Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года) - Автор неизвестен. Страница 20

Алпамыш, слова Култая выслушав, так ему ответил:

— Тайну вам открою, дед Култай-ворчун:
Не для баловства явился я в табун:
Нужен неотложно мне один скакун!
Вы не беспокойтесь: я годами юн,
Но не страшен мне силач-батыр чужой, —
Наделен и сам я силою большой!
Есть в стране калмыцкой девушка одна, —
Очень калмыками там угнетена!
Преданный твой сын, мой добрый дед Култай,
Выехать собрался в тот калмыцкий край,
Привезти свою подругу Барчин-ай.
Окажи мне помощь — скакуна мне дай!
Я освобожу свою Барчин-аим,
Расспрошу родню, как там живется им, —
Может быть, вернуться думают к своим.
Помоги мне, дед, поехать в ту страну!
Калмыкам-врагам я головы сверну,
Дяди-бия дочь от них освобожу,
Всем откочевавшим помощь окажу,
И тогда вернусь к родному рубежу.
Вот зачем я здесь у табуна брожу,
У тебя, Култай, коня себе прошу…
Знаю, дед Култай, что любишь ты меня:
Не гони меня — и подбери коня.
Ждать ни одного теперь не смею дня.
Счастью моему не будь помехой, дед!
Буду я тебе всегда утехой, дед!
Не для озорства, не ради смеха, дед, —
Милую спасать мне надо ехать, дед!

Култай на это говорит ему такое слово:

— Что же ты, стервец, опять сюда пришел?
Или деда речь ты мирной шуткой счел?
Что ты здесь оставил, чтоб ты смерть нашел!
Иль шайтан тебя с пути прямого свел?
Иль совет в пути коварный получил?
Или палкой я тебя не доучил?.. —
Так на Алпамыша дед Култай орет,
В руки палку он тяжелую берет,
Замахнулся. — Ну, проваливай, урод! —
Алпамыш стоит, песку набравши в рот, —
Он оцепенел, а дед идет вперед,
Подошел — и палкой, не шутя, хватил,
Три-четыре раза палкой угостил.
Бека Алпамыша дед поколотил, —
Палкою батыра к жизни возвратил,
Бека не на шутку этим рассердил.
Алпамыш поклажу наземь положил,
Деда вновь к себе поближе подпустил,
За кушак его как следует схватил.
Дед Култай от страха всех лишился чувств,
В ребрах у Култая раздается хруст.
Осень подошла — цветник увядший пуст, —
И ворона сядет на розовый куст.
Палка совершила, видно, чудеса!
За кушак Култая Алпамыш взялся —
Поднял, раскачал — и бросил в небеса.
За его полетом Алпамыш следит.
Дед игральной бабкой с неба вниз летит,
И с небес батыру юному кричит:
— Э, сынок, смотри, как бы Култай, твой дед, —
Быть ему живым-здоровым до ста лет, —
На куски разбившись, не наделал бед:
Без меня коням твоим присмотра нет!
Сделать, что прикажешь, я даю обет.
Лучшего коня поймаю в табуне, —
Только б на куски не расшибиться мне!..—
С неба долетали вопли старика.
Вытянулась вверх батырская рука,
За кушак поймал Култая Алпамыш,
Подхватил — и наземь положил его,
Грудь ему коленом придавил слегка:

— Ну-ка, дедушка, поймайте-ка мне коня, — сказал Алпамыш.

— Погоди, сынок, поймаю, — отвечает Култай, — только не сейчас.

— Нет, сейчас же поймай!

— Как же я тебе коня поймаю, если встать не могу? — рассердился Култай. Отпустил его Алпамыш, — Култай крикнул: — Курхайт! — Тут лошади со всех девяноста пастбищ, все, сколько их было, побежали на его зов, собрались перед ним. Култай дал Хакимбеку укрук, — сказал: — Сам лови, какого хочешь.

Взял Хакимбек укрук, решил закинуть его на шею буланого коня или на гнедого коня с пегими ногами, или на крупного быстроного коня-шапака. Забросил он укрук, опустился укрук на шею одного чубарого коня с длинной, шелковистой гривой. Оказался конь не таким, о каком душа его мечтала, не пришелся он Алпамышу по вкусу, — отпустил он этого коня, думая про него: «Чересчур уж нежен конь этот, — невынослив окажется в походе».

Закинул он снова укрук — снова попался тот же конь, снова отпустил его Алпамыш, говоря:

— Э, навлечешь ты беду на меня, околеешь в походе, опорочишь меня, на несчастье мое попадаешься ты мне!

В третий раз закинул укрук Алпамыш, в третий раз поймал он все того же шелкогривого чубарого конька.

— Видно, это и есть судьба моя! — сказал Алпамыш. Подтянул он коня к себе, надел ему на шею свой кушак, подвел его к месту, где седло и упряжь лежали — и осматривать его стал, гадая, каким же окажется этот сужденный ему конь.

Подходит к нему в это время Калдыргач-аим со своими девушками, — посмотрела на брата, поняла сразу, что недоволен он конем своим, что опечален потому Алпамыш.

Взяла она из рук его поводья, погладила коня по крупу, осмотрелась по сторонам, — сказала:

— Не печалься, не думай, что это плохой конь. Человек, севший на этого коня, увидит многие страны, достигнет цели своей.

Подбодрила она этими словами брата, поздравила его, так говоря:

— Конь серо-чубар, — каков уж есть, — таков.

Но не сыщешь в мире лучших скакунков. Говорю тебе, — он счастье седоков:

На таком коне сразишь любых врагов.
В сбруе, под седлом нарядней аргамак.
Ты к луке подвесишь золотой садак, —
Ветром конь помчится в бой и на улак,
И к миндалеокой ты примчишься так.
Поздравляю, братец, — клад — не аргамак!
Скакуна такого будешь ты любить.
Только сядь, — он сам свою покажет прыть.
Он тебе врагов поможет перебить,
Вызволить Барчин — и с ней счастливым быть.
Будешь за коня судьбу благодарить.
Поздравляю, братец, — клад — не аргамак!
Ласковой рукой по лбу его погладь.
Собирайся в путь. Пора коня седлать!
Ты о Байчибаре худо не суди,
Выплесни сомнений горечь из груди,
Счет его достоинств конских — впереди.
По свету на нем сначала поброди, —
Лучшего тулпара поищи — найди, —
Не найдешь — и сердца зря не береди!
Конь благословен, — с ним неудач не жди,
Службу он тебе сослужит, — погоди.
Только сам смотри — коня не повреди!
Все твои желанья выполнит он, брат!
Говорю тебе: не конь, а сущий, клад!
Истинный тулпар, он истинно крылат, —
Самой быстрой птице не лететь с ним в ряд.
Верь, никто конем подобным не богат.
По пескам пустынь, по кручам горных гряд
Может он скакать шесть месяцев подряд.
А что он чубар и неказист на взгляд,
В этом, ака-джан, твой конь не виноват!..
Ака-джан, послушай слово Калдыргач:
Крепкокостен конь, вынослив и горяч.
Конь иной красив, а слабосильней кляч,
Этот конь — тулпар, — из-за него не плачь.
Ты, мой ака-джан, недалеко глядишь,
Если Байчибара своего хулишь:
Этою лошадкой мир ты удивишь,
Славу всех батыров ты на нем затмишь.
Если с ним свою судьбу соединишь,
Первых силачей калмыцких посрамишь, —
Дяди-бия дочь от них освободишь.
Как ты недогадлив, брат мой Алпамыш!