Обыкновенные девчонки (сборник) - Ильина Елена Яковлевна. Страница 137
Не успев сесть, Гуля прочитала от слова до слова последнюю сводку, наскоро записанную карандашом.
Несколько мгновений в палате было совсем тихо. Потом все зашумели, заговорили. Гулю заставили прочитать сводку еще и еще раз.
И тут начался разговор — мужской, военный — о стратегическом положении и о том, чего можно ждать в ближайшие дни. Гуля послушала немного, а потом подошла к окну, где на крайней койке лежал самый молодой во всей палате офицер — младший лейтенант Саша Климов. Это был юноша лет двадцати, сероглазый, с большим выпуклым лбом. Увидев Гулю, он просиял, улыбнулся, и Гуля поняла, что он давно уже ждал минуты, когда она подойдет к его койке.
— Ну что, Саша? — спросила Гуля. — Дело идет на поправку?
Она старалась не смотреть на одеяло, под которым вырисовывались обрубки Сашиных ног. У него были ампутированы и ноги, и пальцы рук.
— Да, кажется, выкарабкаюсь, — ответил Саша. — А тут еще такие новости… Без ног запляшешь.
— Да, Саша, полный разгром! — радостно сказала Гуля. — Всыпали, всыпали немцам!
— Началось! — негромко проговорил Саша. — Теперь уж, я думаю, так и пойдет! Главное тут — повернуть… Эх, дожить бы мне до конца, до самой победы!
— Доживем, — сказала Гуля. — Конечно, доживем!
Саша вздохнул:
— Я еще могу кое-что сделать в жизни. Ну, нет ног — зато есть голова. Вот я лежу тут, а в памяти все мелькают математические формулы. И странное дело — хорошо помню, будто страница перед глазами открыта.
И Саша рассказал Гуле, что у него сохранилась записная книжечка-дневничок, куда он, находясь в партизанском отряде, записывал решения задач и разные мысли — о жизни, о доблести, о настоящей дружбе.
— Она мне здорово помогала, эта книжечка, — сказал Саша. — И это прямо чудо, что книжечка сохранилась. Ведь подумать только, в каких переплетах она со мной побывала! Со мной вот что сделали, а она цела осталась.
Саша помолчал.
— Вот она, книжечка, у меня под подушкой, — прибавил он. — Достань-ка, почитай.
— Можно? — обрадовалась Гуля.
Она осторожно приподняла уголок подушки и вытащила записную книжечку в черном клеенчатом переплете. Вся книжечка была густо исписана мельчайшими, словно бисер, строчками и цифрами.
— Какой удивительный почерк! — сказала Гуля. — Прямо ювелирная работа.
— Это я для того так мелко писал, — объяснил Саша, — чтобы больше уместилось. Бумаги ведь у нас лишней не было там, в лесах.
На первой страничке Гуля прочла стихи Пушкина:
Саша смотрел на Гулю влажными, взволнованными глазами. Видно было, что чтение книжечки доставляет ему какую-то горькую радость.
— Читай дальше, — сказал он.
И Гуля прочла:
«Да, — подумала Гуля, — есть люди, недалеко искать…»
Она с нежностью посмотрела на Сашу и осторожно провела ладонью по его остриженной, как у мальчика, голове.
— А волосы уже подросли, — сказала она. — Скоро можно будет зачесывать на пробор, как на той карточке, что ты мне показывал.
— Ну, и без волос жить можно, — засмеялся Саша и опять вздохнул. — Поправиться бы скорей — и домой. Давай-ка, Гуля, напишем письмецо моим старикам.
— Напишем, — сказала Гуля и открыла свой портфельчик.
Через минуту на тумбочке возле Сашиной постели уже стояла чернильница, и Гуля, положив перед собой листок бумаги, писала под Сашину диктовку. Саша, откинувшись на подушку и закрыв глаза, медленно говорил:
— «Здравствуйте, дорогие мои папа, мама и сестренка Верочка! Я поправляюсь, скоро выпишусь из госпиталя. Операция, говорят, прошла хорошо. Конечно, я не такой, как прежде, но все-таки жив, и мы еще увидимся. Пришлите мне поскорее письмо…»
Саша устал.
— Дальше напиши сама, что знаешь обо мне. Да пусть посылок не посылают. У меня все есть…
Гуля укрыла его потеплее и потихоньку вышла из палаты, унося с собой неоконченное письмо.
В тот же день она его дописала и отправила.
Нелегкое это было письмо. Надо было написать без утайки всю правду о том, какую операцию перенес Саша, и в то же время ободрить стариков. Гуля много слышала о них от Саши. Ей казалось, что она сама не раз бывала у них в маленьком домике, недалеко от станции — Сашин отец был железнодорожником, — слушала, как играет на гитаре Сашина сестренка Верочка, смотрела, как вощит леску Сашин отец, старый волжанин-рыболов. Гуля писала, что вся семья может гордиться таким сыном и таким братом, что Саша замечательно вел себя и на фронте, и в госпитале и что самое трудное уже позади. Скоро он будет здоров, ему сделают протезы, и он сможет вернуться домой.
Но вернуться домой Саше не пришлось.
Саша и Сергей
Саша лежал в жару.
Гуля дежурила у его постели, стараясь угадать каждое его желание. Он лежал с закрытыми глазами и прерывисто, тяжело дышал. Кто-то тихонько вошел в палату. Гуля оглянулась. Это была няня. Она делала Гуле знаки рукой, чтобы Гуля вышла в коридор.
— Профессор зовет, он у себя.
Старый профессор сидел в кресле, постукивая пальцами по столу. Он ждал Гулю.
— Вот что, дорогая… — сказал он медленно.
Гуля с тревогой и страхом посмотрела на него, боясь услышать то, что он ей скажет.
— Нужно вынести Сашу в крайнюю палату.
Так и есть! У Гули словно что-то оборвалось в сердце. Она поняла, что это значит — вынести больного. Обычно в крайнюю палату выносили умирающего, чтобы соседи его не видели смерти и не знали о ней.
— Нет, — сказала Гуля решительно. — Если его туда вынести, он догадается. Нельзя ли перенести его в дежурку?
— Хорошо, — сказал профессор. — Пускай в дежурку.
Еле сдерживая слезы, Гуля пошла в дежурную комнату сестер. Там не было никого. Гуля позвала няню. Вдвоем они принялись за работу: няня мыла пол, а Гуля переставляла мебель, чтобы удобнее было поместить больного, вешала на окна чистые марлевые занавески.
Яркое солнце по-весеннему било прямо в окно. Сашу внесли. Он открыл глаза и сразу зажмурился. Гуля вынула из шкафа большую папку и поставила на тумбочку возле Сашиной кровати, чтобы защитить его глаза от яркого света.
У Саши не было уже сил говорить, но он бровями сделал знак Гуле, что не нужно загораживать его от солнца. Гуля убрала папку, и Саша слегка кивнул головой. Значит, она его поняла.
Наклонившись над Сашей, Гуля старалась угадать, что ему еще нужно.
Он чуть пошевелился.
— Жарко, — сказал он одними губами. — Сними с меня одеяло.
Гуля оставила на Саше только простыню. Он опять чуть-чуть кивнул головой:
— Так хорошо.
Гуля держала обрубочек Сашиной руки в своей, считая пульс.
— Доктора, сестру, — сказала она тихонько няне.
Саша вздрогнул и открыл глаза.
— Ничего, ничего, Сашенька, — успокоила его Гуля. — Лекарство пора принимать.
Дверь приоткрылась, и в дежурку вошли профессор, доктор, старшая сестра.
Но Саша даже не поглядел на них. Он с трудом, прерывисто дышал, и казалось, у него уже не хватало сил ни на что другое. Гуля поняла, что ему уже никто не поможет — ни доктор, ни профессор.
Она не заметила, сколько времени простояла у Сашиной постели, позабыв обо всем, даже о Ежике…
После смерти лицо у Саши стало светлое, строгое, ясное.
— Ну что ж, — сказал ей профессор, как говорят самым близким людям, — тут ничего нельзя было поделать. Ступайте домой, милая, отдохните.
Вернувшись домой, Гуля еще с порога заметила, что мать чем-то огорчена и взволнована.
— Что такое? Ежик нездоров? — тихо спросила она, оглядываясь на его кроватку.