Мастерская пряток - Морозова Вера Александровна. Страница 40

— Ну и дела!.. — протянула Мария. — Вот это конспирация!

— Техника простая — кладут на стол шелк и по его размеру вырезают подкладку из коленкора. Коленкор оставляют на столе и укрывают тщательным образом листовками или брошюрами «возмутительного содержания». Мы, курсистки, их простегиваем, как монашки ватное одеяло. Стежок к стежку. Стежок к стежку. Иглы выбираем потолще, нитки суровые. И стежок к стежку… Работа кропотливая и трудная. Малейшая неосторожность — иглы соскакивают с наперстков и больно ранят пальцы. Но что значит боль, когда нужно для революции?! И опять стегаем, стегаем до тех пор, пока не начинают неметь руки. Стежок к стежку… Стежок к стежку… — Девушка и сейчас была во власти воспоминаний. Пережитые трудности сквозь призму времени доставляли радость.

— Ну потом что?! — Мария хотела знать подробности. Возможно этот способ в условиях подполья применим и в России. Перевозка литературы ее интересовала. Только этим и занималась в последние месяцы. Каждая подробность могла стать драгоценной. Так, крупинка к крупинке, которую находил то один, то другой, и создавалась наука конспирации. В этой науке нет мелочей, все подчинено главному — как уберечь дело от полиции и жандармов, тайное не сделать явным.

— Одну минутку… — Девушка приостановила рассказ и, лукаво улыбаясь, заметила: — Подождите немного, пойду и переоденусь. Ах, как славно, что именно сегодня вы прибыли в наш дом!..

Мария привыкла ничем не выдавать своих чувств. И вопросов лишних задавать не стала, и ждать привыкла. Подошла к попугаю решила его покормить. Попугай ей обрадовался. Поднял перышки на хохолке и начал приглядываться. Вырвал из рук морковь и горбатым клювом начал дробить. Временами резко кричал, свистел и махал крыльями. С жердочек прыгал в кольцо и раскачивался, следя за незнакомкой, стоявшей у клетки. От взмаха крыльев летели мелкие перышки, крупинки конопли. Попугай покрикивал от удовольствия, довольный, что одиночеству наступил конец.

Дверь распахнулась, и вошла девица. Только ее не узнать. Барыня, настоящая барыня, и одета по моде. Туалет придал ей солидность, которая дорого ценилась в подполье. Мария этим качеством дорожила, знала, что не каждый городовой посмеет остановить барыню. Прежде он должен хорошенько подумать.

Девица казалась великолепной. Одета с удивительным щегольством. Шелковая кофта отстрочена складочками, высокий воротничок и кружевное жабо. Юбка затмевала все, что возможно представить. Юбка падала крупными складками. Шелк тяжелый, отливал серебром. Казалось, юбка жила своей жизнью и слабо колыхалась при каждом движении. Юбка в кружевных оборках и воланах. С бантами и букетиками. Не юбка — целое сооружение, которое заставляло дрогнуть не одно девичье сердце. Хотя рассчитана была не на содрогание девичьих сердец, а на удивление жандармов. Такие юбки могли носить только богатые девушки, а не какие-то нигилистки из курсисток, которые бегали по сходкам да крамолой занимались. Благородная барышня, обряженная в такую юбку, внушала почтительный страх жандармам к своей персоне. И букетики фиалок, и алые розы дополняли ее великолепие.

Девица играла ридикюлем, крошечным, из шелкового шнура, назначение которого непонятно, — но умысел был, и не малый. Какую запрещенную литературу можно носить в ридикюле, для которого и наперсток — великая тяжесть?

Но больше всего воображение Марии поразила шляпа. Нет, не шляпа, а клумба из роз и фиалок, из перышек, окрашенных в красный цвет, словно их вырвали из хвоста попугая. Шляпа с широкими полями, скрывавшими лицо. На полях букетик шелковых цветов.

Мария видела такие шляпы в юмористическом журнале и не думала, что они существуют в действительности. Шляпа прикреплялась заколкой к прическе. Прическа сооружалась из длинной косы. И опять не без умысла. Обладательница такой косы не могла быть ни нигилисткой, ни синим чулком. Тем не до красоты, и одеты небрежно. В последнее время девицы эти моду взяли — стриженые и с папиросками. Срамотища одна! Именно в таком виде привыкли встречать жандармы девиц, возвращавшихся после пребывания за границей. В данном случае власти дело имели с модницей, целью ее жизни — наряды и развлечения, а не политика. Нет и нет!.. И нечего модницу терзать на таможне, пугать всякими расспросами о запретном. Не верите? Что ж! Переверните чемодан, кроме парижских журналов, с которых смотрят расчудесные девы (у таможенников от удивления глаза лезли на лоб), ничего-ничегошеньки.

Мария восхищенно причмокнула языком. Всё, всё предусмотрели. Молодцы-то какие! И продумали блестяще!

— Как называется это чудо? — выговорила Мария, потрясенная виденным. — Шляпа?

— Конечно, — ответила девица, которой льстило восхищение Марии, не новичка в конспирации. — Шляпа фасона вороньего гнезда…

— Вороньего гнезда? Ха-ха!.. — закатилась Мария. — Вот так фасон. И действительно — перья, ленты, цветы… Чего только не накручено.

— Принцип один — вороний. Все, что ворона сочтет нужным запрятать в гнездо. Так фасон в подполье окрестили. Только он не без пользы для конспирации. Во-первых, современный и модный. Этой шляпой хорошо прикрывать пучок. В пучке папиросные листки с явками и адресами, с паролями и городами, куда доставлялась литература. Конечно, можно в пучке и печать провезти и крошечное клише. Шляпа фасона вороньего гнезда высоко ценится в подполье. Советую и вам заказать… Фасон можете срисовать из берлинских журналов. — Девица горделиво выпрямилась и, важно покачивая юбкой, прошлась по комнате.

Потом они разложили юбку колокол на столе. Оказалось, что ширина восемь аршин. Сидели и маленькими ножницами аккуратно распарывали стежки. Подрезали суровые нитки и вытаскивали. Вытаскивали осторожно, боясь повредить драгоценные листки со словами свободы и равенства. И о том, что земля должна принадлежать крестьянам, а фабрики — рабочим. И о том, что не должно быть ни бедных, ни богатых. И о том, что не могли от голода умирать дети и быть неграмотным почти все население Российской империи.

В комнату заползала темнота, давно горела лампа. Дремал в клетке попугай, явно присмиревший от соседства с распрекрасной шляпой. А может быть, он вспомнил Африку, где люди его, сильного и вольного, поймали и привезли в Россию, чтобы посадить в клетку?..

На столике — пачка листовок и брошюр. На пол падали изрезанные суровые нитки. И все ниже склонялись головы девушек. Петля… Петля… Листовка… Листовка… Листовка…

Главное в этом деле — не провалить идею.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О КОНСПИРАЦИИ

Из Москвы Мария Петровна возвращалась в Тамбов и всю дорогу не разрешала себе спать — боялась пропустить шпика. Сидела у окна и смотрела на проносившиеся мимо леса и поля, прикрытые вечерней темнотой, на редкие станции и полустанки, на которые падал скупой отсвет газовых фонарей. На перроне станций толкались мужики и бабы, закутанные в шали. Кричали детишки в лоскутных одеяльцах, которых прижимали бабы к груди. Все куда-то торопились, толпились у вагонов и униженно кланялись кондукторам. В кондуктора брали из отставных солдат. С военной выправкой, огромными усищами и непременным свистком на груди. На крестьян они смотрели с пренебрежением.

— Куда, куда лезешь, бестолочь непутевая! — кричал кондуктор, за ним из окна наблюдала Мария. — Тут вагон второго класса. Видишь, он и по цвету желтый, а у тебя билет в третий класс. Бежи в самый конец!

Кондуктор тыкал свернутым флажком куда-то в сторону. Закутанная по самые глаза в теплую шаль женщина благодарно кланялась и прижимала к груди ребенка, боялась его потерять в суматохе. На ремне болталась котомка. К котомке привязан чайник. Билась крышка, и чайник жалобно стонал.

У Марии сжалось сердце — как унижен и забит народ. Вот и эта крестьянка, скромная и миловидная, наверняка подалась в город, чтобы поступить в прислуги. Взяла нехитрые пожитки и заколотила развалившийся домишко. Ушла, чтобы спасти от голодной смерти ребенка. Кондуктор сам недавно оставил деревню, корчит из себя городского и смотрит зверем. Ему одно нужно — выманить последние гроши.