Солнечные дети тёмной планеты - Лавров Владимир. Страница 56

Должно быть, я отключился из-за болезни. А потом я услышал замогильный стон бабушкиных приведений, почувствовал тычки Пети и проснулся. Сгусток Тьмы уже влетал в окно и наваливался на меня. Рядом со мной возникла бабушка, тело начало каменеть. Арагон повернулся, увидел врага и потянулся за лампой. Я понял, что они не успеют. И тут случилось чудо. Коснувшись ожерелья, Сгусток Тьмы взорвался с небольшим хлопком. Чёрные лоскуты усеяли весь мостик. Мыть палубу у меня сил не было, и потому я просто отполз в угол. Арагон забился в другой угол, захныкал и вышел из строя.

Когда утром капитан вылез из люка, то обнаружил хныкающего Арагона, укрывшегося под одеялом с лампой, и меня, мирно спящего в углу. Корабль шел, куда ему хотелось. На наше счастье, хотелось ему на юг, так что мы не сильно отклонились от маршрута.

На этот раз, отмывая мостик от чёрных остатков, все поверили в то, что здесь погибло очередное чудовище. Впрочем, я этого не видел, когда меня несли в корпус, я проснулся всего на мгновение. В эту ночь мы встали на плавучий якорь. Никто не согласился оставаться на мостике в одиночку, а я был недееспособен. Через сутки мне стало немного лучше. Удивительно, но дежурить со мною на мостике вызвалась только одна из «девочек по обмену». Её не пустили, но Иргам, глядя на неё, засовестился и согласился составить мне компанию. С ним мы провели последние две ночи. Я говорил, что делать, а Иргам тягал тросы.

Я долго вертел в руках ожерелье, гадая, что убило чудовище. Я подумал, что Китана немного волшебница и сделала мне защитное ожерелье из заговоренного дуба. Петя предположил, что это, скорее всего, кристаллическая структура бриллианта нарушила какие-то внутренние связи в Сгустке Тьмы.

— Из этого следуют крайне нехорошие выводы, — сказал Петя. Но какие именно, не признался.

В нашу пещеру мы прибыли к полдню шестого дня. Я был без сознания от температуры, до дома меня несли.

— Я пойду, — повторила я.

— Как можно? Я тебя не пущу. Я пойду, — еле слышно выговорил Серофан.

Я наклонилась к нему на ушко:

— Не ходи. Ты не обучен. Я обучена. Мне между завриками ходить как по спортзалу. Будешь должен мне желание.

Глаза у Серого стали круглыми — круглыми. Я насладилась их видом и начала пробираться к охотникам. Была у меня одна задумка…

— Да, да, женщина менее ценная, пусть она идёт, — загалдели охотники.

— Дайте мне шкуру медведя. Только предварительно сотрите с неё всё мясо и кровь, — потребовала я.

Охотники ничего не поняли, но принялись лихорадочно чистить шкуру. Иногда так приятно посмотреть, как мужчины работают…

Через десять минут я вышла из убежища, наклонившись и накинув шкуру медведя. Это должно было помочь мне пройти мимо летающих тварей. Кроме того, дедушка Артуал учил нас, что заврики очень быстрые, но из-за скорости не могут быстро поворачивать. Если крутиться на месте и рубить их копьём или ножом, то можно нарубить их сколько хочешь. Для меня это была сплошная теория, но почему-то казалось, что всё получится. Другие поучения дедушки я уже проверила на Таське и Нате — рыжем волке и собаке. Всё работало.

Заврики шипели, когда я проходила под ними, но так и не решились атаковать. Так и пришлось тащить тяжёлую шкуру до самой пещеры. При подходе к воротам воины в наступающей темноте решили, что на них двигается медведь — шатун, и засадили мне в правую руку стрелу из самострела. Руку обожгло болью, я упала и закричала им, чтобы не стреляли и чтобы отправили группу на помощь охотникам. Охранник, что выстрелил в меня, побежал к вождю, а второй подбежал бинтовать. Правильно первый сделал, я была такая злая на него, что точно сделала бы что-нибудь нехорошее. Потом меня отнесли к маме. Мама вызвала папу, тот откусил хвостовик стрелы и вынул наконечник с другой стороны (стрела пробила руку насквозь). Мама промыла рану, смазала бальзамом и ещё раз перебинтовала.

Через два часа пришел Серый. Я валялась почти без памяти, с высокой температурой. Серый пересказал маме, как было дело, потом подошел ко мне:

— Ты сегодня спасла всех нас. Меня точно. Я бы не прошел мимо стаи.

— Со шкурой прошел бы.

— А как ты придумала про шкуру?

— Логика, как в задаче. Если медведи живы, значит, заврики их боятся.

Лицо у Серого сделалось озадаченным. Как мне ни было плохо, я засмеялась.

— А как доказывается, что возможно только два прямоугольника? Мы так и не придумали.

— Очень просто. Посчитать площадь каёмки единичной ширины вдоль периметра и сравнить её с площадью всего прямоугольника. Это решение простой логикой. Поскольку площадь каёмки единичной ширины меньше площади всего прямоугольника всего на четыре клетки… дальше понятно. Или ещё проще — по формулам. Чем больше становится длина, тем тяжелее в удвоенную длину помещается длина минус двоечка.

— Ничего не понял.

— Иди думай сам. У меня голова болит.

— Всё-то у тебя просто. Так просто, что я завидую. Может, выйдешь за меня замуж, когда подрастём? С тобой я не пропаду.

Я засмеялась:

— Напомни лет через пять.

Серый пожал мне здоровую руку и ушел.

Заглянула мама:

— Что плачем?

— Это я смеялась. Получила предложение о замужестве.

— О…

Рука потом заживала три недели. Чтобы не ходить с некрасивой повязкой на руке, я изобрела себе накидку на плечи, спускающуюся треугольниками на грудь, лопатки и предплечья. Через неделю все девочки школьного возраста ходили с такими накидками разной формы и расцветки, ещё и спорили, какая из форм правильнее. До чего же легко возникают разные моды! Никто так и не понял, что я надела накидку по необходимости, из-за ранения.

Охотники ходили жаловаться к вождю на то, что я не отдала им законно добытую медвежью шкуру. Вождь долго смеялся и говорил, что они просто обязаны мне её подарить. Потом передумал и вызвал воина, который меня ранил, и приказал ему выкупить у охотников шкуру за полцены, а затем подарить её мне. Так охотниками и стражником мне была подарена шкура, которая с момента ранения и так была у меня. Кожевенник обработал её как положено, и я получила неплохое медвежье одеяло.

Когда Лейте вернулся, пришлось его лечить и отпаивать разными средствами. Рука почти не поднималась, что очень мешало. Лейте было так плохо, что он ничего не заметил. Когда он начал приходить в себя, то спросил о происхождении мехового одеяла.

— Да так, подарили, — небрежно ответила я. Лейте чувствовал себя плохо и уточнять не стал. Ранения на руке он не заметил. Мальчишки иногда такие невнимательные!

Парка тоже ничего не заметил. Он привёз с севера мне подарочек — маленький бриллиант. А потом долго хвастался, сколько девочек в других пещерах согласилось назваться его подругами по обмену. Я так и не поняла, то ли это он такой глупый, то ли все мальчишки хвастуны.

После путешествия на север Парка немного отдалился. Он так часто был занят, рассказывая товарищам о том, как на севере он ловил оленей, катался на собаках или носил руду, что на меня времени совсем не оставалось. Не могу сказать, что я особо огорчилась.

Первое, что я увидел, очнувшись — это как увеличенная копия Найвы подносит к моим губам кружку с отваром. (Впоследствии оказалось, что это не копия, а сама Найва. За время моего отсутствия она ухитрилась вырасти на пол-головы).

— Очнулся! — закричала Найва.

Рядом с Найвой появилась заплаканная мама, затем папа, а затем и Мася. Таська и Ната сами себя пригласили поучаствовать в приветствии, Туся и без того валялась у меня на груди. Оказалось, что я проспал целые сутки с тех пор, как разгрузили корабль. Домашние уже были в курсе всех слухов. Моряки понарассказали им такого, что они и не знали, чего бояться. Якобы я и хищных ящеров пачками истреблял, и Сгусток Тьмы насмерть загнал, и с тиграми обнимался, и стада оленей грозным видом разгонял.

— Всё было не так, — начал объяснять я, — хищный ящер был только один. Его я завалил. А вот Сгустков Тьмы было три, двух мы прикончили, одного прогнали. С тигром я не обнимался, с ним только девчонки обнимались, я ему только мясо на палочке протягивал. Оленей не я распугивал, они сами расходились, потому что с нами собаки шли и тигр тоже.