Солнечные дети тёмной планеты - Лавров Владимир. Страница 55

Китана была противоположностью Мике, тихая, застенчивая, рассудительная. Ещё она любила решать логические задачки, почти как Найва. Пока я валялся с температурой, ничем другим заниматься было и невозможно. Когда я не спал, эти двое и ещё трое ребят, с которыми мы сдружились, здорово скрашивали мне время. Другие дети тоже заходили, большими, шумными компаниями. Они пели песни и рассказывали разные истории, но они заходили намного реже.

Перед отъездом я подарил две оставшиеся бронзовые пряжки Китане и Рине, произнёс соответствующие слова. Глаза у девчонок распахнулись так широко, что я испугался за их здоровье. Я понял, что они думают, будто получили огромное сокровище. Бронзовые вещи и у нас очень ценились, а здесь даже у многих взрослых не было ни одного кусочка металла. Никакого, даже ржавой железяки. Рина принесла в ответ меховую куртку из меха небольших зверьков, обитающих только тут, на севере.

— Она очень дорогая, но мама разрешила. Самое дорогое в ней не мех, а утеплитель под мехом. Он сделан из пуха особого вида птиц, что обитают севернее. Их можно поймать только когда они осенью на юг летят. Примерь, она такая тёплая, что в ней можно под снегом спать, и не замёрзнешь.

Я примерил. Куртка была мне точно по размеру и намного легче моего тулупа из овчины.

— Можешь выкинуть свою грязную овчину. Куртка дорогая, но я всё равно из неё выросла, — довольно произнесла Рина. (Она была намного выше меня — девочки в нашем возрасте растут быстрее).

И далась им моя овчина! Между прочим, в ней очень удобно было пролезать через корабельные люки — кожа наружу, мех внутрь, за люк не цепляется. Но от грязи и крови ящера её отмыть и правда не удалось, так она и осталась, пятнами. В Маланире над ней смеялись все, кому не лень — северяне ходили в меховых шубах разных видов, ещё и хвалились, чья шуба лучше. Особым шиком считалось иметь шубу из самых маленьких зверьков. Бешеные люди! Охота им было костяными иглами мелкие шкурки шить. Но самой лучшей шубой считалась, конечно, медвежья шуба Главного Ведуна.

Китана принесла деревянное ожерелье. Посередине ожерелья, в деревянной оправе находился крупный мутный полупрозрачный камень.

— Вот, держи. У нас тут в одном месте иногда встречаются такие камни. Они очень твёрдые и совершенно бесполезные, обрабатывать их невозможно. Но ничего ценнее у меня нет. Бусины у него из дуба, считается, что они дают силу и крепость.

Я поблагодарил Китану и спустил ожерелье на уровень пояса, чтобы Петя мог осмотреть подарок. Тот тут же пнул меня лапой в ногу. Я многословно поблагодарил Китану и пообещал носить ожерелье всегда и везде.

— Она подарила тебе крупный необработанный бриллиант. Очень дорогая вещь, — пояснил Петя при первой возможности.

— Насколько дорогая?

— В нашем мире он стоил бы примерно тысячу месяцев работы обычного человека.

— У вас так дёшево стоят люди?

— Нет, просто у нас людей много, а бриллиантов мало.

Я обдумал эту ситуацию с разных сторон.

— А что мне с ним делать?

— Ничего. Не потеряй, это главное. Бриллиант — самое твёрдое вещество в мире. Можешь им сталь царапать. Потом я научу, как его обрабатывать.

С курткой тоже всё закончилось не сразу. Увидев в коридоре обнову, вождь сразу ухватил меня за ухо:

— Откуда такая дорогая куртка?

Шедшая сзади Рина объяснила, откуда.

— Скажи маме, чтобы зашла ко мне. Мы её выкупим у вас для Лейте. Она слишком дорогая, чтобы ты могла просто так забрать её у младших.

Вождь ушел, оставив Рину немало изумлённой.

Девочек, которых выделили для путешествия с нами по обмену, я увидел только перед отплытием. «Девочками» назвать их было сложно — выше меня на голову, они больше походили на тётенек, чем на детей. Они начали ныть, едва вступив на трап. Как же разительно они отличались от Рины с Китаной, а тем более от Мики! Когда я показывал им корабль, Мика и компания вместе со мной лазили по всему корабля, по вантам до самого верха. Эти же сразу залезли в корпус и не показывались до высадки. Когда океан принял наше судёнышко на свои волнистые руки, я обсудил эту проблему с капитаном. Тот отнёсся с пониманием:

— Те девчонки, которых вам подсовывали для веселья — лучше из лучших, дети лучших специалистов. А в дорогу нам вождь навязал тех, кого не жалко, если утонут. По крайней мере я бы на его месте так и сделал. Так что эти дамочки, скорее всего, первосортные коровы.

Я не выдержал и засмеялся. Капитан посмотрел на меня и подмигнул.

На подходе к Лапоте возник спор — заходить или нет. Самым разумным решением было бы идти прямо домой. Потом капитан решил зайти, сказал, что корабль перегружен и надо бы выгрузить тонну-другую руды, да и лишнее продовольствие нам не помешает. Смотрел он при этом почему-то на меня. После ночных вахт я кашлял почти непрерывно.

В Лапоте нас уже не ждали. Все были уверены, что мы не пережили шторм. Когда мы заявились без рыбы, но с железной рудой и с «первосортными коровами», они не поверили своим глазам. Поднимаясь к пещере, я заметил, что капитан что-то говорит вождю, показывая на меня.

Секрет открылся очень просто: вместо общей ванны меня засунули в первосортную лазню — парилку. Это было обидно, у нас так моют только маленьких детей. Лазня представляет из себя небольшую пещерку с маленьким вентиляционным отверстием. В ней разводят костёр и поддерживают до тех пор, пока весь камень не прогреется. Потом угольки выгребают, внутренности окатывают водой с травками, ставят бак с водой — и мойтесь, пожалуйста. (Вход закрывают дощатым щитом). Заботливые родители при этом ещё периодически подливают на камни кипяточек с отваром разных трав. Считается, что это исцеляет даже очень сильно простывших людей. Если коснёшься стенки и вымажешься о копоть, то она условно считается не грязной. Чтобы маленькие дети не выходили из помывки, полностью вымазанные в саже, их иногда помещают и вытаскивают из лазни на хлебопекарной лопате. Они при этом визжат от восторга.

На традиционном пиру я съел всего пару блюд и вознамерился идти спать, но не тут-то было. Стоило мне добрести до пещеры, как из ниоткуда взялись на диво боевые старушки, которые закутали меня в сильно пахучие пелёнки, и всю ночь я потел со страшной силой. Пару раз за ночь они ещё меня и перепеленали. Весь следующий день я проспал, а на третий день мы уходили. Процедуры принесли некоторую пользу, чувствовал я себя намного лучше.

В Лапоте капитан пристроил двух девочек по обмену. Наш корабль нагрузили продовольствием так, что ступить было некуда. Даже весь мостик заняли разные мешки с сухофруктами. Вождь Лапоты, предупреждённый о предстоящей торговле, уговорил соседние пещеры свезти в порт некоторые запасы зерна. Мы выгрузили две тонны руды, но места это особо не добавило. Необходимо было ещё несколько рейсов для того, чтобы вывезти всё продовольствие, которое нам передали за полученное железо.

Уже после второй ночной вахты мне снова стало плохо. Крупные волны разбивались о нос корабля, брызги проникали в мостик. Куртка спасала тело от холода, но вот руки и ноги постоянно мёрзли. У меня поднялась температура, постоянно хотелось спать. Арагон отказывался оставаться на мостике в одиночестве, приходилось сидеть с ним всю ночь.

Арагон оказался на диво суеверным. Почему-то он решил, что он выживет только в том случае, если будет дежурить на мостике по нечётным числам, если только они не приходится на понедельник и пятницу. В чётные числа он прятался в корпусах, кроме четверга и воскресенья. Я старался не смеяться. В конце концов, он был единственным, кто отваживался проводить ночь под звёздами. У нашего народа давно выработано убеждение «ночь — это смерть». Его очень тяжело преодолеть даже в том случае, если ничего не угрожает. Вторую ночь я провёл в одиночестве. Несколько раз я засыпал. Корабль, умница наша, послушно шел прежним курсом, и спустя некоторое время я просыпался, чтобы немного изменить курс. За меня в это время дежурил Петя.

На третью ночь я сидел посередине мостика с «волшебным фонарём» в руках. Арагон предупредил, что за кораблём вьётся Сгусток Тьмы, и потому мы закрыли все щиты на окнах, кроме переднего. Перед ним я и сидел со своим фонарём. Сознание уплывало. Арагон уже несколько раз орал на меня, чтобы я не спал, но глаза всё равно закрывались.