Сани-самоходы - Леонов Алексей Данилович. Страница 5
— А каких? — спросил Петька.
— Разных, — ответил он и, зевая, широко раскрыл рот.
Зевал Длинный Перекур долго и протяжно, мычал и стонал. А когда закончил зевок, то так страшно и громко гавкнул, что Петька от испуга прыгнул в сторону и упал.
Длинный Перекур захлебнулся от смеха. От папиросы посыпались искры, а из ушей и глаз повалил дым. Петька тоже засмеялся.
— Э-эх, смельчаки, — произнёс Длинный Перекур и опять засмеялся. — На воробьёв вам только охотиться с такой смелостью.
Петька прослушал его изречение и прыснул. Длинный Перекур засмеялся следом за ним.
— Я думал, что крокодил рявкнул, — сказал Петька. — Так страшно, аж коленки подкосились.
— А я смотрю: стоял опёнок — и нет его, лежит уже.
Петька снова прыснул. Длинный Перекур загрохотал опять и замахал руками.
— А Васька тоже боится? — спросил Петька. Длинный Перекур не смог ответить от смеха, но лишь он остановился и перевёл дух, как Петька снова рассмешил его и смешил, пока тот не обессилел.
— Всё, всё, конец, — заявил тот. — Живот надорвётся. Больше у тебя ко мне дел нет, дай мне занятие найти.
— А чего делать? — сказал Петька. — Курить лучше.
— Оно, разумеется, лучше. — Длинный Перекур запыхтел папиросой, зачмокал губами и проглотил весь дым, не выдохнув ни дыминки. Он опять задумался и уставился в землю взглядом.
— Я побегу, — сказал Петька. — На одном месте скучно сидеть.
— Скучно, — подтвердил Длинный Перекур. — Надо и мне куда-то руки девать.
— А куда вы их денете? — спросил Петька.
— В том и беда моя, что не знаю куда. Болтаются, мешают — морока только от них. Если ещё и не курить…
— Правда, какие-то они лишние у вас, — сказал Петька. — Ладно, куда-нибудь побегу. Найдётся мне дело.
— Беги. Тебе хорошо. Ты можешь бегать, а тут вот сиди.
— А мой отец, всегда говорит, что ему рук не хватает, — сказал Петька. — Можно ему отдать лишние. Только потом курить нечем будет.
— Э-эт-то ещё разговаривать! — рявкнул Длинный Перекур и, затягиваясь, выкатил на Петьку глаза.
Петька подхватился и засверкал голыми пятками. Длинный Перекур остался на месте, от прогоревшей папиросы прикурил новую да так и остался при безделии, занимая руки только папиросами.
А дома у Длинного Перекура в дождь проливало крышу, потому что всё некогда было взобраться ему наверх и починить её. На перекуры время убивалось.
Ременная азбука
Когда Светлана Андреевна приехала в Маленки, поселилась в учительском доме, то стала со всеми заводить знакомства, зазывала каждого к себе в гости. Она привезла с собой много книжек. Когда Петька попал к ней и увидел книги, то решил, что много книг бывает у тех людей, которые очень умные.
У Петьки в доме тоже были книги: у Маришки свои медицинские — и немного их ещё накопилось, у отца — агрономские, с сеялками, тракторами, культиваторами и машинами разными.
Петьке тоже покупали книжки, но они все куда-то подевались, будто их ветром сдуло или дождём смыло. И вот, когда Светлана Андреевна впустила Петьку в дом и показала ему самое главное своё богатство, ему тоже захотелось иметь много толстых больших книжек. «Может, тогда, — подумал он, — я буду самым умным человеком в Маленках».
Петька умел бывать и тихим и шустрым. Когда Светлана Андреевна разговаривала с ним, он был тише воды, ниже травы, словно связан крепкими верёвками по рукам и ногам. Но когда она отворачивалась на минутку или выходила из дома, Петька мгновенно шустрел, схватывал с полки книжку и прятал её под рубаху. Уходил он из дома опять тихим, степенным. Светлана Андреевна хвалила его отцу и матери, говорила, что таких примерных мальчишек она встречает впервые, что из него получится настоящий отличник, что она и не надеялась встретить такого воспитанного и стеснительного человека в Маленках и что Петька порадовал её больше всех.
Гость от таких слов краснел, будто кормовая свёкла на срезе, и говорил, что нет, он никакой не тихоня, это она придумала.
Книжки Петька складывал в сарае, куда перебирался спать, как только наступало лето. Он подвесил над постелью кошёлку из-под куриного гнезда и начал наполнять её книжками.
Читать тогда Петька ещё не умел. Знал некоторые буквы, но складывать из них слоги, а из слогов слова было всё некогда и лень. И Петька лишь рассматривал картинки.
Раз от раза полнее становилась кошёлка, и скоро пришлось повесить над кроватью вторую… Теперь можно было начать ждать, когда будешь очень умным, самым умным человеком в Маленках, умнее даже, чем Светлана Андреевна.
Помешал Петьке в этом такой случай.
Однажды утром, когда бывает самый сладкий сон, на него кто-то прыгнул и стал душить. Петька спал, накрывшись с головой одеялом, и поэтому не мог ничего понять. Он попробовал скинуть с себя тяжесть, но не осилил её. От испуга он хотел расплакаться, но потом передумал. Не подавая голоса, тихо выполз из-под одеяла и опрометью выбежал во двор.
На крик выскочил отец. Подумав, что сына испугал какой-то зверь, он схватил палку и кинулся в сарай. Оттуда отец вышел… с кошёлкой в руках.
Петька сразу догадался, в чём дело. На него, значит, свалилась кошёлка с этим бесценным добром, и теперь откроется вся тайна — и ему несдобровать…
Завтракали, как всегда, с шутками. Один Петька дулся, ничего не ел.
Потом все стали собираться по своим делам, кто куда. Отец сказал, что у него на весь день столько работы, что вряд ли и справится с ней.
— А тут ещё одно дело надумал. Хочу сына азбуке поучить!
— Не рано ли? — спросила мать.
— Думаю, что в самую пору, — ответил отец.
Петька обрадовался. Значит, о его проделках отец не догадался.
— Пап, а где учить азбуку будем? — спросил он.
— В сарае, наверное, — ответил отец, — чтобы люди честные не видели нашего ученья.
— А почему?
— Им не нужна эта наука, — сказал отец. — Они прошли её давно. Мы с тобой отстали.
— Пап, а ты на работу не опоздаешь? — спросил Петька.
— Ничего. Ради науки можно!
Отец взял ремешки, из которых хотел плести кнут для коров, связал их метёлочкой.
— Ну, сын, — сказал он. — Пойдём учить азбуку. Поздно, правда, проходить такую науку, но, может быть, ещё запомнится.
— Запомнится, — заверил Петька. — Я смышлёный.
— Смышлёный, — подтвердил отец, — но надо быть ещё смышлёней.
Они вошли в сарай. Отец сел на низкую скамейку, рядом положил метёлку из ремней, а Петьку поставил у своих ног на колени, велел брать из кошёлки по одной книжке и показывать ему. Петька немного насторожился — не вышло бы какого подвоха, — но отец помешал ему пораскинуть умом, спросил:
— Как, сын, учить будем, по одной буковке или сразу слогами?
— Быстрее чтоб, — ответил Петька.
— Буквами дольше. Пойдём по слогам… Скажи мне, что написано на этой толстой книжке? — спросил отец.
Петька взял в руки книгу. Она была такая тяжёлая, что от её тяжести тряслись руки. В надписи он увидел самую знакомую букву.
— «О» тут, пап, «о».
— Да, есть и «о», — подтвердил отец. — Но надо начинать с первых букв. Какие первые буквы?
У Петьки зачесалась спина, покривилось лицо. Он не знал этих букв. Писать он умел одну — из двух палочек, с перекладинкой, а название её забыл.
— Не знаю, пап, — сказал Петька.
— Запомни, — сказал отец. — Это слог «НЕ».
Петька лишь рот раскрыл, чтобы повторить, но вместо нужного слога выкрикнул:
— Ой! Пап, ты чего?
Отец больно стегнул Петьку ременной метёлочкой и поправил:
— Не «ой», а «НЕ». Запомнил, какой это слог?
— Запомнил «НЕ», — быстро ответил Петька, оглянувшись.
— Дальше словами будем учить, — сказал отец и с ударом по тому же, определённому для наказаний, месту назвал следующее слово.