями, изготовленными для ея императорскаго величества!

И сказавъ это тихимъ, но строгимъ голосомъ, гофмейстеръ отвернулся.

Несчастный камердинеръ затрясся вс?мъ т?ломъ. Онъ хот?лъ просить о помилованіи — и не могъ, хот?лъ вымолвить слово, — но языкъ не повиновался ему, губы тряслись, какъ въ лихорадк?.

А кругомъ было веселье, раздавалась веселая болтовня, звен?лъ см?хъ, сыпались шутки. Никто, казалось, не обращалъ вниманія на эту сцену.

Но это только такъ казалось.

Два блестящіе черные глаза такъ и впивались поочередно то въ лицо блестящаго оберъ-гофмейстера, то въ бл?дное лицо камердинера.

И вдругъ Мартынъ вскочилъ со своего м?ста, об?жалъ столъ и, очутившись лицомъ къ лицу съ гофмейстеромъ и несчастнымъ камердинеромъ, заговорилъ взволнованно и громко:

— Онъ не виноватъ! Ей-ей же, не виноватъ нисколько!.. Милостивый господинъ, выслушайте меня!.. Въ горниц? мы съ братомъ увид?ли чорта. Ну, какъ есть чорта, только-что безъ рогъ и безъ хвоста, и кинулись б?жать отъ него. Чортъ-же далъ мн? хорошаго тумака… ну, и изв?стное д?ло, напугалъ меня до полусмерти. Мы тогда подрали вонъ изъ горницы, а тутъ, какъ на гр?хъ, на порог? встр?тился этотъ, — и Мартынъ безъ церемоніи ткнулъ пальцемъ въ грудь несчастнаго камердинера, — съ блюдомъ… ну, и того… Блюдо-то кувыркомъ… на полъ… плюхъ! И кушанье тоже… Паръ только валитъ… Мы съ Ваней не дураки тоже, вкусъ понимаемъ, и того… пообчистили малость. Ужъ больно вкусно было!.. Хвать да хвать кусокъ за кускомъ, глядь, ничего и не осталось… Все здорово обчистили… а какъ — и не зам?тили далее… Виноватъ-то, значитъ, я, а онъ, слуга то-есть, нисколько… Ужъ если кого наказывать, то меня наказывайте, сударь, а его помилуйте… Я его толкнулъ, блюдо изъ рукъ выбилъ и съ?лъ кушанье… потому, не пропадать-же ему въ самомъ д?л??!..

Лицо Мартына приняло такое сконфуженное и простодушное выраженіе, что нельзя было не разсм?яться, глядя на него.

Полная темноглазая дама, съ любопытствомъ сл?дившая за всей этой сценой, громко, весело разсм?ялась. Сл?домъ за нею разсм?ялись и вс? присутствующіе. Особенно гулко зазвен?лъ серебристыми перекатами молодой, веселый голосокъ красавицы-д?вушки, назвавшей себя Лизой.

И самъ Мартынъ весело расхохотался. Ему живо представилась та минута, когда они лежали съ братомъ на полу возл? дымящагося кушанья и, точно собачки, уплетали его за об? щеки, такъ, прямо съ полу.

— А царицу вы такъ и наказали безъ жаркого? — произнесла полная дама, все еще не переставая см?яться.

— Не мы, а я одинъ, такъ какъ только я виноватъ въ этомъ! — вскричалъ Мартынъ, см?ло поблескивая своими красивыми глазами, — Ей-Богу-же, я одинъ… Пускай такъ и передадутъ цариц?… У васъ доброе, хорошее лицо, сударыня, — неожиданно произнесъ онъ, обращаясь къ полной темноглазой дам?,—и в?рно сердце у васъ доброе. Попросите-же государыню за несчастнаго слугу, чтобы она его не наказывала. Пусть меня одного накажутъ… Я одинъ во всемъ виноватъ… А братъ Ваня тоже нисколько не виноватъ! Онъ былъ со мною только, а блюдо не толкалъ… Ей-Богу! Попросите за б?днаго слугу, сударыня!

— А ты думаешь, что недобрая царица проститъ его?.. — спросила, пристально глядя въ лицо мальчика, темноглазая женщина и чуть-чуть улыбнулась.

— Мн? кажется, что… что она проститъ, — отв?чалъ Мартынъ, задумавшись на минуту. — Неужто она такая сердитая и строгая? — произнесъ онъ серьезнымъ и нед?тскимъ тономъ. — Можетъ быть, у этого челов?ка есть д?ти, и царица нав?рное не захочетъ погубить несчастныхъ д?тей б?днаго слуги, который провинился передъ пей не по своей вин??

И умные, черные глазки мальчика впились въ лицо полной темноглазой женщины.

— Ты правъ, мой мальчикъ! — произнесла та ласковымъ, кроткимъ голосомъ. — Царица д?йствительно добрая и она докажетъ теб? это.

И, обратившись къ камердинеру, она добавила громко:

— Будь спокоенъ, старина, я прощаю тебя.

Камердинеръ выпрямился, словно выросъ, и, въ одну минуту очутившись у ногъ темноглазой женщины, произнесъ, рыдая:

— Ваше императорское величество! Сохрани васъ Господь! Подай вамъ за вашу доброту, матушка-государыня! Награди васъ Богъ, царица!

Мартынъ вздрогнулъ, въ свою очередь насторожился и во вс? глаза уставился на красивую даму, находившуюся въ двухъ шагахъ передъ нимъ.

И вдругъ по лицу его проб?жала нер?шительная, растерянная улыбка.

— Значитъ, вы и есть царица, сударыня? — прошепталъ онъ, весь подавленный неожиданностью.

— Да, та недобрая царица, которая взяла отъ васъ отца, мои милыя д?ти, и которая возвратитъ вамъ его снова! — произнесъ въ отв?тъ милый, ласковый голосъ.

— Что? — воскликнулъ Мартынъ не своимъ голосомъ. — Значитъ, нашъ батюшка живъ! Значитъ, не погубили его?!

Вм?сто отв?та полная дама громко ударила въ ладоши и, обращаясь къ подб?жавшему лакею, сказала: