Приключения Котобоя - Усачев Андрей Алексеевич. Страница 3
— Нет, у Черныша выменял. У него от хозяина остались.
— Ну, и на что они тебе? Лето ведь.
— Мы на Северный полюс собираемся.
— А-а, — понимающе кивнул Шлында. Но когда валенок проехал мимо, покрутил лапой у виска.
Идея плыть на Северный полюс возникла так…
Капитан Котаускас предложил пойти за рыбой к Исландии, потому что там самая жирная селёдка. Афанасий возразил, что самая жирная селёдка — норвежская. Потому что Норвегия — севернее. Ведь чем севернее, тем вода холоднее, а рыба — жирнее.
Спор грозил перейти в драку. Но вмешался младший матрос Шустер:
— Самая жирная селёдка на Северном полюсе. Потому что Северный полюс севернее всего! — заявил он. И вопрос был решён.
Котаускас придирчиво осмотрел валенки. Левый был с дыркой.
— А поновее не нашлось?
— Зато размер пятидесятый. В животе жать не будет, — ответил Афоня. — А дырка, она для вентиляции!
Шустер, ночевавший в сапоге, менять свой сапог на валенок не стал. А просто притащил шерстяной носок. Котаускас и Афоня дружно сморщили носы:
— Ффу! Псиной пахнет!
Носок был из собачьей шерсти.
Готовились к плаванию основательно. Притащили санки, коловорот и массу тёплых вещей. Всё это выглядело диковато. Лето стояло жаркое. И загоравшие на берегу кошки хихикали:
— Эй, морячки, вы не в Анталию собираетесь?!
Котаускас, из принципа ходивший в шапке-ушанке, старался не обращать на них внимания: — Ничего… Зато на полюсе тепло будет!
Плавание началось отлично. Дул попутный ветер, и вскоре Котобой вышел в открытый океан.
Прошёл день, второй, третий, пятый, седьмой. Котаускас стал нервничать:
— Впереди должна быть Земля Франца Иосифа, а её нет. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!
— Значит, компас сломался, или мы проспали, — предположил Афоня.
— А может, мы и полюс проспали, таксель-брамсель? — заволновался Шустер.
Тревога охватила всех. Котаускас даже спал с биноклем. А впередсмотрящий Шустер не слезал с мачты — еду ему подавали наверх.
Был полярный день. Солнце плавало по небу кругами, не заходя за горизонт. Спящих котов разбудил крик Шустера:
— Киты летят! Киты летят!
— Кажется, младший матрос сошёл с ума, — пробормотал Афоня. Но, выйдя на палубу, застыл, как заливная рыба…
— Это косатки, — сказал Котаускас.
— Кэп, давай догоним их и уточним курс, — предложил Шустер.
— Не стоит, — ответил Котаускас. — Я бы не хотел, чтобы Котобой оказался местом посадки!
Прошло ещё два дня. И, наконец, с мачты послышалось:
— Земля!
Прямо по курсу показался остров, издали напоминавший пасхальный кулич: каменные стены поднимались почти отвесно, а верхушка белела от птиц. Птицы сидели, кружили, ныряли в воду с огромной высоты. И орали. Крик стоял такой, что можно было оглохнуть и в шапке-ушанке.
— Это птичий базар, — сказал Котаускас.
— Отлично, — обрадовался Афоня. — Обменяем что-нибудь на птичьи яйца. Я вам такой омлет сделаю, пальчики оближете…
Когда Котобой причалил к острову, старпом взял сетку для яиц и полез по почти отвесной скале.
Афоня добрался до выступа, где лежали несколько гнёзд. Гнёзда были пусты. Чуть выше он увидел семью: двух взрослых птиц и одного птенца…
— Привет, бакланы! — поздоровался он.
— Сам ты баклан, — сказала одна неприятным голосом. — А мы — кайры!
— Что надо? — спросила другая.
— Я хочу купить или обменять яйца…
Договорить старпом не успел.
— Ой, мама, — пискнул птенец. — Он хочет меня съесть…
— Вор! Птичий вор!
Тысячи птиц набросились на Афанасия. Кайры, гагары, чайки, бакланы… Били клювами и крыльями. Били за компанию.
Коты не умеют нырять. И ни один из котов не прыгал с такой высоты… Но другого выхода у Афони не было.
ПЛЮXX!..
Котаускас приготовился бросить спасательный круг, когда из воды показалась усатая голова с огромными клыками. В лапах, а точнее — в ластах у чудовища, был Афоня.
— А ну, отпусти его, или я стреляю, — закричал Шустер, наводя на клыкастого гарпунную пушку. — Раз… два… два с половиной…
— Если я его отпущу, он утонет, — хмыкнуло чудовище. — А вот ты гарпун свой опусти. Что, я лыжных палок не видел?!
Лыжные палки и лыжи морж Федот видел на полярной станции, около которой однажды зимовал. Там его ещё угощали сладким снегом…
— Точно, таким, — кивнул Федот, когда его угостили сахаром. В честь спасения старпома раскочегарили самовар. Афоня достал сахар и банку сгущённого молока. Сгущёнка тоже пришлась моржу по вкусу:
— И зачем вам этот полюс? Здесь селёдка не хуже, я вам быстро полную сеть нагоню!
Коты вежливо поблагодарили, но отказались.
— Смотрите, — покачал усатой головой Федот. — Зима будет ранняя и очень суровая. Если передумаете, вы меня всегда на этом месте найдете…
Лежбище у Федота было небольшое, как лежанка на русской печке. Но зато отдельное. А за скалами начинался пляж, где ревели, шумели, дрались тысячи его сородичей.
— Это у них — семейное, — сказал Федот. — А я — прирождённый холостяк.
Морж проводил яхту в открытое море и помахал на прощанье ластой.
Полярное лето заканчивалось. С каждым днём становилось всё холодней. И, наконец, Котобой упёрся в льдину.
— Эх, немного недоплыли, — вздохнул Шустер.
— А ты откуда знаешь? — спросил Афанасий.
Мышонок показал на небо:
— Видишь, Полярная звезда висит почти над самой головой! И мороз прибавился!
Котаускас спустил санки на лёд и стал отвязывать якорь.
— Ты чего делаешь? — удивился Афоня.
— Я поклялся, что брошу якорь на Северном Полюсе, — буркнул Котаускас. — Придётся тащить его на санках.
— У меня есть другое предложение, — сказал Шустер.
Корпус яхты помазали рыбьим жиром, и на следующий день, когда вокруг намёрз лёд, её вытолкнуло на поверхность. Нос яхты поставили на сани и надёжно закрепили.
Афоня надел на самовар трубу:
— Чтобы паровая тяга была, как у парохода. Ну, и теплей будет!
Котаускас приказал поднять паруса. И Котобой полетел по льду.
— Вот это скорость! — кричал Шустер. — Миль сорок, не меньше!
— Сорок семь, — определил на глазок капитан.
Мачта Котобоя смотрела точно на Полярную звезду.
— Бросай якорь! — скомандовал Котаускас. — Полюс!
Рыбу ловили старинным зимним способом. Коловоротом просверлили лунки, и пропустили под ними сеть.
Когда на следующий день стали её тащить, сначала решили, что сеть примерзла…
— Ёксель-моксель-таксель-брамсель!
Такой жирной селёдки коты не видели никогда. Вскоре трюм Котобоя был набит под завязку. И рыбаки ликовали.
Беда подкралась незаметно. Первым её, точней — его, увидел Шустер.
— Полундра! — пискнул он и взлетел на мачту. Огромный белый медведь доедал оставшуюся на льду рыбу и, втягивая носом воздух, мрачно смотрел на яхту.
— Российское рыболовное судно Котобой приветствует вас, — мужественно произнес Котаускас. — Мы рады…
— Гыррр… Хыррр… Жыррр!
Прорычав что-то неразборчивое, медведь с угрожающим видом двинулся к яхте. Поняв, что дело плохо, Котаускас бросился к гарпунной пушке:
— Афанасий, руби якорь! Шустер, парус!
Выстрел из пушки вреда не причинил, а только разозлил зверя. Поняв, что добыча уходит, медведь бросился наперерез.