Мы с Костиком - Петкевич Инга. Страница 14
Мы подошли к воротам.
«Типография», — прочёл я на дверях проходной.
— При чём тут типография? — спросил я.
— При том, — отрезал Ромка. — Не задавай лишних вопросов.
Я не задавал.
— Так, — сказал он после недолгих размышлений. — В разведку пойду я. Стой тут и жди.
Крадучись, подошёл он к дверям. С трудом растянул могучую пружину и с грохотом исчез внутри.
Я ждал.
Некоторое время стояла абсолютная тишина. Затем послышались голоса, потом крики. Дверь распахнулась, из неё, как из рогатки, вылетел Ромка. Дверь с шумом захлопнулась, и Ромка, пролетев некоторое расстояние, приземлился рядом со мной.
— Не удалось, — сказал он. — Придётся брать ворота штурмом… Как Зимний… Дождёмся следующего грузовика.
Мы ждали, а грузовика не было.
— Тихо! — приказал Ромка. — Подкрепление.
К нам приближался большой отряд.
Впереди вышагивал толстый дядька в толстых очках. Он был похож на рыбу карпа в аквариуме рыбного магазина. Он шёл плавно и важно, а за ним толпились его воспитанники, целый класс; они пели, играли в чехарду и дрались. А Карп будто ничего не замечал, он шагал и курил, и казалось, что изо рта у него идут пузыри.
Вот он остановился около нас и стал что-то говорить. Но говорил он тоже как рыба: рот открывался, но не слышно было ни звука — такой шум стоял вокруг.
В конце концов он махнул рукой и направился к типографии.
Что тут поднялось! Казалось, куда уж больше… Всё закружилось, как на карусели, кто-то застрочил из пулемёта, закукарекал, завизжал…
— Ну и отрядец! — сказал Ромка. — Ненормальные какие-то.
А я вдруг подумал, что, когда мы ходим на экскурсию, мы выглядим не лучше. Недаром наша воспитательница говорит: «Посмотрите на себя со стороны!» Только как же посмотреть, если ты в самой середине и кто-то всаживает в тебя иголки, а кто-то стреляет, и Сонька-щипаха щиплется со всех сторон.
— Эй, кто тут главный? — вдруг громче всех заорал Ромка.
Всё остановилось.
— А вы кто такие?
Из толпы выдвинулся один. Он был похож на того длинного на мосту, только ещё без синяков.
— В типографию надо проникнуть, — сказал Ромка.
— Дело серьёзное, — сказал главный. — Надо — так надо.
Он немного подумал, а потом сорвал у кого-то с головы шапку и надел её на меня, а потом снял свой шарф и закутал меня до глаз.
— Надо замаскироваться, — сказал он. — Будешь изображать гриппозного.
— А ты, — он задумчиво посмотрел на Ромку и вдруг даже подпрыгнул от радости. — Ты будешь мною! — сказал он и начал поспешно раздеваться.
— Хорошо, — согласился Ромка, — но кем же в таком случае будешь ты сам?
— А меня и так все знают.
Только мы кончили переодеваться, появился Карп. Он несколько раз открыл рот.
— Пересчитайтесь! — рявкнул главный.
Все кое-как построились, и главный начал считать.
— Двадцать три, — насчитал он.
— Что?! — удивился Карп.
Главный пересчитал.
— Двадцать восемь, — объявил главный.
— Куда ни шло, — поморщился Карп. — А ну-ка, ещё раз.
— Двадцать пять.
— Хорошее число… Пошли.
Карп растянул пружину. Строй тут же распался, в дверях образовалась пробка, кто-то нажал, и пробка с шумом вылетела прямо в руки вахтёру. Тот что-то закричал, но его отбросили в сторону.
В полутёмном длинном коридоре опять начали строиться…
— Что с тобой, Семёнов? — сказал мне Карп.
Я поглубже ушёл в шарф и закашлял.
— Ты напрасно пошёл на экскурсию, Семёнов, — сказал Карп. — Сразу видно, когда ребёнок действительно болен.
И тут мы увидели Жёлудя. Он шёл к нам по длинному серому коридору.
— Наборщик Захаров, — представился он. — Поручено вас сопровождать.
— Очень приятно, — сказал Карп. — А это наши ребята.
Улыбаясь, он посмотрел на нас.
— Построиться, — скомандовал Жёлудь.
— Ой! — вскрикнул кто-то. — Не щиплись.
— Кто хочет получить по шее, может щипаться, — сказал Жёлудь.
Все сразу же притихли и построились очень быстро.
И только я один не построился и теперь стоял на виду у всех около серой холодной стены. Ребята делали мне какие-то знаки, но я не мог сойти с места. Жёлудь смотрел на меня и молчал. А со мной вдруг что-то случилось, я стоял и думал о печке, о той самой топящейся печке.
— Да что же ты!
Ромка толкал меня локтем в бок. Я вздрогнул и снова увидал перед собой Жёлудя, но только далеко, как в перевёрнутом бинокле.
— Здрасти! — сказал я как-то слишком громко.
— Здрасти, — отозвался Жёлудь.
И бинокль снова перевернулся, и Жёлудь оказался даже слишком близко.
Я не очень помню, что было дальше. Кажется, я нёс что-то о пряниках, что пряники — это ерунда, пряники не в счёт и за них в тюрьму не сажают…
А Жёлудь отпирался, что не брал он никаких пряников…
А потом мы бежали все вместе по коридору.
Карп пыхтел сзади.
В тёмном огромном подвале, где хранилась бумага, вдруг погас свет, и мы устроили там кучу малу, и меня порядком помяли.
— Когда же детям покажут линотипы? — приставал Карп.
А потом открылась дверь, и все вылетели из подвала на двор и стали там играть в снежки.
И вдруг где-то тявкнула собака. Мы с Ромкой переглянулись и бросились к небольшому сарайчику. За ним, на деревянном крылечке, лежала огромная серая собака, а рядом с ней в точно такой же позе лежал Гудериан. Причём сразу было видно, что Гудериан боится этой собаки и подражает ей. Собака, не поворачивая головы, покосилась на нас краем глаза — и Гудериан покосился. Собака равнодушно зевнула — и Гудериан зевнул. Собака положила голову на лапы и закрыла глаза — и Гудериан закрыл.
Неужели он меня не признает?
— Гуд, Гуд! — позвал я.
Гуд вздрогнул и открыл глаза, вопросительно взглянул на собаку, та что-то фыркнула… Но тут я не выдержал. Я закричал и схватил Гудериана в охапку. Тот радостно взвизгнул и лизнул меня в лицо.
А все ребята захлопали в ладоши и заорали «ура».
— Что происходит, что происходит? — всё приставал Карп.
— Человек нашёл свою собаку, — сказал Жёлудь.
И вот мы бежим по бульвару, мимо деревьев, мимо, мимо фонтана, мимо, мимо людей… Рюкзак свой мы где-то потеряли, и теперь у нас нет верёвки. Но Гудериан совсем не тяжёлый, и я прижимаю его к себе. Мы бежим и хохочем.
— А почему собак не водят на резинке? — предлагает на бегу Ромка.
И мы врываемся в магазин.
— Продайте нам скорей побольше резинки! — кричим мы.
И все разбегаются, а продавщица выскакивает из-за прилавка с мотком резинки в руках.
— Ура! — кричит Ромка.
— Ура! — кричу я.
А Гудериан лает нам с другой стороны улицы.
— И почему собак не водят на резинке? — кричу я.
И вдруг мы выскочили на большую площадь.
— Сматывай резинку! — орёт Ромка.
Но уже поздно. Гудериан уже в толпе, и сразу три женщины налетают друг на друга и ещё несколько мужчин…
— Держи крепче резинку, — орёт где-то Ромка.
— Держу, — отвечаю я.
А ноги мои уже крепко обмотаны резинкой, и какая-то тётка молотит по мне кулаками, и дядька потерял очки…
— Держи! — доносилось до меня.
Тётка потеряла туфлю и упала, сбив меня с ног.
И сразу же всё распалось. Я потерял резинку, и всё сразу распалось.
Передо мной стоял Костик, на руках у него была моя собака, а Ромка отбивался от рассерженных дядек и тёток, и мы поспешили ему на помощь…
— Я сразу всё так и понял, — говорил Костик. — Дети и собака на резинке. Надо взять собаку, а потом отпустить резинку.
Мы уже подходили к дому, и каждый по очереди нёс собаку.
— Мне очень нужна собака, — говорил я.
— А помнишь, — говорил Костик. — Помнишь ту свалку с верёвкой от санок?
— Помню, — говорил я. — Ну конечно же помню!